— Это не крысы.
— А кто? Пришельцы из космоса, которые вздумали просочиться в наш мир?
— Не делай из меня придурка в армейских кальсонах, Гинь. Со временем поймешь. Но сперва я должен до конца продумать все в своей голове. Эх, капитан Немо, я был бы не против, чтоб вы пересадили мне второй, дополнительный мозг.
— Приятель, у тебя и свой хоть куда!
— Спасибо. А теперь дайте поразмыслить мне, подумать минутку-другую.
Мы в полном молчании доедали произведения Благоуханной Песни и М'банту — и ждали. Даже Фе помалкивала. Похоже, она совершила качественный скачок в своем развитии.
— Проблема состоит вот в чем, — наконец заговорил Секвойя. — Если объяснить публично, что произошло, все поймут, какие ошеломляющие перспективы открываются. Мне придется ввести ребят из Объединенного Фонда в тонкости процесса исследования новооткрытого феномена. И нужно будет втолковать им, что на проекте полета к Плутону пока следует поставить крест.
— Поставить крест? После всей этой безумной рекламной кампании?
— Да, приятного мало. Гинь. Однако результаты криоэксперимента перечеркивают возможность полета на Плутон — или для нашего поколения, или на веки веков. С другой стороны, эксперимент привел к столь неожиданному и масштабному открытию, что я обязан заставить акционеров перенацелить капиталы, которые предназначались на проект полета к Плутону, на тотальное исследование новооткрытого феномена. Прекрасно сознаю, какая буря протестов поднимется в ученом мире, сколько будет досужих разговоров, но, когда дело касается отстаивания своих предложений, я упрям как буйвол.
— Тут нам понадобится совет Греческого Синдиката, — шепнул я принцессе. Она согласно кивнула и выскользнула из комнаты.
— Я так откровенен с вами потому, что проникся доверием и уважением к вашей Команде.
— И много ли ты знаешь о нашей Команде, Быстрый Олень?
— Кое-что.
— Это Фе тебе наболтала?
— Я ни словечком не обмолвилась! — запротестовала Фе.
— Но ведь ты же читала мои дневники, так, Фе?
— Да.
— И каким же образом ты, черт возьми, научилась пользоваться моим терминалом, доступ к которому перекрыт системой шифров?
— Да вот научилась…
Я в отчаянии воздел руки. Живи после этого в одном доме с гениалочкой!
— Признайся, что именно ты рассказала своему дружку?
— Ничего, — сказал Секвойя, уминая кус мяса. — То немногое, что я узнал, я узнал благодаря индукции и дедукции, благодаря подслушанным намекам и полунамекам. Ведь я как-никак ученый и умею обрабатывать данные и делать выводы. Так что давайте не муссировать этот вопрос. Мне предстоит настоящий бой с научной и финансовой элитой, и я надеюсь на то, что Команда поддержит меня в неравной схватке. Идет?
— С какой стати нам поддерживать тебя?
— Ну, хотя бы потому, что я могу разоблачить вас.
— Очень мило.
— К тому же и для вас выгодно мое сотрудничество. — Тут он расплылся в искренней улыбке. И очень убедительно-обаятельной. — Ведь мы нравимся друг другу, отчего бы нам не помогать друг другу?
— Ах ты, хитрая индейская рожа! Ладно, идет.
— Вот и славно. Мне в данный момент необходимы ты и Эдисон. И, конечно же, Фе. Я проинструктирую вас в вертолете, чтоб вы задавали мне нужные вопросы из аудитории, когда я буду делать официальный доклад. А теперь — к вертолету!
Когда мы прибыли в Лабораторию, у меня кружилась голова от масштаба открытия Секвойи и перспектив его применения. Не помню, как мы шли по территории. Я очнулся только в просторной астрохимической лаборатории, где собралось человек пятьдесят — крупнейшие держатели акций Объединенного Фонда. Мы глядели из публики на Гайавату, спокойного и довольного, будто он намеревался преподнести рождественский подарок шишкам из Объединенного Фонда. Подарок не подарок, но сюрприз будет, и еще какой! Вот только одна загвоздка: поверят ли эти меднолобые в то, что расскажет Секвойя?
Разумеется, все на собрании говорили на испангле, по я перевожу на двадцатку — для своего компьютерного дневника, а стало быть и для моей домашней Мата Хари — Фе-номенальной шпионки.
— Уважаемые дамы и господа, доброе утро. Рад приветствовать вас. Я знаю, что вы с нетерпением ждали официального отчета о происшедшем, поэтому не буду тратить время на извинения за то, что собрал вас в четыре часа утра. Все вы меня знаете — я профессор Угадай, ведущий специалист проекта «Плутон», и у меня для вас восхитительная новость. Полагаю, многие ожидают выслушать рассказ о сокрушительной неудаче, но…
— Нечего наводить тень на плетень! — с наглым видом выкрикнул я. Мы заранее договорились, что я буду выступать в роли Ядовитого Парня. — Рассказывай прямо, как вы сели па ежа и профукали наши девяносто миллионов!
Некоторые акционеры с возмущением уставились на меня. Именно в этом и состояла моя роль — оттянуть часть гнева присутствующих. Чтобы они мягче отнеслись к Угадаю.
— Что ж, спасибо за откровенный и справедливый вопрос, сэр. Но я повторю: это не неудача! Мы одержали неожиданную, но весьма впечатляющую победу!
— Убийство трех крионавтов вы называете победой?
— Мы их не убивали.
— Но они же погибли!
— Они не погибли!
— Нет? Что-то я их не видел внутри корабля. И никто их не видел!
— Вы их видели, сэр. Внутри прозрачных криокапсул.
— Я не видел ничего, кроме зверьков, похожих на ощипанных крыс!
— Но это и были наши крионавты.
Я заржал на всю аудиторию. Акционеры загорелись интересом, и кто-то из них крикнул мне:
— Слушай, приятель, ты бы пока помолчал. Пусть профессор доскажет свою мысль.
Я сделал вид, что уступаю всеобщему давлению, и замолчал. Тогда в игру вступил Эдисон.
— Профессор Угадай, — сказал он, выступая в роли Доброго Малого, — ваше утверждение по меньшей мере удивительно. Ничего подобного в истории науки не случалось. Мы были бы рады услышать подробные объяснения по этому поводу.
— А! Мой старый друг, начальник отдела плазмы научно-исследовательской корпорации «Рэнд»! Мое сообщение скорее всего заинтересует и вас, профессор Крукс, потому что ионизированный квазинейтральный газ, который мы именуем плазмой, может участвовать в новооткрытом феномене. — Угадай обратился к аудитории: — Не примите профессора Крукса за незваного гостя. Он один из группы экспертов, приглашенных мной на нашу историческую встречу.
— Хватит ходить вокруг да около! Выкладывай свои оправдания! — громыхнул я со своего места.
— Извольте, сэр. Возможно, некоторые из вас помнят теорию, которая в свое время — несколько веков назад — стала вехой в развитии эмбриологии, а теперь уже является привычным общим местом в этой науке. Эта теория гласит: в онтогенезе повторяется филогенез. Говоря проще: развитие эмбриона в матке в точности повторяет последовательные этапы эволюции всего вида. Надеюсь, вы не забыли школьный курс биологии.
