— Достаточно. — остановил офицера старик.
Соколов встал с поднятыми руками, но никого не увидел.
— Дедуля? Арнольд? Я надеюсь, вы не забыли, что я человек? — перестраховался полковник.
— Я что тебе, маразматик какой? — донеслось из-за двери, куда вели кровавые следы. — Сейчас, погоди, выползу. Темно, как в одном месте.
Дверь открылась, и из проема начало выходить что-то оранжевое с большой головой и старой берданкой наперевес. От неожиданности Андрей чуть было не спустил курок Калашникова, но Арнольд вовремя пробасил:
— Дружок, дуло то отведи, не то закончиться наша встреча.
— Простите, — спохватился полковник, — просто не каждый день человека в оранжевом скафандре увидишь. — улыбнулся старику Соколов, и в сердце его защемило.
— Погоди с объятиями, — перебил радостные мысли полковника Арнольд. — У меня и для тебя комплект есть. Только поменьше вопросов, я все чуть позже объясню. Пока просто оденься. — сказал старик, вытаскивая из темноты кладовой, внушительного размера ящик со знаком радиации.
Доверившись старому немцу, полковник начал было надевать скафандр, поверх своей одежды, как Шторн остановил его.
— Нет, на голое тело. Одежда заражена.
— Дед, температура же градусов тридцать ниже нуля. Глупо будет после всего от холода помереть. — запротестовал Соколов.
— Одень, говорю, на голое тело. Ткань не пропускает ни тепло, ни холод. Просто поверь мне. — устало ответил Арнольд.
Полковник застегнул последний замок на поясе поверх которого щелкнул еще один — для герметичности первого. Комплект был на удивление полным, и Соколову прежде не доводилось видеть такие костюмы. На спине — аппарат со сжатым воздухом, на голове — большой шлем с двумя фонариками по бокам и системой радиосвязи внутри. И даже странные тяжелые трусы и стельки входили в ярко-оранжевый комплект.
— Что ты знаешь о радиации? — задумчиво спросил Арнольд, когда они уселись на скамье в первом ряду храма, прямо напротив алтаря.
— Ну не могу сказать, что имею глубокие познания в этой области.
— Валяй, расскажи все. — попросил Шторн, и Андрей понял, что старику лучше подыграть.
— Ну, в результате распада ядер возникает ионизирующее излучение, — начал полковник. — Насколько я помню, этого самого излучения бывает три разновидности: альфа, бета и гамма. Альфа — самые тяжелые частицы, бета — поток электронов и гамма — фотоны. Наиболее опасное вроде бы гамма излучение, так как проникающая способность фотонов…
— Неплохо для вояки, — перебил старик разгорячившегося Соколова. — А уровень радиации в чем измеряется, знаешь?
— По-моему, есть разные единицы. Помню только Кюри и Рентгены. — задумался Андрей.
— Да, да…. Еще Зиверты и другие. Но нам они абсолютно не нужны. В общем представление у тебя имеется, тогда начнем. — произнес Арнольд, доставая из чемоданчика, где был упакован скафандр полковника, небольшое устройство.
Прибор был как и костюм, ядовито-оранжевого цвета и состоял из двух частей: коробки, похожей на ручное радио с аналоговой стрелкой и шкалой посередине, и небольшой черной трубки, соединяющейся с ящиком спиралевидным проводом.
— Это счетчик Гейгера. — указывая пальцем на аппарат, пояснил Шторн.
— Он измеряет уровень ионизирующего излучения в рентген-часах. Норма — около двадцати микрорентген в час. Теперь смотри. — сказал старик, включая прибор.
Стрелка счетчика начала подниматься. И когда перевалила за отметку ”четыреста”, по коже Соколова пробежал холодок.
— Да, почти шесть сотен. И это в помещении. — увидев страх в глазах полковника, подтвердил Арнольд и добавил: — Вот поэтому-то без костюмов пропадем.
— Откуда они у вас? Нет, я конечно слышал, что в начале девяностых вы работали над Смоленской электростанцией, но целых два комплекта? — поинтересовался Андрей.
— Слушай полковник, не строй из себя глупца. Ты же знаешь, как устроен мир. Мы работали над станцией, вкладывали свое время и силы. И неужели ты думаешь, что те, кто создавали этого ядерного гиганта, не позаботились о своей собственной безопасности? Там же чертовых четыре энергоблока! — грубо ответил Арнольд, и, кивнув на стрелку счетчика, старик добавил: — Скорее всего, причина кроется именно в них.
— И сколько мы так протянем, если это второй Чернобыль? — смотря на большое распятье висящее за алтарем, спросил Соколов.
— Не переживай, долго. Все-таки от станции порядком километров и костюмы грамотные. — успокоил полковника Арнольд. — Это РЗК, костюм для тушения пожаров на зараженных объектах. Температуру выдерживает до тысячи градусов, есть баллон сжатого воздуха, радиосвязь, которая сейчас отчего-то не работает…
На мгновение старик задумался, словно потеряв нить разговора, но тут же спохватился и продолжил:
— Бета излучение гасит в восемьдесят раз, гамма — в пять. С такой штукой меня уж точно переживешь. — закончил Арнольд шуткой.
— Понятно, я читал про закон “семи”. Через двое суток уровень фона значительно спадет, не так ли? — вспомнил статью из одного научного журнала полковник.
— А ты мне все больше нравишься, — похлопал Андрея по плечу Арнольд. — Смышленый. Я слыхал про твои фокусы. Про то, как ты гостей из Москвы встречаешь. Тогда еще понял, что человек ты непростой. — отклонился от темы Шторн.
— Да, да, спасибо. Вы не ответили на мой вопрос. — напомнил Соколов.
— Все верно. Через сорок девять часов уровень радиации спадет во много раз. И еще через два по семь, только уже дней от первоначального фона останется десять процентов. — сказал старик и вдруг задал неожиданный вопрос: — Ты веришь в Бога?
Полковник проследил за взглядом Арнольда, направленным на вырезанный из дерева образ Христа.
— Нет. Это не объяснение. — твердо ответил Андрей.
— Похвально. Малодушные найдут ответ именно в нем. И если кто и выжил, то нас ждет смута. — всматриваясь в страдальческое лицо Иисуса, произнес Арнольд.
— Давайте не будем забегать вперед. Расскажите, что произошло. Что вы видели и что думаете по поводу случившегося. В свою очередь, я поделюсь своими мыслями. Нам нужно что-то делать. — отвлек Арнольда полковник.
— Ты прав. Что ж, вот как это было…
И Арнольд Шторн не спеша, вдумчиво и по порядку расписал все, что с ним случилось до встречи с Соколовым. В отличие от рассказа сержанта, старый немец постарался не пропустить ни единого момента.
Глава 10. Записки с того света: Половина первого
Дневник Дмитрия
…Окровавленная пасть лифта открылась, и тягучий скрип стальных створок унесся в темноту коридора. Сказать, что после инцидента наверху я пришел в норму — солгать самым отвратительным образом. Здравый смысл кричал, что все могло привидеться, но это было не так: залитая кровью, полуголая Катя лежала посреди кабины. Глаза девушки беспрестанно двигались, время от времени закатываясь, обнажая белки. Никогда раньше я не видел такого взгляда, что он выражал, я не могу сказать и сейчас. Возможно, чувства поглотившие девушку были страшной смесью из животной ненависти и сильной неутолимой страсти. Быть может слова, обозначающие те чувства, мне и вовсе неизвестны.
