Сергей прямо взглянул на Шпагина и твердо проговорил:
— Чтобы ее проверить, нужны широкие консультации с представителями других наук: с математиками, биониками, психологами и психиатрами. Нужно сорвать покров секретности с вашей работы, влить в нее свежую кровь, свежие силы. Нужно создать новый, комплексный творческий коллектив.
Несколько долгих секунд они смотрели в глаза друг другу, в комнате висела тревожная тишина. Потом Шпагин отвел взгляд и протянул неопределенно:
— Та-а-к!
В несколько глубоких затяжек он докурил папиросу, смял окурок, хотел швырнуть его на пол, но в последний момент передумал, скатал шарик и положил на столик рядом с вазой.
— Так! — теперь уже мрачно сказал он, — вы предлагаете мне расписаться в своей научной несостоятельности.
Сергей хотел возразить ему, но Шпагин нетерпеливо перебил:
— Оставьте! Не золотите пилюлю, не нуждаюсь. — Он дернул плечами и саркастически усмехнулся.
— В самом деле, годы и годы я ломал голову над проблемой логосов. И безуспешно! Потом является его светлость, Сергей Гранин, задумывается на недельку — и все становится ясным, как день. Оказывается, нужны бионики, географы, этнографы и психиатры! А певичек из кафе-шантана вам не требуется? — вдруг с издевкой спросил Шпагин.
У меня гулко заколотилось сердце, Сергей хладнокровно молчал.
— И вы думаете, всю эту незванную шуструю публику я посажу за свой стол? — голос Шпагина сорвался на крик. — Отдам им на потеху, на растерзание свое детище? Бессонные ночи, радости открытий, горечь неудач? Вот вам!
И, весь подавшись вперед, он показал Сергею кукиш.
— Знаете ли, — проговорил я, чувствуя, что у меня вот-вот сорвется голос, — это переходит всякие границы!
Сергей взглядом дал понять, чтобы я не вмешивался, а Шпагин и ухом не повел.
— Надеюсь, я высказался ясно? — вызывающе спросил он у Гранина.
— Да, — спокойно ответил Сергей, — но мы с вами ученые, Юрий Иванович.
Шпагин иронически усмехнулся.
— Ученые, — задумчиво повторил Гранин, — не компиляторы, не ораторы-пустозвоны, не начетчики и не конъюктурщики. Мы ученые.
Лицо Шпагина потемнело.
— Ну, и что? — буркнул он.
— А то, что наука, научный поиск и его результаты для нас с вами дороже всего остального. Дороже славы, дороже самолюбия, дороже личного счастья.
Шпагин нахмурился, похоже он собирался сказать нечто ядовитое, но вместо этого вдруг отвел глаза, потер могучий выпуклый лоб и с вялой усмешкой не то сказал, не то спросил:
— И другого выхода нет.
— Нет, Юрий Иванович, — негромко подтвердил Сергей.
Шпагин кивнул, соглашаясь. Он все еще раздумывал, хмуря брови.
— Что ж, — сказал он наконец невесело и почти равнодушно, — пожалуй, вы правы, Сергей Владимирович.
Он хлопнул себя по карманам, достал свою жалкую мятую пачку папирос, но закуривать не стал, а просто посмотрел на нее и бросил на стол.
— Пожалуй, вы правы, — медленно повторил он и криво улыбнулся, — придется идти и на эту жертву. Это, знаете, как в шахматах, — жертва фигуры в безнадежной позиции, чтобы вызвать осложнения, — а там видно будет!
Он поднял глаза на Гранина.
— Не обращайте внимания на терзания бездарного эгоиста и действуйте. Благославляю, делайте все, что найдете нужным, только… — он замялся, только подбирайте настоящих ребят, а?
Когда мы собирались уходить, а это получилось как-то само собой, скорее всего Гранин просто почувствовал, что Шпагину надо побыть одному, я, с трудом подбирая слова» принялся говорить Шпагину о том, что он поступил как настоящий ученый и я глубоко уважаю его за это. Он удивленно взглянул на меня.
— Ну-ну, юноша, без сантиментов, излишняя чувствительность вредна математикам. Нервы вам понадобятся для более серьезных дел. — И, легонько тряхнув за плечи довольно бесцеремонно выпроводил меня за дверь.
Мы уже выходили на улицу, когда нас догнала жена Шпагина.
— Что же вы?! — укоризненно проговорила она.
— Понимаете, Надежда Львовна, — начал вдохновенно врать Сергей, — только разговорились, меня вдруг как обухом по голове ударило — сегодня же собрание!
Надежда Львовна рассеянно кивнула головой:
— Вы извините Юру. Он переутомился и совсем не в себе. Я ведь даже врача вызывала. Конечно, Юра поскандалил, но я все-таки добилась, чтобы врач его осмотрел. Ничего серьезного, нервное переутомление и расстройство. Но работать ему запретили категорически! Только читать — и то юмор да приключения.
Она виновато улыбнулась.
— Не сердитесь на него. И заходите. Обязательна заходите — Прощаясь, она крепко, по-мужски, пожала нам руку.
Сотню-другую шагов по улице мы прошли молча. Сергей шагал быстро, не глядя по сторонам, уткнув подбородок в воротник плаща.
— Теперь нам обратного пути нет, очень решительно сказал я наконец, — хоть сдохни, а Шпагину надо помочь!
— Да, — согласился Сергей, — Михаил прав, надо определенно идти именно по этой дорожке.
Я присмотрелся к нему и понял, что он думает не о Шпагине и вовсе не занят своими переживаниями. Он и так и эдак прокручивал в голове проблему логосов!
Я завистливо вздохнул и спросил с любопытством:
— Что ты имеешь в виду? И долго еще ты будешь играть со мной в прятки?
Гранин покосился на меня и заговорщицки сказал:
— Тихо!
В глазах его появилось лукавство.
— Догадки пугливы, Николенька, они ужасно не любят, когда о них говорят преждевременно. И если что не так — исчезают без следа!
Через несколько дней после памятного визита к Шпагину Сергей во время завтрака вдруг спохватился:
— Да… Постарайся побыстрее разделаться с делами и пораньше приходи домой.
Дожевывая бутерброд, я невнятно проговорил:
— А зачем это пораньше?
— В гости пойдем, — коротко ответил Сергей.
Я удивленно посмотрел на Гранина, но он невозмутимо завтракал, не обращая на меня внимания, держа в левой руке вилку, а в правой нож и очень ловко ими управляясь. Он был жутким снобом в этом отношении и всегда вел себя за столом точно на званом обеде, что меня порой слегка раздражало. Неодобрительно следя за Сергеем, я спросил:
— А это обязательно — в гости? Я имею в виду себя.
— Обязательно.
— Но с какой стати? Ты же не ходил со мной к Михаилу?!
— Ты и не просил меня об этом. А потом, — Сергей поднял на меня чуточку грустные, чуточку лукавые глаза, — есть некоторые обстоятельства, ты уж поверь мне на слово.