— Верно. Только помни, не попадись.
Глауен спустился по лестнице и вышел в ночь. Не чувствуя под собой ног, он прибежал к дому Ведеров; затем, сделав по лугу большой круг, приблизился к розовому саду. Он прошел между двумя мраморными урнами, бледными в ночном свете, и прокрался в тень ивовых ветвей. Справа и слева от него стояли ряды статуй, между которыми были разбиты клумбы с розами. За ними маячили темные башни и ярусы, эркеры и балконы дома Ведеров.
Глауен направился вдоль центральной аллеи к дальним ступенькам. Он остановился и прислушался, но вокруг стояла тишина. В воздухе висел аромат белых роз; с этого момента аромат роз всю жизнь будет напоминать ему об этой ночи. В саду были только он да статуи. Он тихо подошел к месту встречи. Сессили еще не подошла. Он сел в тени на скамейку и приготовился ждать.
Время шло. Глауен сидел и смотрел на звезды, многие из которых он мог назвать. Он нашел созвездие, известное под названием Лютня Эндемиона. В самом его центре в мощный телескоп можно было бы разглядеть Старое Солнце… Он услышал слабый шорох. Прозвучал тихий голос:
— Глауен? Ты здесь?
Глауен вышел из тени.
— Я здесь, около скамейки.
Сессили издала тихий невнятный звук и побежала к нему навстречу; они встретились и обнялись. Упоение! Над головами поток звезд Хлыста Мирсеи несется в космос, вокруг аромат роз и мраморные статуи в свете звезд.
— Пошли, — сказала Сессили. — Пойдем вон туда к деревьям, там можно найти, где посидеть.
Она подвела его к открытой беседке, колонны которой были увиты виноградом. Они сели на скамейку, которая тянулась на половину внутреннего периметра беседки. Шли минуты. Сессили заерзала и подняла глаза.
— Ты такой молчаливый.
— Мне пришли в голову очень странные мысли.
— Какие же? Расскажи мне!
— Это трудно описать; это скорее даже настроение, чем обычные мысли.
— А ты все-таки попробуй.
— Я посмотрел на небо и звезды, — заговорил он, — и почувствовал, как на меня внезапно нашло какое-то откровение, как будто я ощутил всю галактику. В то же самое время я почувствовал миллионы и миллиарды людей, рассеянных по звездам. Их жизни, а может быть, сами люди, казалось, начали издавать какие-то негромкие звуки, настоящую тихую музыку. Какое-то мгновение я чувствовал эту музыку и понимал ее значение, потом я посмотрел на звезды, и в это время ты спросила меня, почему я такой молчаливый.
Немного подумав, Сессили сказала:
— Такие мысли наводят на меня грусть. Я предпочитаю считать, что мир начался вместе с моим рождением и останется таким без изменения навечно.
— Очень странная вселенная.
— Какая разница? Меня это вполне устраивает, а ее механизм меня совершенно не интересует, — она повернулась лицом к Глауену. — Я не хочу, чтобы ты забивал себе голову странными мыслями или слушал таинственную музыку. Это отвлекает твое внимание от меня. Я намного интереснее, чем звезды… я так думаю.
— Я в этом не сомневаюсь.
На восточной стороне неба красное зарево объявило о приближении двух других звезд этой системы — Песни и Лорки. Они наблюдали, как сначала Песня, а потом и Лорка поднялись на горизонте. Песня была похожа на бледную оранжевую луну, а Лорка — очень яркая звезда, сверкающая всеми цветами радуги.
— Я не могу долго оставаться, — сказала Сессили. — Собрание комитета происходит в нашем доме, и там же присутствует твоя двоюродная тетка Спанчетта. Они с мамой все время ссорятся, поэтому собрание закончится довольно рано.
— А что это за комитет?
— Они обсуждают программу Парильи. В этом году представлений в «Орфее» будет меньше, и как раз сейчас они разбираются с мастером Флорестом, а это непросто, ведь он может быть очень упрямым. Мечта его жизни — построить новый «Орфей» как раз напротив Лицея, и каждый сол из его турне во внешний мир идет в фонд этого проекта.
— Ты уже сказала ему, что уходишь из труппы?
— Еще нет. Но его это не волнует. Он ожидал этого. Он всегда просто приспосабливает свой материал под те таланты, которые у него есть в наличии, поэтому он и имеет такой успех. Во время Парильи у него будут три коротеньких представления, и я участвую в каждом из них: музыкальные спектакли в Верд и в Милден и драматический спектакль вечером в Смоллен, где я буду бабочкой с четырьмя крыльями. Мне бы очень хотелось самой сделать свой костюм из крыльев настоящих бабочек.
— Пожалуй, это будет непросто.
— Если ты мне поможешь, то не так уж и сложно. Ведь у тебя есть разрешение на полеты?
Глауен кивнул головой.
— Чилк досрочно подписал мне допуск на прошлой неделе. Я уже свободен от всех учебных полетов.
— Тогда мы можем слетать на луга Мароли и набрать там крыльев бабочек.
— А почему бы и нет, если, конечно, твоя мама одобрит эту идею, в чем я очень сомневаюсь.
— Я тоже в этом сомневаюсь… если я попрошу у нее разрешение заранее. Поэтому, если она меня об этом спросит, то я расскажу ей, когда мы уже вернемся. Думаю, наступило время завоевать себе хоть какую-то независимость? Правда, совсем небольшую, я бы еще хотела какое-то время оставаться маленькой девочкой… Ну, я пойду, пока мама не хватилась меня. У нее свое понятие о независимости.
— Когда ты хочешь съездить на луга Мароли? Мне надо будет узнать об этом за один или два дня.
— Через неделю после следующего Инга начнутся школьные каникулы. Клуб Каллиопы планирует пикник с купаньем на озере у Голубой горы. Может быть, мы вместо этого пикника устроим свой собственный?
— Отлично. Я попрошу Чилка приберечь мне флаер.
Сессили поежилась.
— Не хочется уходить, но надо. А ты осторожней возвращайся домой! Не оступись и не сломай себе что-нибудь. И не дай унести себя какой-нибудь большой ночной птице!
— Я буду осторожен.
7
Чилк давал Глауену летные уроки, и ему не составляло никакого труда забронировать флаер, для того, что в летном журнале будет числиться как «патрульный день кадета».
В назначенное ясное солнечное утро Инга Глауен и Сессили прибыли в аэропорт. Глауен нес плетеную корзинку и длинную ручную сеть, а Сессили несла сумку с провизией.
Чилк указал им на стоящий поблизости флаер.
— Вот ваш Митрикс. Но зачем вам корзина и сеть?
— Мы хотим слетать на луга Мароли за крыльями бабочек, — сказала Сессили. — Мне они нужны для костюма на Парилью. В спектакле я буду играть прекрасную бабочку с четырьмя крыльями.
— Вы непременно такой и будете, — галантно заверил Чилк.
— Только не говорите никому об этом, — предупредила Сессили. — Это должно быть сюрпризом.
— Не беспокойтесь! Я умею держать язык за зубами.
