Мирейн не сразу отвел Вадина в сторону. Казалось, он сам испытывает только удовольствие. - Чародей, - сказал он. - Из Девяти Городов. - Он рассмеялся. - Вот, значит, кто я! Что же мне делать с этим несчастным королевством, как думаешь? - Превратить его в страну ходячих мертвецов. Мирейн сразу помрачнел. - Не смей говорить такое! Вадин замер, испуганный резкой переменой. Губы Мирейна стали серыми, глаза расширились от бешенства. Мало-помалу он успокоился и сказал очень ровно: - Никогда не говори о том, что могло бы быть. Ты хочешь, чтобы тебя услышали и обратили внимание? - А ты сделал бы то, что я сказал? - Богиня - сестра моего отца. Она готова отдать всю свою силу, чтобы заполучить меня, потому что это ранило бы отца в самое сердце. И это... не невозможно... может быть, даже нетрудно... Может быть... может быть... почти легко. Позволить ей... Вадин обхватил Мирейна за плечи и сильно встряхнул. Когда же тот кое-как смог передвигаться, он усадил его в кресло и усердно принялся отпаивать вином, пока мрак не начал рассеиваться. Наконец Мирейн сам схватил чашу и сделал несколько жадных глотков; дышал он с трудом, но глаза его прояснились. - Благодарю, - сказал принц. Вадин поднял было руку, но потом опустил ее. Он выполнил свой долг. Мирейн вздохнул и налил себе вина. Если теперь он и был в состоянии говорить, то опоздал: чистый ясный голос только что начал рассказывать легенду. - Конечно, господа, это было чудо: женщина, белая как кость, с глазами цвета крови... Это был сказочник в пестром тряпье, соответствовавшем его призванию; в руке он держал чашу с вином, а на колене его сидела девушка. Прекрасное темное вино и прекрасная темнокожая девушка. Он сделал паузу, чтобы насладиться и тем и другим. Девушка хихикала; он смачно поцеловал ее и сделал большой глоток вина. - Ай, она была белой, что было и чудесно и ужасно. "Она принадлежит богине", - говорили люди. Родичи держали ее в клетке, похожей на храм, и кормили ее тем, что им жертвовали, - естественно, оставляя себе лучшие куски. Она корчилась и бормотала; они называли это пророчеством и разъясняли ее слова за вполне сносную цену. И получали даже золотые солнца, если местные вожди обращались к ним, чтобы узнать исход развязанных ими войн. Вожди всегда уходили удовлетворенные, потому что им всегда обещали победу. - И они добивались ее? Говоривший повернулся к Мирейну, не выказав никакого удивления по поводу того, что принц здесь. - Некоторые добивались, принц, некоторые - нет, но они никогда не возвращались, чтобы уличить пророчицу во лжи. Пока в один прекрасный день к месту поклонения не пришел молодой человек. Он подал вещунье свое приношение: немного черствого хлеба и пригоршню ягод. Вообще-то ее стражникам надо было прогнать его, но им было любопытно, что он будет делать дальше. А он сделал не так уж много. Он сел напротив клетки, а вещунья принялась есть то, что он принес, весьма неопрятно, если говорить честно, и все это время не сводила с него своих бесовских глаз. Он и не думал отводить взгляд; он даже улыбался. Стражники решили, что он рехнулся. Он выглядел как бедный странник, но им показалось, что они заметили золотой блеск под его лохмотьями. Может быть, в конце концов, это переодетый принц, решили они. "Задавай свой вопрос", сказали они, поскольку он все сидел и, по всей видимости, спрашивать не собирался. Он не обратил на них ни малейшего внимания. Тогда вещунья подошла к прутьям своей клетки и протянула сквозь них руки. Эти руки были такими тонкими и с такими острыми когтями, что напоминали лапы белого орла. Вид се был отвратителен; от нее воняло. И тем не менее наш юный герой взял ее за руку, улыбнулся и сказал: "Я освобожу тебя". Ее родичи потянулись к своим кинжалам. Но тут обнаружилось, что они не могут пошевелиться. Они оказались в клетке, точно так же как и их узница, скованные невидимыми глазу цепями. "Назовите мое имя, - сказал чужак, - и вы будете свободны". Все родичи называли себя пророками, но никто не смог произнести ни слова. А эта сумасшедшая, безумная, эта провидица, не умевшая говорить, склонилась так низко, насколько ей мог позволить чужак, и отчетливо произнесла: "Аварьян. Твое имя Аварьян". Тут рассказчик сделал паузу. Тишина распространилась из винной лавки на улицу. Слушатели ждали, тяжело дыша. Он хлопнул в ладоши со звуком, похожим на удар грома. - И что вы думаете? С небес упал огонь и сотряс клетку, сокрушив всех этих притворных и продажных жрецов, а их жертва осталась жива и невредима. Но она плакала. Потому что этот чужак, оказавшийся богом, этот чужак исчез... В палатке раздались аплодисменты, на колени девушки обрушился дождь из монет. Мирейн добавил свою собственную серебряную монетку из Хан-Гилена. Каждого из слушателей девушка наградила поцелуем, но Мирейну достался низкий поклон самого рассказчика. - Моя история понравилась принцу? - Это было хорошо рассказано, - произнес Мирейн, - хотя мне и жаль бедную вещунью. Она еще жива? - Ах, мой господин, это совсем другая история. Мирейн улыбнулся. - И ты, конечно, расскажешь нам ее, если мы хорошенько попросим. - Если мой принц прикажет, - сказал рассказчик. - Ну? - спросил Мнрейн остальных. - Приказать? - Да! - раздалось в ответ. Мирейн повернулся к рассказчику. - Тогда начинай, а этот кусочек меди подсластит твой тяжкий труд.
- Ну и ну, что за блаженство - чтобы слушать рыночные байки. Вадин видел, как он подходит. Мирейн скорее всего почувствовал. Он спокойно обернулся. Моранден возвышался прямо над ним. Мирейн несколько пренебрежительно улыбнулся. - А, дядюшка! Уже вернулся с охоты? Если удар и попал в цель, Моранден не подал и виду. - Сегодня никакой охоты. Но ты об этом мог и не знать, правда? Ведь наши неприятности еще не вошли в репертуар рассказчиков. Люди смотрели и слушали, отвлеченные от легенды возможностью быть свидетелями королевской ссоры. Но Моранден отрезал единственный путь к отступлению. - На рынке есть и более важные вещи, чем старые байки, - сказал Мирейн. Это правда, дядюшка, что народ с гор напал на Западные Окраины? - Одно племя или три, - ответил Моранден. - А остальные воспользовались удобным случаем, верно? Они спрятали семьи в безопасных местах, а сами вооружились и объявили себя свободными от власти своего лорда. Страшная вещь, и хуже всего, что лорд - королевской крови, к тому же мой дядя. Естественно, люди лгут, когда обвиняют тебя в чрезвычайной жестокости. Глаза Морандена сузились и засверкали. Шрам под глазом побагровел, по лицу пробежала гримаса, словно принца пронзила боль. Но гнев был сильнее, его усугубляла ненависть. - Не все из нас могут править под солнцем любящей доброты или чувствовать себя как рыба в воде среди всякого сброда. Некоторым приходится бороться, чтобы держать этот сброд в узде. - Как это делаешь ты, дядюшка? - Как я должен это делать. На заре я отправляюсь приводить в порядок твои границы, коронованный принц Янона. Заслуживаю ли я твоего высочайшего благословения? Мирейн молчал, крепко сжав губы. Моранден улыбнулся. - Помни, мой принц, помни об этом, пока тебе спокойно спится в этих стенах. Еще ни разу сюда не ступала вражеская нога, и этого не случится, пока я жив и защищаю тебя. Мирейн поднял голову. - Не стоит так стараться, защищая меня. - Да ну? - Моранден с неприкрытой насмешкой смерил его взглядом. - А кто же тогда будет это делать? - Я сам защищу себя, - проскрежетал Мирейн. - Я неплохой воин. - Конечно, неплохой, - согласился дядя. - Особенно это видно, когда ты находишься среди парней помладше. Тут Вадин двинулся с места. Уже давно надо было это сделать. Но каждый выдох давался ему с трудом или сковывал его до боли. Он мог только стоять, смотреть и слушать то, что скажет его хозяин. Скажет с великой осторожностью, охваченный ледяным бешенством: - Я рыцарь Хан-Гилена и к тому же мужчина, и за себя я сражаюсь сам. Пошли за мной на заре, дядюшка. Я поеду по правую руку от тебя. - На заре я выезжаю. Певица протянула к нему руки. - Мирейн, - произнесла Имин почти жалобно. - Если не ради собственного спасения, то ради спасения твоего великого предка. Забудь об этом ребячестве. - Нет. Он отвел ее руку и вышел, хлопнув дверью. В комнате остались только певица, одинокая и впавшая в отчаяние, и Вадин, забытый у стены. - Ты сошел с ума, - сказали все, и Вадин громче и настойчивее остальных, но результатов это не принесло. Имин повторила эти слова, глядя в лицо Мирейну без тени страха, хотя он все еще скользил по красной тропе ненависти. - Ты просто сошел с ума. Моранден представляет для тебя опасность даже в этом замке, где ты находишься под покровительством короля. Если ты отправишься с ним на войну, он получит все, о чем так страстно мечтает. - Я сам могу защищаться. - Да ну? - Она спустила рукава, спрятав руки до самых кончиков пальцев, затвердевших от перебирания струн арфы. Ее голос выдавал беспокойство. Ты ведешь себя как избалованный ребенок. И он отлично понимает это. Они позвал тебя только с той целью, чтобы ты оказался в том месте, в каком ему хочется, а именно - у него в руках, опьяненный яростью и соперничеством до такой степени, что тебе и дела не будет до того, что произойдет дальше. Мирейн обернулся к арфистке. - Он открыто бросил мне вызов. Если я отклоню его, у меня не будет права претендовать на королевство. - Если ты отклонишь его, то докажешь, что стал мужчиной и королем в достаточной мере, чтобы не обращать внимания на его оскорбления. Лицо Мирейна было непроницаемо, а воля непреклонна.
