– Чтобы помочь тебе.
– Ты и отсюда можешь поддерживать связь со мной. Не надо напрасно рисковать.
Бордмен задумчиво почесал подбородок.
– Я решил идти, чтобы уменьшить риск до минимума, – сообщил он.
– Как это?
– Если возникнут какие-нибудь трудности, я должен буду поспешить тебе на помощь. И лучше я буду ждать в зоне F, чем продираться к центру через самую опасную часть лабиринта. Понимаешь? Из зоны F я смогу добраться до тебя быстрее и сравнительно безопаснее.
– А какие у нас, у меня, могут возникнуть трудности?
– Упрямство Мюллера. Нет никакой причины и резона ему сотрудничать с нами. Он не тот человек, с которым можно легко договориться. Я помню, каким он вернулся с Беты Гидры IV. Он не давал нам покоя. Собственно, и до этого он никогда не был особенно уравновешенным, но после возвращения стал просто невыносимым, бушевал, как вулкан. Я не осуждаю его за это, Нед. Он имел право быть злым на весь мир. Но он доставлял слишком много хлопот. Как дурной знак, который приносит несчастье. Тебе придется немало помучиться с ним.
– Ты не пойдешь со мной?
– Исключено. Если Мюллер только узнает, что я здесь, мы ничего не сможем сделать. Ведь это я послал его к гидрянам, не забывай об этом, потому что я в конечном итоге, виноват в том что он стал изгоем и очутился здесь, на Лемносе. Может быть, он даже и убил бы меня, если бы увидел.
Раулинс содрогнулся от этой мысли.
– Нет! Не смог же он до такой степени одичать!
– Ты его не знаешь! Не знаешь, каким он бывает, каким он был. И каким он стал.
– Если Мюллер действительно такой дикий и невменяемый, то смогу ли я добиться его доверия?
– Пойдешь к нему. Искренне, открыто, можешь не притворяться. У тебя от природы невинная физиономия. Скажешь что прибыл сюда с археологической экспедицией. Постарайся не проболтаться, что мы знаем о нем. Случайно обнаружили, когда на него наткнулся наш робот… А ты его узнал, вспомнил, как он дружил с твоим отцом.
– Я должен упомянуть об отце?
– Обязательно. Представишься, чтобы он знал, кто ты. Это единственный способ. Скажешь, что твой отец умер, что это твоя первая космическая экспедиция. Разбудишь в нем сочувствие, Нед. Надо, чтобы он стал относиться к тебе по-отцовски.
Раулинс покачал головой.
– Не злись на меня, Чарли, но я должен сознаться, что все это мне совсем не нравится. Это ложь.
– Ложь? – глаза Бордмена запылали. – Ложь то, что ты сын своего отца? И то, что это твоя первая экспедиция?
– Но я не археолог.
Бордмен пожал плечами.
– Так ты хочешь ему сказать, что прибыл сюда на поиски Ричарда Мюллера? И надеешься, что он будет тебе доверять? Подумай о нашей цели, Нед.
– Хорошо. Цель оправдывает средства, я знаю.
– Ты действительно в это веришь?
– Мы прилетели сюда, чтобы уговорить Мюллера сотрудничать с нами, ибо нам кажется, что только он может спасти нас от страшной опасности, которая нам грозит, – сказал Раулинс бесцветным голосом. – Поэтому мы должны применить все способы, которые окажутся необходимыми для того, чтобы вынудить его сотрудничать с нами.
– Вот именно. И не надо так глупо улыбаться, когда ты об этом говоришь.
– Прости, Чарли, но обманывать Мюллера мне совсем не хочется.
– Он нам необходим.
– Да, но человек столько выстрадавший…
– Он нам необходим.
– Ну, хорошо, Чарли.
– Ты тоже нам необходим… Сам я, увы, не могу этого сделать. Если бы он увидел меня, то наверняка бы прикончил. В его глазах я должен быть чудовищем, как, впрочем, и все, кто имел отношение к этому делу. Но ты – совсем другое дело. Тебе он поверит. Ты молодой. Сын его друга. И выглядишь дьявольски доброжелательно. Ты сможешь найти подход к нему.
– Лгать, чтобы внушить беспочвенные надежды.
Бордмен с трудом смог овладеть собой.
– Прекрати, Нед.
– Ну, говори дальше, что я должен буду делать после того, как сообщу, кто я?
– Постарайся с ним подружиться. Не спеши. Пусть он почувствует, что ты ему нужен. Что ему необходимо общение с тобой.
– Но если мне будет плохо рядом с ним?
– Попробуй это скрыть от него. Эта самая трудная часть твоего задания, я вполне отдаю себе в этом отчет.
– Самое трудное – это ложь, Чарли!
– Ну это твое дело. Во всяком случае, покажи, что хорошо переносишь его общество. Дай ему понять, что тратишь на него время, предназначенное для научной работы, и что эти бездельники и негодяи – руководители экспедиции
– не хотят, чтобы ты имел с ним что-либо общее. Но ты его любишь, и пусть они в это не вмешиваются. Рассказывай ему как можно больше о себе, болтай и болтай, тем больше ты произведешь впечатление наивного…
– А надо ли говорить о той враждебной галактике?
– Невзначай. Время от времени упоминай о них, вводи его в курс событий. Но не слишком много. Во всяком случае, не говори ему о той угрозе, которую они для нас представляют. И, главное, не проболтайся, что мы в нем нуждаемся, понимаешь? Если он поймет, что мы хотим его использовать, то всему делу конец.
– Но как же я смогу уговорить его выйти из лабиринта, если не объясню, почему мы хотим, чтобы он вышел?
– Об этом мы еще не думали. Но я дам тебе указания потом, когда ты обретешь его доверие.
– Я знаю, что ты хочешь этим сказать, – задохнулся Раулинс. – Ты хочешь вложить в мои уста такую отвратительную ложь, что сейчас даже не решаешься об этом говорить. Боишься, что я сразу же откажусь от всего этого дела. Извини, но почему мы должны вытягивать его оттуда хитростью? Почему нельзя ему попросту сказать, что человечество нуждается в нем?
– Ты думаешь, это будет более нравственно?
– Как-то чище. Меня тошнит от этих интриг. С большим удовольствием я вытащил бы его отсюда силой. Может, попробуем, а? У нас хватит сил и людей для этого?
– Вряд ли, – сказал Бордмен. – Мы не сможем взять его силой, в том-то, собственно, и вся соль. Слишком уж это опасно. Он может покончить с собой, если мы попытаемся его похитить.
– А парализующий выстрел, – подсказал Раулинс. – Я даже сам смог бы в него выстрелить. Нужно только подобраться к нему поближе, а потом, когда он уснет, вынести из лабиринта. Когда же он проснется, мы объясним ему…
Бордмен покачал головой.
– Нет. Для того чтобы изучить этот лабиринт, у него было девять лет. Мы не знаем, каким штучкам он научился здесь, и какие ловушки расставил для нас. Пока он там, я не рискну предпринять какую-либо активную акцию против него. Этот человек слишком ценен. Насколько известно, Мюллер запрограммировал взрыв всего этого города-лабиринта, если кто-нибудь попробует поступить с ним дурно. Он должен добровольно выйти отсюда, Нед, или нам остается только выманить его ложью и обещаниями. Я знаю, что это дурно пахнет, но вся Вселенная временами смердит. Разве ты всего этого до сих пор не понял?
