Но в Чаше девчонки были на равных. Даже Майя и Шара — там, снаружи, при таких-то раскладах была бы мелочь для общего пользования, а тут — товарищи. Поди, разбери законы этой компании… И малышей — Сабика-сладкоежку и Наоса — не обижали, хотя верховодили, конечно, старшие, опытные. Интересно, а останься самым опытным такой вот Наос, думал Сверчок, он-то сможет считаться главным?
Но чего не было в здешнем народе, так это мелочности. Ну, разве в Саифе немного, но так, слегка злило, не более. В остальном — хорошие вроде люди… с тараканами, кто же без них, но — вполне. Кроме Мираха разве что. Ну и Нат раздражал безумно… когда был жив. В остальном — хорошие люди.
Риша вот только… сестренка. Имени все равно не помнит, так что — сестренка. Не уберечь… Можно день за днем драться с Мирахом, только Риша от этого плачет… а плаксой сочтут — тоже не сахар, неизвестно, что хуже.
Поймал ее, когда прочие столовую покинули, помог пластиковые тарелки собрать. Девчонки неподалеку в воде возились — одноразовые тарелки сразу выкидывали, прочие — красивые такие — мыли…
— Ну, скажи ты, чтобы пошел он лесом куда подальше, — едва не взмолился Сверчок. — Ну или хочешь — я наизнанку вывернусь, но больше он к тебе не полезет?
— Не знаю, Сверчок, — сникла она.
Взял из ее рук пластиковый стаканчик, поставил на стол.
— Боишься?
— Не знаю.
— Что он сделает-то, после Чаши, после того, как ты «четверку» прошла? Если попробует нажать, его же остальные не поддержат, глупая!
— А ты за меня почему заступаешься? — тихо спросила Риша.
— Потому что… — головой помотал, стараясь всю искренность в голос вложить: — Ты как сестра мне. Мы в один день пришли… Не могу я тебя бросить.
— Спасибо, Сверчок, — шепнула она. — Только я и сама не знаю, что и как… он ведь… только не всегда ведет себя так, как на людях.
— Ну да, внутри мы все белые и пушистые, — с отвращением сказал Альхели.
— Он не белый и не пушистый. Таких, как он, я всегда стороной обходила, помню… Но я уже… в общем, нет смысла что-то менять. Ты только не бросай меня, ладно? — вскинула умоляющие глаза.
— Еще чего, — процедил сквозь зубы, испытывая острое чувство нелюбви ко всему человечеству. Пересилил себя, вскинул голову, подмигивая Рише:
— Ничего, сестренка, все будет хорошо!
На душе не кошки скребли — какие-то драные тараканы.
Напротив девчонки затеяли возню, кувыркались и хохотали.
— На, — протянул ему Эниф ароматный белый шарик. — Тебе совсем плохо, так что бери.
Альхели скривился. Горошины… Кроме Мираха, достает их еще пара человек, но только этот раздаривает.
— Не надо мне ничего — от этого…
— Ну и дело твое. А вообще ты смешной. Спасибо скажи, что тебе ни разу в паре или команде с Мирахом выходить не пришлось.
— А что, думаешь, я его боюсь?! — взвился Альхели.
— Да нет, не боишься. Только враги ему — нафига? А он все же поопытней. Пойдешь с ним в одном заходе, тем более в паре — неа, не вернешься, — лениво говорил Эниф, развалившись на теплых камнях и поглядывая в затянутое дымкой небо. — Ну, разве что паинькой будешь — так ведь не выдержишь.
— А если тебе придется выбирать между нами?
— А там и посмотрим. Мне вы оба во врагах не нужны. Я вообще человек мирный. — Эниф перевернулся на живот, покатывая языком медленно тающую горошину. — Но жить хочется всем. Мирах мне как-то сильно помог… Ты пока нет, но ты парень хороший. А вообще я по головам не иду, ты же знаешь.
— Я ничего не знаю! — грубо отозвался Сверчок. — Любой может любому на голову наступить, вот что я вижу!
— Да зря ты так, — не обиделся Эниф. — Знаешь, когда тебя в Чаше вытягивают или поддерживают, сами едва не падая… подумаешь, тут дадут в морду. Это неважно…
— Сегодня вытянут, завтра скинут, так? Ты что, всерьез каждому веришь? — подобрался Альхели, мотнув льняными волосами.
— Говорят, что все относительно. Жить каждому хочется, — ушел от ответа Эниф, встал: — Пойду, посижу в тишине… девчонки вопят, как галки…
Через три дня очередную группу отправили в Чашу — «четверку». Нунки виновато стоял в стороне — перила блестящие уже забывать начали тепло его ладоней.
— Что, твой дружок опять попросил тебя подержать в резерве? — скривился Мирах, подходя к лестнице. Плюнул и стал спускаться.
Очень уж не хотелось заговаривать с Мирахом, но словно бес вселился в Сверчка — а может, и бес ни при чем, может, виной тому было несчастное, потерянное лицо Нунки — тот кинулся было к вернувшимся из Чаши подросткам, но так и застыл на полушаге, натолкнувшись на презрительный взгляд. Вот этого-то Сверчок и не выдержал.
— А вы его… не думаете, как Ната? — осторожно спросил у Мираха, испытывая неловкость все-таки: о человеческой жизни говорил… еще поймут неправильно.
Мирах ответил как ни в чем не бывало:
— Да он нормальный товарищ. Тренируется постоянно, и когда в Чаше — ведет себя хорошо. А время тянет. Любой ценой, ёшкина задница… Не понимает, дурак — если бы этот его… дружок, — Мирах сплюнул, — хотел его выкупить, давно бы так и поступил. А Нунки ему — нечто вроде беленькой мышки, у-тю-тю, лапочка! Только потому интересен, что мышка эта в Чашу выходит. Скоро заскучает дружок, захочет нервишки себе пощекотать — и все, Нунки, привет, как миленького выпихнут. А потом этот, с платочком в кармашке, трогательно поплачет. Погань…
— Кто, Нунки?
— Дурак. Этот, приятель его… А Нунки согласился бы с помойным ведром переспать, лишь бы жить и не ходить в Чашу. Но это дело его.
Чаша, Чаша… слово с привкусом глины вязло в зубах, и чем дальше, тем больше ночами приходили не трава, небо и крыши, с которых так весело летели сверкающие бутылки — а малиново-желто-зеленые разводы и подмигивающие пузыри, вылетающие из под ног плети с шипами и камни, катящиеся мимо равнодушно, без остановки. Такие сны не пугали. Уже не пугали.
Раньше Сверчок всегда засыпал быстро. А тут мог полночи лежать с открытыми глазами, таращась в темный потолок.
И страшно было немного совсем от иного — а вдруг привидится птица? Большая, как в первый день, готовая сжать его загнутыми когтями, или маленькая, безобидная… вроде скачущего возле луж воробья. Птица уносит души высоко-высоко…
Почти забыл, как выглядит нормальное небо — над большей частью площадки располагался прозрачный пластиковый купол, лишь немного оставалось неприкрытым. Когда дождь шел, эта часть намокала. Девчонки выносили туда цветы…
