Мисс Беверли Уорд лежала грудью на своем рабочем столе. Один глаз у нее вытек, потому что в него угодила пуля. В крепко сжатом кулаке погибшей нашли смятый клочок бумаги с отпечатанными на нем группами цифр и одной уцелевшей надписью – «суппорт тормозной левый передний».
– Проклятье! – воскликнул Сарториус. – Ну зачем она… Ну зачем! Ну просили же ее!..
Вик хмуро уставился на федерала, потом на мертвую мисс Уорд. Покачал головой и ничего не сказал. Поглядел в сторону книжной полки, где между томами обычного формата прятался маленький красный Сэлинджер, – и опять промолчал.
Повернулся к Лоре и совсем не по-служебному взял ее за руку.
– Наше дежурство кончилось вчера, – сказал Вик. – Тут ребята без нас разберутся. Отвези меня домой, пожалуйста.
Сарториус догнал их уже на улице.
– Постойте, постойте! Секунду! Об этой моей вспышке эмоций наверху – никому ни слова, прошу вас. Вы ничего не слышали. Вы ничего не знаете про мисс Уорд.
– Крутая была тетка, – буркнул Вик. – Из тех еще Уордов, ну, ты понял. У нас ее весь город звал Беверли-С-Яйцами.
– Уважали ее, – добавила Лора. – Ну, в известном смысле.
– Вот-вот! Как здорово, друзья, что вы такие понятливые. А теперь одна вещь тоже, так сказать, не для протокола, но вы имеете право знать. Виктор, вы не поверите. Похоже, это действительно «Загадка женственности»! Ну, вы поняли.
Лора негромко хмыкнула и крепче сжала руку напарника.
– Какими же надо быть дебилами, – с наслаждением произнес Вик, – чтобы за вас всю работу сделал один-единственный несчастный псих!
– На себя посмотрите, – надулся Сарториус и ушел, не прощаясь.
Вик повернулся к Лоре.
– Не могу больше, – сказал он. – Мне надоело это сумасшествие вокруг, в котором я участвую. Слушай, напарник… Я нажрался кофе и ничего не соображаю, и несу чепуху, но, по-моему, так жить нельзя. Это неправильно. Самое время, как говорила покойная, совершить поступок.
– Да-да, я уже везу тебя домой.
– Я про другое.
– Вик, остановись. Это безумное дело Кеслера – такой удар по психике и для тебя, и для меня тоже, я все понимаю…
– Я мужчина, ты женщина, – заявил Рейнхарт. – Какого черта мы который год работаем вместе и притворяемся, будто ничего больше друг от друга не хотим?
– Уговорил. Отвезу домой и приготовлю тебе поесть. Не ляжешь спать голодным.
– Я же люблю тебя! – выпалил Рейнхарт.
– Нам же тогда не дадут работать вместе… – пробормотала Лора.
Стелла – теперь ее звали Мелиссой, – сидела за рулем женского такси и ждала пассажирку. Она запарковалась на обочине загородной дороги, среди десятка машин с дипломатическими номерами.
В зеркало Стелле был виден неприметный автомобиль, в котором сидели двое. Нужно быть полным идиотом, чтобы не признать агентов секретной службы Ее Величества.
Стеллу все происходящее забавляло, только нос болел. Сначала его сломала эта сука Уорд своим железным кулаком, потом он выдержал пластическую операцию – геройский нос, но пора бы ему перестать ныть. И пора бы нашим расфуфыренным климактеричкам заканчивать трепаться. Все знают, что они старые подруги, но мало ли…
У советских посольских в Лондоне это называется «съездить на горку». Тут действительно чудесный солнечный пригорок, где по выходным расставляют складные столы и устраивают пикник. Иногда подъезжают гости – поболтать. Не часто, но случается. Вот и сейчас чуть в стороне от общего веселья устроились на травке две дамы неопределенного возраста.
– Не думаю, что ты поступаешь разумно, таская за собой эту авантюристку, – говорила супруга второго секретаря.
– Да ее теперь не узнать, – возразила знаменитая некогда журналистка, чье время давно прошло. – Никакого риска. А девка – огонь.
– Да-да, огнем все и кончилось в Джефферсоне… – русская неодобрительно покачала головой. – Тебе не кажется, что вы там немного… Перестарались?
– У девочки не было выхода. И потом, она не стратег, она – чистильщик. Подчищает за другими, если ты понимаешь, о чем я. Ее винить просто не в чем. Она сидела там на случай, если все пойдет наперекосяк.
– Там все было неправильно с самого начала, – сказала русская. – Нельзя рисковать, когда проводишь в жизнь план, рассчитанный на десятилетия. Нельзя увлекаться побочными задачами в ущерб главной.
– Скажи это своим, – парировала гостья. – Они давили на нас. Им нужны военные секреты, видишь ли. Что мы могли?.. Они угрожали срезать финансирование.
– Обещаю, это не повторится, – сказала русская. – И денег будет очень много. Есть принципиальное решение. К нему давно шли, но провал в Джефферсоне ускорил дело. Теперь никакого мелкого шпионажа. Мы разворачивали американскую сеть с большим запасом, с расчетом на серьезную задачу, и вот, время настало. Все силы и все деньги – на главную цель. С этого дня ваши люди в Америке должны твердо знать, что их миссия – последовательно, эпизод за эпизодом готовить великую постановку, равной которой не было и не будет…
Голос русской вдруг зазвенел.
– Это самая грандиозная трагедия в истории. Трагедия гибели целого народа, который познает участь Содома, ибо сам ее выбрал. Семена, посеянные сейчас, взойдут только к концу века, а настоящие плоды дадут уже в следующем. И тогда содрогнется целый континент. Я верю, мы доживем, мы увидим это – нашу победу. Но ради победы нужно сегодня расчетливо и продуманно вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы нравственности. Расшатывать поколение за поколением. Браться за людей с детских лет и разлагать, развращать, растлевать их… Мы в таком положении, когда победить военной силой – значит проиграть. Но есть сила не менее эффективная, чем все бомбы и ракеты. Сила предательства людьми самих себя, своей человеческой сущности. Сила извращения. Мы расколем страну по половому признаку, натравим женщин на мужчин. Заставим мужчин бояться открыть дверь перед женщиной. Заставим мужчин стыдиться того, что они мужчины. Раз Америка так уязвима с этой стороны – что ж, значит, она выбрала свою судьбу. Через полвека это будет нация педерастов. Через сто лет от этой нации не останется и воспоминания.
– Тебе бы книжки писать, – сказала гостья.
Русская бросила на нее короткий прищуренный взгляд и едва заметно улыбнулась.
В машине Стелла осторожно погладила нос кончиком пальца.
Бедный мой маленькиий носик, подумала она.
Бедный маленький носик.
Хотя могло быть и хуже. Поймала бы пулю от малахольного Джонни – и с концами… Да нет, никогда. Только не от Джонни. Парень отлично знал, в кого можно стрелять, а в кого нельзя. Поэтому я глупо и непрофессионально металась под огнем, повинуясь дурному бабскому инстинкту. Чувствовала: мне бояться нечего. Ведь смешной туповатый Джонни, что бы о нем ни думали все остальные, был в глубине души настоящий мужчина.
