“Где твои дети Андрей? Где твой брат? Может это повод встретиться?” — Попробовал развеселить себя полковник. Но на сердце стало еще тяжелей.
Да, он не знал где его дети. Точнее предполагал. Они редко писали ему. Дочь — Елена, закончила МГУ, вышла замуж. Сын — Дмитрий, был холост. Мальчик избрал другой путь, путь науки. Но все они были счастливы, и это грело полковнику душу.
Но вот с братом дела были куда хуже. Когда Егор сбежал из дому, Андрею было всего пятнадцать. И только получив на плечи пару звезд, он смог кое-что на него накопать. В начале девяностых человек с таким именем упоминался в официальных списках РПЦ, где было сказано, что Георгий Соколов получил сан протоиерея, и был направлен на служение в некий Вознесенский храм под Тверью. Конечно, батюшка мог быть просто однофамильцем Егора, но что-то подсказывало Андрею обратное.
Лучше бы в тот вечер Андрей нашел брата в старом некрологе. Ненависть к церкви не была привита ему с детства, но личные убеждения полковника всегда шли в разрез с христианскими доктринами. И тогда, двадцать лет назад, он для себя решил, что брата у него нет.
“Шаталово” — пронеслась мимо перекошенная табличка. Полковник был дома. В сотне метров от городской черты, там, где начинались первые постройки, Андрей остановил машину, открыл дверь и выбрался наружу. Такого сильного ветра Соколов никогда не видел. Ветви обнаженных ив раболепно гнулись до самой земли. Молодые березки и вовсе были повалены. Казалось, потоки морозного воздуха несутся со всех сторон, что противоречило всем законам природы. Молнии разрезали черное небо все чаще. И каждая новая вспышка все больше разжигала страх в душе офицера. Город лежал в руинах. В свете небесных огней Соколов рассмотрел огромные воронки там, где прежде были целые улицы. Но самым страшным было другое видение. На въезде в город, погребя под своим тяжелым панцирем десятки домов, зарылся носом в землю небесный титан. Судя по обломкам — бомбардировщик, модели СУ-24.
“Небеса опустились на землю”, — вспомнил Андрей фразу из древнего шумерского эпоса.
Вернувшись в машину, полковник медленно покатился по разрушенным улочкам городка. Каменных строений в поселке было мало и кроме здания администрации, нового храма, кафе и нескольких генеральских особнячков, все прочие дома были выполнены из дерева. И огонь не обошел их стороной.
Дорога была завалена телами. Полковник даже понятия не имел, что в поселке может быть столько народу. Маневрировать между покойниками было невозможно. Проехав зигзагами метров двадцать, Соколов махнул на уважение рукой, и, решив, что мертвым хуже не будет, поехал поверх тел. “Нива” на удивление мягко перекатывалась через трупы.
“Отличная реклама получилась бы”, — улыбнулся Соколов, представляя подобный ролик.
Выехав на родную улочку, Соколов опять остановил машину. Улицу не поглотило пламя. И небесные гиганты не похоронили ее под собой. Нет, просто ее больше не было. В десяти шагах от того места где остановилась машина, начиналось первое углубление. Всего кратеров диаметром метров в пятнадцать было около десятка. Так обычно бомбят тяжелые Су-24. И только редкие осколки деревянных изб свидетельствовали о прошлой жизни.
Полковник прислушался к своим чувствам. Воронка на месте дома совсем не беспокоила офицера. Ни печали, ни горести. Ничего. В какой-то мере он даже был рад, что их родовое имение не выстояло. Часть Соколова была мертва, а значит и дом, как последний символ былой жизни, должен был пасть. Три сотни килограмм взрывчатого вещества отправили и дом, и прежние воспоминания ко всем чертям. Полковник выкурил сигарету, залез в уютный салон “Нивы”, дернул регулятор печки на максимум и круто развернувшись, поехал по уцелевшим дорогам в сердце поселка.
К удивлению Соколова, уровень разрухи в Шаталово резко снижался при подъезде к его центру. Тут и дороги стали более проходимы, и трупов на тех самых дорогах меньше, а главное — каменное сердце военного городка не пострадало от огня и бомбежки. Насколько было известно полковнику, тяжелые СУ-24 на боевое дежурство выходили по одному. И, судя по месту крушения судна на въезде в город, бомбардировщик успел лишь спустить десяток пяти центнеровых ФАБ-ов на родные улочки полковника, прежде чем он встретился с землей.
Стрелки “командирских” добежали до девяти утра, а за окном “Нивы” было темно как в полночь. В салоне было жарко, но замерзшие окна говорили, что температура снаружи падает. По левую сторону от полковника проплыл контур старого мемориала, а значит, центральная площадь поселка была в минуте езды. Вспышки на небе освещали памятник павшим магическим синим огнем. Скульптура изображала неистовство схватки, доблестную смерть и подвиг советского человека. Людишки с ружьями, бежали под развивающимся знаменем, и первые ряды с агонией на лицах падали.
— И смысл было так изгаляться? — с неприкрытым цинизмом спросил Соколов у очередного героя, проплывающего мимо его окна.
Белокаменный храм имени князя Дмитрия Донского предстал перед полковником во всей своей красе. Нет, сооружение не было особенным, типичный пример православной архитектуры. Просто на фоне окружающих его руин, храм смотрелся величественно и неприкосновенно. Это и было сердце Шаталово. И, несмотря на мертвое тело, оно еще билось.
Соколов остановил “Ниву” напротив центрального входа в святыню. Внимание офицера привлекло легкое свечение в крайнем правом окне храма. Городок был обесточен, сомнений в этом у полковника не было. По разрушенным улочкам Шаталово он колесил не меньше часа. И ни разу, даже в уцелевших домах, он не видел света. Но окно в храме действительно горело.
Идея выбраться из теплого нутра машины была не очень заманчивой. И Андрей решил немного подождать. Заглушив двигатель, он достал последнюю скомканную сигарету и закурил. В манящем живым светом окне не было ни намека на движение. Когда сигарета дотлела до середины, полковник почувствовал легкие укусы холода на своем теле. Печь больше не грела, и мороз довольно быстро заползал в салон. Соколов докурил до фильтра, и по-прежнему таинственный свет мирно горел. Становилось все холодней, и нужно было решать.
Полковник вылез из автомобиля и тихо закрыл дверь. Температура упала до небывалых отметок, и холод резал глаза. Как можно более бесшумно добежал он до входных дверей в обитель. Палец подрагивал на спусковом механизме автомата, за плечом висело запасное ружье, сумку же он оставил в салоне. Отворив дверь, Андрей присел и вслушался. Тишина. Ничего ее не нарушало. Выглянув из-за открытой двери, полковник увидел масляную лампу, подвешенную на стену в правом крыле храма. Она и была источником света. На полусогнутых ногах начал он медленно двигаться вдоль последнего ряда деревянных скамеек. Идти на свет.
