— Мне всё равно! Я хочу, чтобы вернулись мама с папой! — крикнул мальчик.
— Хорошо. Как скажешь, — устало произнёс Дед Мороз.
Он опустил плечи, слегка ссутулился, и оказалось, что его рост не так уж и велик. Фигура теперь выглядела не слишком внушительно. Тело словно бы уменьшилось. Да голос заметно изменился, когда мужчина сказал:
— Сынок, ты что, не узнал меня? Это же я, взгляни на меня. Это же я.
Мальчик поднял голову и неуверенно спросил:
— Папа?
Мужчина в костюме Деда Мороза присел и раскрыл объятия. Ребёнок бросился к нему.
— Папа. Папа! Папочка… — бессвязно бормотал мальчик, обнимая отца. — Я знал… Я…
Неожиданно Серёжа увидел через плечо своего папы ещё одного человека, вошедшего в комнату.
— Мама! — закричал мальчик. — Мамочка!
Он высвободился из объятий отца, подбежал к матери и обхватил её за талию, уткнувшись в мягкий живот. Мужчина подошёл к ним, одной рукой обнял жену, а другой потрепал затылок сына, аккуратно — так, чтобы не вытереть о его волосы палец, испачканный краской.
— Ну, вот мы и вместе. Все вместе.
Мальчик резко вскинул голову:
— А бабушка? — Он выбежал из комнаты, радостно крича: — Бабушка! Бабушка! Мама с папой вернулись! Бабушка!
Его папа в костюме Деда Мороза и мама в синеньком халатике обменялись недоуменными взглядами.
Серёжа вернулся в комнату, насупившись. Глядя исподлобья на родителей, он спросил:
— Где бабушка?
На листе бумаги, лежавшем на столе, подсыхали краски безнадёжно испорченного рисунка.
АНДРЕЙ ДАШКОВ
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
С этой маленькой приговоренной планеты не сбежишь, будь ты хоть трижды крысой. Она казалась большой только до тех пор, пока у нее было неопределенное будущее. Вернее, пока будущее вообще БЫЛО. А теперь все свелось к тупой и неумолимой небесной механике: два камня с массами шесть на десять в двадцать первой и десять в семнадцатой тонн столкнутся на небесных своих путях, и произойдет это примерно через неделю. Момент столкновения уже рассчитан с точностью до минуты, но не будем мелочными — ведь мы растратили гораздо больше; время текло мимо нас, оно казалось бесконечным и неисчерпаемым: реки дней впадали в океаны секунд. Мы занимались серфингом для кретинов: скользили в прибрежных волнах на досках своей глупости, так и не познав глубины, так и не заглянув по-настоящему в бездну. Теперь иная бездна готова разверзнуться перед нами, перед каждым из нас. Мы рухнем в эту пропасть одновременно: семь миллиардов завороженных кроликов, ужаснувшихся нелепости своей смерти. Что ж, по крайней мере, на это еще осталось время. Время подумать кое о чем. Время сделать кое-что. В общем, время приготовиться к смерти.
Разве милосердие Божье не безгранично?
РОЗА
Ей двадцать пять. Ее зовут Роза. И будут звать так еще семь дней, если она не покончит с собой или не произойдет несчастный случай. Хотя словосочетание «несчастный случай» в данных обстоятельствах звучит забавно, не правда ли?
У нее отличное тело, которым она прежде зарабатывала себе на жизнь. Теперь выяснилось, что всего заработанного хватит с лихвой на всю оставшуюся. Роза не вульгарная проститутка. У нее утонченная душа, не чуждая искусствам. Своей утонченной душой она заработала не меньше, чем телом. Может, даже гораздо больше, ведь красивых тел в избытке, а при наличии денег рано или поздно начинает хотеться чего-то еще.
Роза сидит в самом шикарном клубе города. Она пьет коньяк и курит сигарету с легким табаком. В голове у нее ни одной связной мысли. Ее взгляд отрешенно блуждает по залу.
Завсегдатаев — раз-два и обчелся. Персонал сократился более чем на половину. Зато те, что остались, похоже, проводят в клубе дни и ночи. Им больше некуда деться. Роза это хорошо понимает. Она и сама чувствует себя так, словно из нее вынули потроха. Надутая воздухом, она готова плыть туда, куда подует ветер. Но, поскольку ветер не дует, она зависла на месте.
— Цветешь и пахнешь.
Голос за спиной. Она ощущает кожей дыхание мужчины. Это владелец клуба. Она несколько раз спала с ним. Ничего особенного, но им всегда есть о чем поговорить. Точнее, было. А теперь — посмотрим.
— Ждешь кого-нибудь?
Она криво ухмыляется и вместо ответа тычет наманикюренным когтем вверх. Туда, откуда приближается конец.
Виктор усаживается рядом с ней на полукруглый диван и раскуривает сигару. Он любит красивую жизнь и привык ни в чем себе не отказывать. Роза не сомневается, что и в день X он будет посасывать свою «Гавану», пока его «ролекс» будет отсчитывать последние минуты. Но не исключено, что она ошибается. Ситуация столь исключительна, что розы могут и не пахнуть розами.
И Виктор действительно удивляет ее. Мечтательно глядя в стену, он спрашивает:
— Что будешь делать, когда начнут стрелять?
— Допивать свой коньяк. Я за него заплатила.
— Можешь пить за счет заведения. С сегодняшнего дня у тебя неограниченный кредит… А знаешь, я и сам не прочь грохнуть напоследок парочку придурков.
Знакомая мысль. Роза думала об этом несколько дней назад. По телевизору она видела репортаж о парадоксальном снижении уровня преступности, хотя количество оставшихся в строю правоохранителей сократилось раз в десять. Но зато преступления, которые все-таки совершались, отличались необычайной, прямо-таки дьявольской жестокостью и громадным числом жертв. Например, один тихий бухгалтер зарубил топором всех тех, кто доставал его предшествующие двадцать лет и, видимо, как следует достал. Таких набралось двадцать восемь человек, включая жену, тещу, соседей, сослуживцев, начальника и — непонятно почему — продавца газет из ближайшего киоска. Вполне вероятно, бухгалтер этим не ограничился бы, не окажись на его пути парня с пушкой, который и поставил жирную точку на лбу народного мстителя.
Роза насчитала восьмерых кандидатов. Но у нее не было оружия, и, кроме того, по некотором размышлении она поняла, что не получит должного удовлетворения. Куда-то подевалась ее способность получать удовлетворение. Улетучилась внезапно, как легкий газ. И, по всей видимости, то же самое происходило со многими женщинами и мужчинами. Желающих утопить тоску в тотальных оргиях оказалось на удивление мало. То есть, конечно, хватало придурков, стремившихся наверстать упущенное, но знаменитые кобели повесили хвосты и члены. И те, кто ожидал большого пира во время чумы, тоже просчитались.
Чтобы проверить свое предположение, Роза сует руку Виктору в пах, умело поглаживает и разминает эту вялость в штанах. Реакция если и есть, то явно запоздалая. Животное еще живо, но оно обречено и потому пассивно.
