приехали задолго до отправления поезда, и этот разговор Былинкин мог бы начать раньше, но Игорь Константинович говорил, о чем угодно, только не о самом Тихонове. О нем он молчал, а вот сейчас его словно прорвало.
— Семен Владимирович, хочешь обижайся на меня, хочешь нет, но тебе не хватает хорошего пинка. Да, пинка. Новое место, которое ты найдешь, когда тебя выгонят из НИИ, поверь мне, будет намного лучше того, которое ты сейчас занимаешь.
После этих слов Игорь Константинович резко повернулся, заскочил в вагон и пошел на свое место. Однако быстро вернулся.
— Ух, я чертова голова, — выкрикнул он: — Вспомнил, в самый последний момент — а ключи, ключи. На, держи. Посматривай за квартирой, поливай цветы. Да и еще, — Игорь Константинович хитро улыбнулся, — смотри уговор, женщин не водить! Кто тебя знает. Вдруг приведешь, как когда-то вторую какую-нибудь Наташу.
— Ну, зачем же Наташу, — ехидно выдал Семен Владимирович, — Не Наташу — Эльвиру Марковну.
— Не смей! — тут же выдохнул, изменившись в лице Игорь Константинович, — на Эльвире Марковне я чуть было не женился. Ты, ей можешь, только поклонятся. Уж очень она похожа на твою бывшую невесту. Однако мое сердце, сам понимаешь, оно способно биться только в руках моей благоверной Любовь Ивановны. Она меня спасла. В других руках — разорвется на части. — Помолчал, затем добавил: — Ну, ладно я побежал. До свидания! — и тут же заскочил в вагон. Поезд тронулся и стал набирать скорость. Какое-то время Былинкин смотрел вниз, на пол. Ему было стыдно, что он не удержался и много чего не очень хорошего наговорил своему товарищу. Когда Игорь Константинович все-таки осмелился выглянуть в окно, он увидел Тихонова. Тот, улыбаясь, что-то кричал, и махал ему вслед рукой.
— Ну, вот, наверное, до него дошло, — подумал профессор. Вдруг, одумается, бросит свой институт, разваливающуюся льдину и сделает шаг навстречу — новому. Он ведь не раз говорил, что все ушедшие из НИИ на свою судьбу никогда не жаловались. А это означает, что не так уж и плохо там, где нас нет.
Дорога была не дальней. Всего одна ночь. Утром Былинкин должен был сойти. Брат Тихонова — Алексей Владимирович, пообещал его встретить на станции. У него была машина. Игорь Константинович рассчитывал на его помощь.
Забравшись на полку, профессор решил, как следует отдохнуть, однако не тут-то было: в голову лезли всякие мысли.
Он представлял себя работающим в поле. Тема его работы была интересной. К ней Игорь Константинович шел, можно сказать, всю жизнь. Часть ее материалов послужила ему для написания докторской диссертации.
Надоумил его Тихонов. Он первым услышал о взрыве на атомной электростанции в Чернобыле. Катастрофа потрясла тогда друзей. Семен Владимирович, зная, чем занимается Былинкин, поднявшись к нему, еще с порога, едва пожав руку, крикнул:
— Что твориться? Что твориться? Ты, слышал, давай быстрей включай свой телевизор!
Не Тихонов, не Былинкин тогда еще не представляли себе географию трагедии, ее масштаб, однако уже поняли, что ученые не должны оставить без внимания проблему техногенных катастроф.
По устранению последствий, этой людьми сотворенной стихии, тогда были задействованы многие институты и заводы страны.
НИИ Семена Владимировича по заданию министерства разработало, изготовило и испытало в считанные недели механизм, который впоследствии был применен на машине для сбора радиоактивных материалов от поврежденного реактора.
Университет Игоря Константиновича также откликнулся на беду. Былинкин уже на следующий день подготовил ряд предложений. В его длинном сообщении на ученом совете, о большой вине ученых перед человечеством из-за того, что они допустили такую катастрофу, прозвучали и слова о целесообразности изучения искусственно созданной зоны на механизм мутаций.
Ему тогда молодому ученому после прекрасно сделанного доклада было поручено разработать программу. Над ней он, конечно, посидел, постарался — все учел. Она была многосторонней. Себе он взял тему по генетике.
Эта работа позволила Былинкину успешно защитить докторскую диссертацию. Материала было много. Не один он сумел его использовать. Начало ее ознаменовалось тогда поездкой большой группы ученых в зону катастрофы. Все были деятельны. Конечно, для нахождения в радиоактивной зоне использовались новейшие в то время средства защиты. Серьезно пострадавших не было, хотя и не обошлось без забавных случаев. Один, например сотрудник для командировки изготовил себе из листового свинца нижнее белье, другой, узнав о якобы целебных свойствах спирта, взял с собой ящик водки.
Былинкин с улыбкой вспоминал те времена. Сейчас все было иначе. Денег на работу не хватало и в командировки ему чаще приходилось ездить одному: помощники его разбежались. Большая, мощная программа, которую он когда-то разработал, со временем пришла в упадок. Ученый сам по себе ковырялся, что-то делал, публиковал работы.
Хаос — он пришедший с распадом страны, управлял всеми и всем. Лишь его законы были уместны. Однажды почувствовав, что сдает сердце, это было сразу же, после защиты кандидатской — Игорь Константинович в последнее время бодрился, стараясь не слечь — выстоять.
Тогда понятно он перетрудился, надорвал себя. Если Тихонов был в работе упрямым, то Игорь Константинович, просто-напросто одержимым. Эта одержимость его и подвела. Но сейчас во всем он мог винить бардак, беспорядок, людскую алчность. Все ринулись делать деньги. Кто не мог их заработать тот тащил, грабил, но своего достигал. Хороши были все средства. Разве от этого всего в стране у честного добропорядочного человека способно четко и хорошо работать сердце. Нет, конечно, нет. Не прав был когда-то врач, посчитавший, что ему нужно ограждать себя от работы. Как он это сказал: «Вы, теперь молодой человек, должны чаще отдыхать. Нельзя так себя выматывать. Побойтесь бога».
Однако Былинкин отдыхать не собирался. Тем более, сейчас. Только в работе он мог как-то забыться, закрыть глаза на то, что творилось в стране.
Газеты, журналы, телевизор и все другое, что могло источать из себя информацию, для него несло один лишь вред. Ее негатив — сердце принять было не в состоянии. Особенно вредны были разглагольствования последних лет. Они пугали результатами, проводимых в стране реформ. Страна от них вымирала, сокращаясь, как шагреневая кожа — в год на миллион человек. За десяток лет потеряла не один город.
Поезд шел почти без задержек. За окном мелькали дома, деревья, длиннющие гаражи, железнодорожные платформы. Станций, на которых останавливался поезд, было не много, так как это было Подмосковье, и здесь часто ходили электрички. Первая остановка была в Обнинске, затем в Мало-Ярославце. Еще Былинкину запомнились Сухиничи, там по платформе ходили торговцы и продавали игрушки: огромных мягких слонов, обезьян, медведей — словом сплошной зоопарк. Далее проследить Игорь Константинович уже
