При этом рука зацепилась за лацкан. Я ощутил под ним тяжелый значок. И меня осенило. Словно бы случайно, а может, и не совсем случайно (понимайте, маэстро, как угодно) я отогнул на секунду лацкан — так, чтобы Полоз увидел значок с буквами «ОГ».
Он увидел.
Его лицо посерело и одрябло.
Потом он с усилием улыбнулся:
— Странно… Никогда не думал, что чем-то могу заинтересовать столь солидное ведомство…
— Как видите, заинтересовали, — сказал я, радуясь в душе, что значок сработал. — Поэтому причину моих вопросов я изложу несколько позже, а пока… Короче, что это за мальчик?
Полоз уже справился с замешательством. По крайней мере внешне он обрел прежнюю уверенность. Но отозвался покладисто и мягко:
— Вообще-то я крайне болезненно воспринимаю всякое вмешательство в мой творческий процесс. Но вам, разумеется, отвечу… Видите ли, это не совсем мальчик. Точнее, совсем не мальчик…
— А кто же?
— Как бы это объяснить поточнее… Это… скажем так — технический прием. Сценический образ, созданный на осно-ве новейшей концертной технологии… Его следует рассматривать в одном ряду со световыми и акустическими эффектами, не более…
Я не выдержал, сорвался:
— Что вы мелете чепуху! Я отлично видел, как этот «световой эффект» вы везли в машине, а затем впихнули вон в ту дверь! Я и сейчас был уверен, что мальчик томится взаперти, за этой дверью. Почти физически ощущал его тревогу и горькое непонимание случившегося. Интуиция редко подводила меня, а в такой вот напряженный момент — тем более…
Полоз произнес чуть снисходительно:
— Разумеется, в определенный отрезок времени результат эксперимента обретает некоторую материальную плотность. Но это не более чем плотность кристалла с видеозаписью. И вскоре она исчезает…
Я нетерпеливо дернулся, готовый потребовать: «Ну-ка, покажите мне эту „видеозапись“. Но тут появился Карлуша. Ковыляя, прикатил столик с кофейником, чашками и сухариками.
— Дорогой мой, — обратился к нему Полоз. — Сделай еще одолжение, привези сюда мой хроноскоп… Так надо, — добавил он, уловив на уродливо-бабьем лице Карлуши недоумение. — Я без утайки продемонстрирую господину Питвику свой метод. Во избежание подозрений, которые, видимо, у господина Питвика возникли.
Карлуша уковылял, Полоз разлил по чашечкам кофе. При этом поглядывал на меня сквозь упавшие на лицо локоны парика. Было в его поведении что-то ненастоящее, как эти локоны. Я видел, что он и боится, и в то же время быстро наглеет, а показать старается невозмутимость.
«Подождем с вашими демонстрациями. Сначала — мальчик», — хотел оборвать его я. И в этот момент тихонько завибрировала во внутреннем кармане коробочка радиофона. А я и забыл о нем!
Я вынул капсулу, прицепил к уху микронаушник. И услышал Юджина:
— Питвик! Ты куда канул? Ни слуху от тебя, ни духу…
— Развлекаюсь, — усмехнулся я в капсулу. — Сейчас вот в гостях у маэстро Полоза, руководителя детского хора «Приморские голоса». Слышал о таком?
— Ну как же, как же, — отозвался Юджин. На мой взгляд, слишком быстро и встревоженно. — А какого… лешего ты там ищешь?
— В силу некоторых обстоятельств… — сказал я небрежно. Это с детских лет Юджина у нас с ним был пароль. Он означал: «Будь осторожен, дело серьезное, не болтай зря» и так далее. Например, когда надо было скрыть от его деда наши излишне рискованные путешествия по развалинам… — В силу некоторых обстоятельств я счел необходимым нанести господину Полозу визит, и он любезно согласился побеседовать со мной… Кстати, если данные обстоятельства покажутся тебе странными или вдруг, не дай Бог, прервется связь со мной, у тебя будут все основания попросить у господина Полоза объяснения…
Все это я выговорил, глядя в лицо Полозу. Тот принужденно улыбался.
Юджин — он умница. Не стал сыпать на меня лишние вопросы. Только проговорил:
— Может, мне подъехать к дому этого господина? С кем-нибудь?
Это была мысль! Я так и сказал:
— Это мысль. Подъезжайте. И подождите в машине у ворот. Адрес… — Я вопросительно глянул на хозяина дома.
— Я найду, — быстро отозвался Юджин.
— Отлично! — и я отключился.
Видимо, я все же дал промашку. Полоз тут же сообразил:
— У меня создалось впечатление, что вы действуете не по заданию ОГ, а скорее по личной инициативе.
— Вы полагаете, это меняет дело? — досадливо огрызнулся я.
— Пейте кофе, прошу вас. Уверяю, он не отравлен.
Мы оба посмеялись, отдавая дань шутке. Но едва я взял чашечку, как опять возник Карлуша. Он катил на треноге с роликами длинный черный ящик.
— Спасибо, милый. Иди отдыхай…
Карлуша исчез, а Полоз подвинулся с креслом к ящику. Что-то нажал на нем. Плавно откинулась назад плоская
крышка.
Я увидел клавиши, кнопки, циферблаты. Эта штука напоминала концертный синтезатор, который был в ходу у ансамблей в прежние времена (а может, и сейчас тоже, кто их знает).
Полоз оглянулся на меня. Взгляд был теперь тяжелый, без всякой светскости. Голос опять стал глухим. Слова, впрочем, были вежливы:
— Маленькая лекция, если позволите… Надеюсь, вам известны основы теории неисчезающей информации? Той самой, из которой следует, что никакое явление в мире не проходит бесследно, обязательно оставляет тот или иной отпечаток. Разыскав такой отпечаток, можно с определенной степенью достоверности воспроизвести явление, имевшее место в давние времена, и…
— Не утомляйте себя азбучными предисловиями, — сказал я.
— Виноват! Вы же специалист по темпоральным проблемам… Этот прибор, примитивно именуемый мною хроноскопом, настроен на… если можно так выразиться, на проникновение в звуки прошлых времен. Эти времена продолжают звучать в нашем пространстве, эхо их не умолкает, хотя в нашей обыденной жизни мы его не слышим… — Полоз, кажется, вдохновился. Или притворялся? Он согнулся над клавиатурой, опустил голову, быстро глянул на меня сквозь волнистую сетку искусственных волос. — Хроноскоп проникает в глубь любой эпохи, где раздавались голоса певцов! Уверяю вас, это совсем не сложный прибор. Сложна его программа, на которую я потратил полжизни! Но зато — вот…
Он ударил по клавишам, словно на фортепьяно… У дальней стены сгустился воздух. В серое облако. Тут же это облако превратилось в полутемную, с цветными витражами и огоньками свечей глубину готического собора. Ощущение пространства было совершенно реальным (как сегодня днем в кино). В пространстве возникла шеренга детских фигурок в длинных светло-серых одеяниях. Дети пели. Сначала мелодия была еле слышной, затем выросла и стихла. Из глубины надвинулось на нас бледное лицо мальчика. Слегка запрокинутое, с острым подбородком, в обрамлении прямых светлых волос. А на длинном натянувшемся горле дрожали крошечные капельки.
