не мог, впал в состояние полусна, хотя голова и работала.
Друг Семена Владимировича был поздним ребенком, единственным в семье. То, что его судьба сложилась именно так, он во многом был обязан матери. Она, когда он поступил в институт и стал учиться на биолога, стала видеть в нем почему-то учителя. Умерла она, когда он еще учился.
Отец, решил, что Игорек должен выполнить желание матери. И когда Былинкин, уволившись с завода, вдруг захотел устроиться на пищевой комбинат, тут же воспрепятствовал. Игорю Константиновичу пришлось пойти работать в свою школу. Правда, поработал в школе он не долго. Но там в ней Былинкин многому научился. Уже в университете молодой преподаватель — аспирант, встав перед аудиторией, знал, как объяснять материал студентам.
Однажды Былинкин поделился перед Тихоновым, как готовит тему.
— Я, еще в школе уразумел для себя, что сложный материал, — сказал он другу, — должен обязательно подвергаться переработке. Язык необходимо сделать простым и понятным для слушателя. Он, ни в коем случае, не должен изобиловать всевозможными выкрутасами.
Подготовка у Игоря Константиновича занимала не мало времени. Он подолгу сидел над бумагами. Выбирая из лекции наиболее трудные для понимания места, формулировал их и зачитывал вначале отцу, затем после женитьбы — жене. Стоило Любовь Ивановне сказать:
— Ой, как просто. — Игорь Константинович радовался — успех был обеспечен.
Возможно, откровения Игоря Константиновича и оттолкнули когда-то Семена Владимировича от должности преподавателя.
Перед Былинкиным представало то лицо Тихонова, то — Любовь Ивановны. Он что-то им говорил. Порой оправдывался. Как-то внезапно появился Григорий. Парень бегал за ним по пятам и спрашивал:
— Дядя Игорь! Дядя Игорь, а как вы считаете? — А он отвечал: — Какой я тебе дядя Игорь! Я твой… — и не досказав фразы неожиданно проснулся. Попытался понять кто он Григорию и не успев сообразить снова впал в забытье.
Утром, когда поезд уже прибывал к конечной станции, Былинкин вдруг ощутил тяжесть, у него на груди лежала Эльвира Марковна, он от удивления вытаращил глаза. Нет, это была молодая светловолосая девушка, вначале она показалась незнакомой, после он в ней признал Наташу. Девушка что-то громко говорила и плакала. Все было как раньше много лет назад.
— Нет! — подумал Былинкин, — она меня не любила. Она всегда мечтала о Семене.
— Станция! Подъезжаем! — кричал проводник, бегая по вагону. — Вставайте. Никто не хочет. Вот разоспались. Что же мне с вами делать?
Лишь Игорь Константинович от крика проводника отчего-то довольно быстро подхватился, и долгое время сидел молча, приходил в себя. В голове у него был сплошной ералаш.
Алексей Владимирович был не один. С ним приехал Григорий. Он оказался необходимым лишь для погрузки, разгрузки вещей, и еще для соблюдения приличия.
Найти среди встречающих брата Семена Владимировича Игорю Константиновичу не представило труда. Сходство Тихоновых было ошеломляющим, ошибки произойти не могло.
Игорь Константинович выбрался из вагона и, бросив взгляд на Алексея Владимировича, с удивлением воскликнул:
— Да я как будто и не уезжал. Провожал меня Семен Владимирович. Встречает снова он, — и подал руку.
— Да нет! Я, Алексей Владимирович! Что, очень похож на Семена?
— Не то слово! Не знаю, как вас не путает Григорий? — задал вопрос Былинкин, похлопав парня по плечу.
— А у дяди Алеши усы. Я по ним ориентируюсь.
— Хорошо, — ответил Игорь Константинович, — я тоже буду также поступать.
Алексей Владимирович был, как и его старший брат среднего роста, широкоплеч, устойчиво стоял на ногах. Голову его, как и Семена украшали густые уже начавшие седеть темные волосы, у него был большой открытый лоб, серые глаза, правильный аккуратный нос.
Осмотрев Алексея Владимировича, Былинкин подумал, а ведь он, как и Семен в юности был красив, возможно, таким же был отец Григория. Не зря за ними бегала Наташа. В меня она влюбиться не могла. Это я, как дурак, увлекся ею. Чуть было не наделал глупостей. Хорошо, что она меня отвергла. Как бы я тогда смотрел на друга. Хуже Иуды был бы.
Позже, когда Игорь Константинович познакомился с Алексеем Владимировичем поближе, он определил, что тот в отличие от Семена проще. У него не было высоких требований к миру, который его окружал. В отличие от Семена, стремящегося и упрямо карабкающегося вверх, Алексей довольствовался малым, отсюда и жилось ему легче.
У Алексея Владимировича был «Жигуленок». Увидев его, Игорь Константинович сказал:
— Знакомая модель — «копейка». У меня тоже была, но я ее продал, и приобрел другую. Сейчас езжу на «пятерке».
Машину загрузили под завязку.
— Да, не знаю, как она выдержит. «Копеечке» моей уже почти двадцать лет. Сильно не гоняю. Порой еду в ней и кажется, что отталкиваюсь от земли ногами.
— Выдержит! — сказал профессор, — вещи у меня хотя и громоздкие, но — легкие.
Всю дорогу Игорь Константинович с Алексеем Владимировичем говорили о машинах, Григорий в разговоре почти не участвовал. Он, пригодился, когда брат Семена Владимировича, подбросив Былинкина до дома своих родителей, был вынужден уехать по работе.
— Мне, — сказал Алексей Владимирович, как только его «Жигуленок» был разгружен, — нужно на почту. Раньше в селе было большое отделение — пятнадцать человек еле справлялись, сейчас и шестеро — много. Обороты не те: приходиться кроме пенсий, редких писем, кое-каких газет и журналов разносить еще и стиральный порошок, соль, тетради, одним словом, всякую всячину. Ну, ладно я поеду! — и он, попрощавшись, оставил Игоря Константиновича на Григория.
Парень познакомил профессора со своей бабушкой Надеждой Сергеевной и дедушкой Владимиром Ивановичем, которые вышли из дома едва заслышали шум машины. Затем он вместе с Игорем Константиновичем заносил вещи вначале во двор, затем уже в дом. Им помогал Владимир Иванович. Надежда Сергеевна, поприветствовав гостя, побежала готовить стол. Было время завтрака.
После небольшого отдыха в доме Владимир Иванович и Григорий повели Игоря Константиновича в летнюю кухню. Она находилась в маленьком бревенчатом домике, который особняком стоял в зелени яблоневых деревьев и слив.
Летом завтракали, обедали и ужинали только в нем. Там же Надежда Сергеевна готовила пищу.
Домик Былинкину понравился. Он был крепким, не то, что у него на даче, в таком можно было жить даже зимой. Заметив, с каким интересом, его рассматривает гость, Владимир Иванович не выдержал и похвалился:
— Сам сложил. Стены сделал из сосновых бревен. Лес рядом. Правда, для крыши я взял старое железо. Пока ничего, лет десять стоит не протекает. Заходите, увидите, как там внутри, — и хозяин, открыл перед гостем дверь.
Комната оказалась просторной и светлой. В ней стояла печь, кровать, которая использовалась как
