Джудит Тарр - Замок горного короля

- Ну и ну, что за блаженство - чтобы слушать рыночные байки. Вадин видел, как он подходит. Мирейн скорее всего почувствовал. Он спокойно обернулся. Моранден возвышался прямо над ним. Мирейн несколько пренебрежительно улыбнулся. - А, дядюшка! Уже вернулся с охоты? Если удар и попал в цель, Моранден не подал и виду. - Сегодня никакой охоты. Но ты об этом мог и не знать, правда? Ведь наши неприятности еще не вошли в репертуар рассказчиков. Люди смотрели и слушали, отвлеченные от легенды возможностью быть свидетелями королевской ссоры. Но Моранден отрезал единственный путь к отступлению. - На рынке есть и более важные вещи, чем старые байки, - сказал Мирейн. Это правда, дядюшка, что народ с гор напал на Западные Окраины? - Одно племя или три, - ответил Моранден. - А остальные воспользовались удобным случаем, верно? Они спрятали семьи в безопасных местах, а сами вооружились и объявили себя свободными от власти своего лорда. Страшная вещь, и хуже всего, что лорд - королевской крови, к тому же мой дядя. Естественно, люди лгут, когда обвиняют тебя в чрезвычайной жестокости. Глаза Морандена сузились и засверкали. Шрам под глазом побагровел, по лицу пробежала гримаса, словно принца пронзила боль. Но гнев был сильнее, его усугубляла ненависть. - Не все из нас могут править под солнцем любящей доброты или чувствовать себя как рыба в воде среди всякого сброда. Некоторым приходится бороться, чтобы держать этот сброд в узде. - Как это делаешь ты, дядюшка? - Как я должен это делать. На заре я отправляюсь приводить в порядок твои границы, коронованный принц Янона. Заслуживаю ли я твоего высочайшего благословения? Мирейн молчал, крепко сжав губы. Моранден улыбнулся. - Помни, мой принц, помни об этом, пока тебе спокойно спится в этих стенах. Еще ни разу сюда не ступала вражеская нога, и этого не случится, пока я жив и защищаю тебя. Мирейн поднял голову. - Не стоит так стараться, защищая меня. - Да ну? - Моранден с неприкрытой насмешкой смерил его взглядом. - А кто же тогда будет это делать? - Я сам защищу себя, - проскрежетал Мирейн. - Я неплохой воин. - Конечно, неплохой, - согласился дядя. - Особенно это видно, когда ты находишься среди парней помладше. Тут Вадин двинулся с места. Уже давно надо было это сделать. Но каждый выдох давался ему с трудом или сковывал его до боли. Он мог только стоять, смотреть и слушать то, что скажет его хозяин. Скажет с великой осторожностью, охваченный ледяным бешенством: - Я рыцарь Хан-Гилена и к тому же мужчина, и за себя я сражаюсь сам. Пошли за мной на заре, дядюшка. Я поеду по правую руку от тебя. - На заре я выезжаю. Певица протянула к нему руки. - Мирейн, - произнесла Имин почти жалобно. - Если не ради собственного спасения, то ради спасения твоего великого предка. Забудь об этом ребячестве. - Нет. Он отвел ее руку и вышел, хлопнув дверью. В комнате остались только певица, одинокая и впавшая в отчаяние, и Вадин, забытый у стены. - Ты сошел с ума, - сказали все, и Вадин громче и настойчивее остальных, но результатов это не принесло. Имин повторила эти слова, глядя в лицо Мирейну без тени страха, хотя он все еще скользил по красной тропе ненависти. - Ты просто сошел с ума. Моранден представляет для тебя опасность даже в этом замке, где ты находишься под покровительством короля. Если ты отправишься с ним на войну, он получит все, о чем так страстно мечтает. - Я сам могу защищаться. - Да ну? - Она спустила рукава, спрятав руки до самых кончиков пальцев, затвердевших от перебирания струн арфы. Ее голос выдавал беспокойство. Ты ведешь себя как избалованный ребенок. И он отлично понимает это. Они позвал тебя только с той целью, чтобы ты оказался в том месте, в каком ему хочется, а именно - у него в руках, опьяненный яростью и соперничеством до такой степени, что тебе и дела не будет до того, что произойдет дальше. Мирейн обернулся к арфистке. - Он открыто бросил мне вызов. Если я отклоню его, у меня не будет права претендовать на королевство. - Если ты отклонишь его, то докажешь, что стал мужчиной и королем в достаточной мере, чтобы не обращать внимания на его оскорбления. Лицо Мирейна было непроницаемо, а воля непреклонна.

Вадин вздрогнул, с трудом прогоняя сон. Неподходящий это был час для того, чтобы покидать постель: в это черное время чаще всего погибают люди и бродят демоны, именно в этот час Уверьен бросает вызов своему блистательному брату. Вадин страшно замерз, сидя в передней возле комнаты короля в ожидании, когда понадобятся его услуги. С надменной нелогичностью полусонного состояния он не боялся ни за свою душу, ни за тело. Он вновь и вновь мысленно возвращался к своей поклаже. Может, упаковать еще один теплый плащ? Или не надо? Не забыл ли он чего-нибудь жизненно важного? Оружие Мирейна... оно... - Мой господин хочет тебя видеть. Эти простые слова заставили Вадина пошатнуться. Ноги отказывались слушаться. Злобно, но терпеливо он разобрался с ними под холодным взглядом слуги. Стараясь делать вид, что все в полном порядке, Вадин вошел прямо в логово льва. Король выглядел так, как и полагается королю. Он был полностью одет, и в его внешности таилось что-то, что отличало его от остальных людей. Он казался воином, восставшим против всего мира, только оружием были его собственные кости и плоть. Вадин, склонившийся у его ног, невольно подумал: всегда ли этот человек был таким - стальным королем, правящим стальной волей и не любящим никого из живых. Кроме Мирейна. По приказу короля Вадин поднялся в полный рост, стряхнул с себя остатки сна и понял, что начинает бояться. Не так уж часто принцы расплачиваются за свое безрассудство. Чаще это делают их слуги, и им достается крепко. Король стоял так близко, что можно было дотронуться до него. Вадин проглотил вставший в горле ком. Какой-то частью его существа завладело любопытство. Он не осмеливался поднять голову выше. Ну, может быть, на два пальца, ну, на три. Еще никогда он не стоял так близко к королю. Он видел шрам на королевской щеке, должно быть, след ножа, тонкий и почти невидимый, скрывавшийся в густой бороде, заплетенной в косичку. Лицо короля было почти лишено морщин. Гладкая кожа обтягивала высокие скулы. Скулы Мирейна. Но глаза принадлежали не Мирейну. Они тоже были глубоко посажены, но в их непроницаемости не было бездонности. Они изучали Вадина, а Вадин изучал короля. Во взгляде монарха не было ничего божественного или безумного. Лишь тень волшебства, крошечная неугасимая искорка, достаточно яркая, чтобы проникнуть в душу человека, но слишком слабая, чтобы погрузиться в глубины его разума. - Садись, - произнес король. Вадин, не раздумывая, повиновался. Кресло, на которое он сел, оказалось королевским, высоким и богато украшенным. Король не дал ему возможности найти другое. Вадин как можно удобнее расположил свое измученное тело на подушках; он ждал, когда наконец можно будет улизнуть. Король, присев на корточки, старался вдохнуть жизнь в угасающий очаг, с великой осторожностью поддерживая новые язычки пламени. Вадин засмотрелся на шрамы на его обнаженной спине. У любого мужчины есть шрамы, это предмет его гордости, символ мужественности. Количество шрамов у короля было достойно его титула. Вадину казалось, что королевский голос рождается прямо из пламени или из его собственных мыслей. - Я дрался во множестве битв. Чтобы король, мой отец, взглянул на меня. Чтобы быть достойным титула принца. Чтобы стать настоящим принцем-наследником, а потом королем и управлять королевством. Благодарение господу, мне не пришлось отнимать его у моего отца. Боевой жеребец убил его вместо меня. Жеребец, чья надменность не позволяла ему терпеть существо, более великое, чем он сам. Бешеный - его потомок. Он своего рода отмщение. Сыновья убийцы короля будут служить сыновьям короля. А того жеребца я взял себе и укротил; он был со мной в каждой битве, пока не погиб подо мной. По-моему, в него попала стрела. Я уже не помню точно. У меня было так много сенелей. И это было так давно... Он казался невыразимо старым, невыразимо уставшим. Вадин промолчал. Ему было непонятно, почему король столь доверительно беседует с оруженосцем. Разве что он не собирается долго задерживаться на этой земле и все это скоро не будет иметь никакого значения. Король поднялся и вновь опустился на корточки с легкостью, которая противоречила его голосу и словам. - Это приводит тебя в смятение, не так ли? - спросил он. - Оказывается, когда-то я тоже был молод. Я родился, а не появился из-под земли вооруженным и коронованным. Я был ребенком, юношей, молодым человеком. У меня даже была мать. Она умерла, а меня заперли с няньками. У нее были враги; они говорили, что она имеет любовников. "А почему бы и нет? вскричала она, когда к ней явились убийцы. - Единожды в год мой господин и властелин удостаивает меня своей милостью. Все остальное время он проводит среди своих жен и наложниц. Он проливает свое семя там, где ему только вздумается. А разве я не королева? Разве я не могу делать то же самое?" Она заплатила за свои признания. Отец заставил меня смотреть, как с нее живьем сдирали кожу, окунали в соль и вешали на зубчатой стене. Как королевский сын, я обязан был узнать, что делает король с теми, кто предает его. А мне еще не исполнилось и семи лет. Я усвоил урок отца. Король должен следить, чтобы ничто не угрожало его правлению. Даже любовь, если эта любовь оборачивается против него. Трон смертельная штука, но важнее всего его неотразимая сила. Ей нет дела до человеческих слабостей. Она не знает сострадания. И в день смерти моей матери, когда раздавались в моих ушах ее пронзительные вопли, я поклялся, что стану королем; потому что я должен занять трон, а мой отец должен умереть. Я знаю теперь, что это был тяжелый человек, холодный и даже жестокий, но отнюдь не воплощение зла. Просто он был королем. А тогда и еще очень долго потом я считал, что он убил мою мать. Вадин подавил зевок. Он продолжал ждать какого-нибудь подвоха. То, что он услышал, оказалось очень печальным и частично объясняло причины безумия короля, но Вадин не понимал, какое отношение все это имеет к Мирейну и зачем потребовалось вытаскивать оруженосца принца из-под теплых одеял во мглу ночи. - Увы мне, увы, - вздохнул король, - я научился ненависти к моему отцу, я научился отбрасывать прочь милосердие, я научился быть по-королевски неумолимым. Но я так и не научился не любить. Ради благополучия моего королевства я взял в жены королеву Асаниана. Она должна была. удержать Золотую Империю, она должна была обогатить нас значительным приданым. Ее саму я в расчет не брал, считая ее той ценой, которую необходимо уплатить; я думал, что она окажется бледным низкорослым созданием, похожим на животных, которых приводят в восточные дворцы для украшения. Когда она появилась, то я действительно увидел маленькую, словно десятилетняя девочка, женщину, но сердце ее было великим, а в альковном искусстве ей не было равных. Говорили, что наш край слишком груб для нее. И тем не менее она научилась мириться с ним и даже, быть может, любить его. Она окрепла, она уже начала принимать наш образ жизни. Но я убил ее. Я зачал с ней ребенка, отлично зная, что я сделал и что буду делать, хотя она была слишком хрупкой для того, чтобы родить наследника королей Янона. Она сияла от счастья, и некоторое время я осмеливался питать надежды. Ребенок не был крупным; она чувствовала себя хорошо, не испытывала боли. И тем не менее, когда пришло ее время, все пошло наперекосяк. Ребенок перевернулся в утробе и не желал появляться на свет. Он сопротивлялся со всей силой прирожденного мага, которая поглощала все старания жрецов и акушерок и, к моему отчаянию, даже шаманов, которых я как раз тогда намеревался изгнать из королевства. Они-то остались, а вот моя королева - нет. Она слегка помедлила. Увидела дочь. Услышала, как я называю малышку наследницей. А потом, счастливая, умерла. Я оплакивал ее и оплакиваю до сих пор. Но она оставила мне Санелин, которая обладала всеми достоинствами своей матери и ее нежностью, а кроме того, унаследовала мощь и силу нашего народа. - Да, - сказал король, и его глаза встретились с глазами Вадина, будто два стальных меча. - Я слишком любил свою дочь. Я любил ее ради нее самой и ради ее матери, на которую она была так похожа и которую я потерял. Но любовь моя не была слепа и не была чувством горюющего влюбленного, который сделал наследницей дочь своей госпожи. Я понимал, что мы сотворили - моя королева и я. В теле девочки-подростка, гибком и по-асаниански хрупком, жила душа императора. - Но к несчастью, - перебил его Вадин,- она была женщиной. Король встал. Несмотря на преклонный возраст, высокий рост и тяжелые кости, он, как и Мирейн, двигался с грацией пантеры. Вадин так и замер в ожидании смертельного удара. Но этого не произошло. - Да-да, - протянул король. - Да. Это действительно было несчастьем. И еще большим несчастьем было то, что судьба не дала мне сыновей. Санелин, мой единственный ребенок, была из чистого золота; и Солнце забрало се. Не я тут выбирал. С самого раннего детства ей было известно, кто станет ее господином и возлюбленным. Он создал ее для себя и в конце концов отнял ее у меня. Наверное, это правильно: дочь всегда переходит из рук своего господина-отца в руки господина-мужа, а она была невестой Аварьяна. Но ведь она была и наследницей Янона. Вадин решился рискнуть и совершил дерзкую попытку. - Принц Моранден... Пантера вскинулась и зарычала. Это был смех, хриплый и сдавленный, пронизанный болью. - Ты любишь его, ведь так? Его многие любят. Он настоящий лорд, он гордый, он наделен красотой своей матери. Но она обладает божественной мудростью, а его даже умным назвать нельзя. - Почему вы ненавидите его? - спросил Вадин. - Что он вам сделал? - Он родился. - Король сказал это спокойно, без тени упрека. - Из всех ошибок, сделанных в моей жизни, величайшая заключалась в том, что я покорился дочери Умиджана. С молоком матери она впитала ненависть. Но ее красота поразила меня в самое сердце. Я думал, что смогу приручить ее, я мечтал если не о ее любви, то хотя бы об уважении ко мне как к своему супругу. Я был дураком. Рысь не покоряется сердцу охотника. - Вам следовало убить ее прежде, чем сын попадет в ее когти. - Он начал принадлежать ей с того времени, как стал воспринимать окружающее. - И вы не пытались изменить ситуацию? Вы никогда не позволяли ему забыть о том, кто был вашей истинной любовью. Вы сами дали ему понять, кому достанется трон. Санелин или никому. Это еще чудо, что он не перерезал вам горло в первый же момент, когда узнал, как это делается. - Он пытался. Несколько раз. А я прощал его. Я люблю его, но не отдам ему трон. - А что было бы, если бы Мирейн не пришел? - Я знал, что он придет. Это не только было предсказано. В моих снах бог обещал мне, что великий появится здесь. Еще я знал, что моя дочь даже меньше меня хотела бы, чтобы ее наследство попало в руки Одии из Умиджана. Вадин изумился тому, что сидит здесь перед стоящим королем и разговаривает с ним, словно он... ну да, словно он - это Мирейн. - Я не понимаю. Я видел мужчин, которых не вскармливали как следует. Но принц Моранден не имеет с ними ничего общего. Он сильный. Он сильнее всех в Яноне. Ему нет равных ни на поле брани, ни где бы то ни было.. - В мире есть кое-что поважнее, нежели искусство владения мечом. - Король показал Вадину ладони, покрытые мозолями от рукояти боевого оружия, и слегка улыбнулся. - Моранден - порождение своей матери. Когда она повелевает, он повинуется. Когда она ненавидит, он тоже ненавидит. Она форма, а он - отливка. Если он взойдет на трон Янона, править будет она. Она уже правит там, где он считается лордом. - Однако... - начал Вадин и замолчал. Зачем говорить? Король знает то, что знает. И не мужлану из Имехена убеждать его в обратном. Но, может быть, это все же нужно сделать. Вадин беспомощно заерзал на стуле. Моранден не монстр. С парнем из чужой страны, который не представлял угрозы его власти, он был весьма любезен. Когда его слушались, он мог быть просто очарователен. Но даже когда ему не служили, он оставался честным. Он был смертным человеком и, конечно, не без недостатков. Ну и что? Мирейн тоже далек от совершенства. Слуги стремились прислуживать Мирейну. А имя Морандена встречали пожатием плеч, вздохом, словно смиряясь с неизбежностью долга. Иногда, признавали они, служить ему приятно, иногда - рискованно. Ведь он лорд. Чего от него можно ожидать? Но он не был жестоким. Он был капризным не больше, чем любой другой принц. Мирейн был куда более непредсказуем. Мирейн есть Мирейн. Даже Вадин не мог представить его другим; и уж конечно, невозможно было вообразить, чтобы кто-то командовал им, а тем более управлял за него. Моранден - другое дело, Морапден был чем-то похож на флюгер, и каждый знал это. Его милости можно было добиться, пусть не при помощи меди или какого-то иного подкупа, но в друзьях у него часто числились те, кто наиболее умно льстил ему. Он не умел проявлять терпение в докучливой государственной работе: на советах, аудиенциях, бесконечных и бесчисленных церемониях. Он низко пал в глазах толпы, когда обвинил Мирейна в увиливании от подобных обязанностей и попытался внушить людям, что сам посвящает этому долгие часы. Вероятно, он страшно мучился от скуки, пока король не призвал его на защиту Окраин. Вадин мысленно фыркнул. Теперь остается только оправдать Мирейна за то, что он бесцельно слоняется по рынку, в то время как королевство неуклонно катится к войне. Но Мирейн вовсе не слоняется. Точнее, это не совсем так. Он просто знакомится со своим народом. - Если Моранден - марионетка в руках Одии, - произнес наконец Вадин, - то почему вы дали ему титул принца? - Титул принцессы я дал его матери. Это была моя цена. Она не станет натравливать на меня своего сына, а я предоставлю им свободу правления там, где они захотят. В рамках закона. - Что вы и сделали. - Именно так, - сказал король. Вадин откинулся на спинку стула. - Зачем вы говорите мне это, господин мой? И чего ждете от меня? - Чтобы ты помешал им убить друг друга. - Помешал... - Вадин так расхохотался, что чуть не сорвал голос. - Мой господин, я не знаю, что вам наговорил про меня Аджан, но я всего лишь человек и не могу встревать между громом и молнией. Король схватил его, как грудного ребенка, поднял на ноги и встряхнул так, что у оруженосца помутилось в глазах. - Ты сделаешь это. Ты встанешь между ними и не позволишь им погибнуть от руки друг друга. - Только в этот раз. Пальцы короля вцепились в косички Вадина, голова юноши откинулась назад. - Нет, до тех пор, пока я жив. Поклянись, Вадин аль-Вадин. - Не могу, - задыхаясь, выдавил Вадин. - Моранден - это еще куда ни шло, но Мирейн... - Король судорожно сжал пальцы. Он был безумен. Совершенно безумен. - Мой господин, я... Старик отпустил его. Вадгш упал на четвереньки. В голове у него гудело, он задыхался от злости. Дрожа и ненавидя за это самого себя, он поднял голову. Король стоял рядом с ним на коленях. И Вадин с горькой ясностью увидел в его глазах не безумие, а любовь. Король разрывался между ними обоими. Голос его звучал хрипло, но в нем не было и тени уступки. - Ты должен попытаться. Ты - все, что я имею. И ты единственный, кого они оба любят. Единственный, кому я могу доверять. Это было уж слишком. Мирейн, а теперь еще и король. Вадин сгорбился и дрожал. Король прикоснулся к нему, и он вздрогнул, точно пугливый олень. - Это цена, которую ты платишь за свое достоинство, - сказал король. Мало-помалу Вадин успокоился и заставил себя выпрямиться. Половина его косичек расплелась. Он отбросил их с глаз и взглянул на короля. - Мой господин, я сделаю все что смогу, даже если это будет стоить мне жизни. - Это может стоить жизни всем нам. - Король поднял его и обнял из последних сил. - Иди. Защищай своего господина. Даже от него самого, если понадобится.