— Я… Нет, нет, Низмат-бабу, я не Вишну! Я простой смертный человек, такой же, как и ты. Я умею только летать. Меня сделали таким без моей воли. Ты же знаешь, что люди летают на аэропланах, и ты не считаешь их богами. Летают и мухи, и стрекозы, и птицы…
Но Ариэль видел, что старик не верит ему, не верит потому, что не хочет отказаться от своей радости видеть божество. Быть может, и не нужно отнимать от старика эту радость.
— Ну, хорошо! Считай меня за кого хочешь, но относись ко мне как к простому человеку. Я приказываю тебе это! Садись рядом и ешь со мной. Пусть ест и Лолита. И расскажи мне, как ты живешь.
— Да будет воля твоя! — ответил старик. — Садись, Лолита, — приказал он внучке. — Ешь, и да возвеселится сердце твое!
И Низмат начал рассказывать о себе.
Он принадлежал к последним из париев. Двери храмов были закрыты для него. Он не мог брать воду из общественных колодцев. Должен был сходить с дороги, хотя бы в грязь и болото, на много шагов при встрече с людьми высшей касты или высшей ступени своей касты, чтобы не осквернить их своим дыханием, даже взглядом. Он всю жизнь голодал со своей семьей. Его старший сын, радость очей его и утешение старости, заболел, когда ему исполнилось двадцать лет. Жена позвала знахаря, и колдун всю ночь прижигал больного раскаленным железом и читал заклинания. Но злой дух, вселившийся в сына, был сильнее, и к утру сын умер. Такова воля бога. От холеры, лихорадок, голода умерли жена, второй сын, его жена и дети. Осталась одна внучка-Лолита. Умер и ее муж.
— Лолита вдова? — с удивлением спросил Ариэль. — Сколько же ей лет?
— Скоро будет пятнадцать. Она вдовеет уже три года.
— Но почему же Лолита не носит белой вдовьей одежды? Почему не сняты ее волосы? Почему на ней стеклянные запястья? Почему родственники мужа не разбили их? — спросил Шарад, который больше Ариэля знал обычаи страны.
— Мы слишком бедны для соблюдения всех обрядов и обычаев, да у покойного мужа Лолиты и не было родственников, — ответил Низмат. — Сосед Ишвар любит Лолиту, — при этих словах девушка опустила глаза и покраснела, — и готов жениться на ней. Но его мать не соглашается на то, чтобы ее сын женился на вдове, как это теперь иногда делают люди, забывающие старые законы. Слепая помнит еще то время, когда вдов сжигали живыми с трупами умерших мужей. Ее самое должны были сжечь, но сагибы не позволили. Но старуха твердо держится старого закона: вдовы не должны вторично выходить замуж. Оттого в нашей стране так много вдов, — вздохнул Низмат. — И род мой угаснет.
Ариэль задумался. Обо всем этом не приходилось слышать в Дандарате. Ариэлю хотелось спросить, а любит ли Лолита Ишвара, но он удержался. Боялся ли он еще больше смутить Лолиту, или же услышать из ее уст утвердительный ответ?..
Чтобы перевести разговор на другую тему, он спросил:
— А какие это развалины?
— Когда-то здесь находилась фабрика индиго, — ответил Низмат. — Ее хозяин, сагиб, человек жестокий, умел превращать в синее индиго кровь своих рабочих. Он одарил местного раджу Раджкумара, и раджа отнял у нас, крестьян, землю и передал сагибу. Лишенные земли крестьяне, чтобы не умереть от голода, принуждены были работать на фабрике, позабыв о кастовых различиях. Я тоже работал на ней. Несколько мусульман, крестьян соседней деревни, тоже лишенных земли, потребовали возвращения отнятых полей, которые засевались под индиго. Фабрикант-сагиб принимал на работу не только мужчин, но и женщин, и стариков, и детей от семи лет. Рабочие умирали. Умер и сам сагиб. Одни говорят — от лихорадки, другие — от укуса змеи, ходили и такие слухи, что его удушил один мусульманин. Из населения трех деревень остались в живых только я с внучкой да слепая Тара с сыном Ишваром. Пришлые рабочие разошлись. Фабрика развалилась. Теперь кустарники и цветы все больше покрывают развалины. Мать-природа залечивает раны, нанесенные земле. Когда сагиб умер, — продолжал Низмат, — раджа объявил, что возвращает нам землю в аренду. Надо же ему иметь хоть какой-нибудь доход: земли стало много, а крестьян — всего две семьи. Но Тара и я могли взять только маленькие клочки, хотя аренда была и не велика… Если бы объединить наши хозяйства, зажить одной семьей…
Он замолчал. Молчал и Ариэль. Шарад доедал последнюю лепешку. Лолита из-под опущенных век смотрела на Ариэля. Он чувствовал ее взгляд, и это волновало его.
Глава четырнадцатая
И БОГИ МОГУТ ЗАВИДОВАТЬ ЛЮДЯМ
Ариэль и Шарад отдыхали после перенесенных волнений. Низмат и Лолита ухаживали за ними; на Ариэля они чуть не молились, Шарад уже называл Лолиту сестрою — диди. К нему скоро вернулась детская жизнерадостность. Низмат полюбил его, как сына, «дарованного ему небом», Лолита баловала, как младшего брата. Шарад нашел семью.
Ариэль задумался о судьбе Шарада и о своей собственной судьбе. Среди этих простых любящих людей он чувствовал бы себя совсем хорошо, если бы к нему относились, как к Шараду. Излишняя почтительность, которая граничила с обожанием и религиозным поклонением, очень стесняла и смущала его. Каждое утро Лолита, склоняясь до земли, подносила ему венки и гирлянды, словно жертвоприношения. Он читал в глазах вдовы-подростка, как в открытой книге: почтение, смешанное с долей страха, — вот что было в ее душе. В этих больших темно-карих глазах с длинными загнутыми черными ресницами он хотел бы видеть более простые, дружеские чувства. Ариэль пытался шутить с нею, показывая всем своим видом и поведением, что он обыкновенный человек, но лицо Лолиты оставалось серьезным, строгим, почтительным, и это огорчало Ариэля.
Он уходил в лес, забирался куда-нибудь в чащу, ложился на траву и думал.
Как странно и печально сложилась его судьба! Он не знал родителей, не видел ни любви, ни дружбы, ни ласки, не имел настоящего детства, ничему не учился, кроме нескольких языков, зубрежки текстов священных книг. И вдруг его сделали летающим человеком. Он может летать свободнее и легче, чем птица! Разве это не прекрасно? Разве об этом не мечтают люди? Не видят себя летающими во сне? Не эти ли мечты и сновидения породили аэропланы, дирижабли? Да, стать летающим человеком было бы очень хорошо, если бы это не отделяло его от людей. Что ждало его в Дандарате? И Пирс и Броунлоу по-прежнему заставляли бы его исполнять их волю, обходились бы с ним как с охотничьим соколом, показывали бы его людям как чудо природы. Здесь простые люди — Низмат, Лолита — принимают его за божество. Да и только ли Низмат и Лолита? А Шарад?.. Быть может, и остальные люди будут так же относиться к нему? Разве он не обладает свойством, которое должно казаться людям сверхчеловеческим, сверхъестественным? Примириться с ролью божества? Но это значит обречь себя на великое одиночество и скуку… Лолита, такая милая, нежная женщина-полуребенок, всегда будет смотреть на него снизу вверх, как на недосягаемое существо. Быть может, он и нравится ей, но Лолита, наверное, сочла бы святотатственною мысль о том, чтобы между ними могли быть иные отношения, кроме «божеского» покровительства с его стороны и преклонения — с ее.
