Свечкой ушла вверх одна из патрульных машин и встала футов на двести выше барража, лупая мигалками и хрюкая «матюгальником».
– Красиво, – оценил Билли. – Но зря. Сейчас огребет от подполковника, кардан ему за щеку.
Я кивнул. Через несколько секунд Мастерс сделал то, чего мы от него ждали. Пройти над домом он не осмелился. Но шевельнул–таки рулями. Слегка завалил свою галошу на бок, и патрульную – сдуло. Она чудом не сорвалась в неуправляемое падение. Оттормозиться ей удалось только за тысячу футов от дома. Там она и плюхнулась на шасси, да так жестко, что с колес отлетели колпаки.
Барраж опасно заколебался, но устоял.
Было очень шумно, однако я расслышал, как выкрикивает проклятия лейтенант.
Мастерс посадил галошу в поле. Все вдруг оказалось маленьким: дом, тарелка на крыше, толпа, мы сами. Сейчас этот кашалот глотнет – и уже полгорода у него в пузе.
Истребители встали в широкий круг и принялись давить на нервы. Я постарался забыть о них.
Из галоши выпрыгнуло несколько крошечных фигурок. Одна, помедлив, отделилась и побежала к нам.
С крыльца спустилась Кларисса. Рассекла собой толпу и двинулась навстречу гостю. Пулемет висел у нее на плече, стволом вперед.
– Пойдем, – сказал я. – Это Павловски. Послушаем, что скажет.
Билли неуверенно оглянулся на барраж. Тот вроде бы держался ровно. Повисит еще, у местных крепкие руки, за полчаса не отвалятся. Убрать заслон нельзя, Мастерс сразу прыгнет, а что от такого маневра дом развалится, это до него после дойдет. Когда развалится.
Посадить бы человек двадцать местных на тарелку сверху, да она скользкая, не зацепишься.
А Вера с Сарой все молчали. Только сидели уже не рука в руке, а обнявшись.
Мы пошли в поле. Толпа провожала нас сочувственными взглядами. Кто–то что–то ободряющее крикнул, но слов было не разобрать. В ушах стоял ровный тяжелый гул, иногда перебивавшийся резкими вжиками, когда мимо проскакивали истребители.
Толпа была за нас. Всеми пятьюстами душами. Толпа хотела, чтобы «мы им показали».
Потом толпа захохотала.
В поле несчастный Павловски стоял перед Клариссой с поднятыми руками. Наверное, что–то не то ляпнул. Мы прибавили шаг.
– Айвен! – взмолился Павловски издали. – Убери от меня эту психованную… Виноват, этого офицера! Пока я ей мозги не выжег.
– И не думай, – сказал я. – Мы тебя блокируем.
– Значит, вы правда с ними заодно… – Павловски даже руки опустил, но сразу огреб крепкого тычка стволом под ребра.
– Офицер, мы поговорим? – попросил Билли.
Кларисса с видимым неудовольствием отошла в сторону. Пулемет она держала наготове.
– Вот это баба! – выдохнул Павловски, потирая живот. Тощий и белобрысый, он казался совсем не опасным. – Обалдеть красотка! Главное, я только спросил, что она делает сегодня вечером… Интересно, она замужем?
– Да, – сказал Билли. – За мной. Чего надо, капитан?
– Мастерс хочет знать – вы решили сдать объект федам? Или Пентагону? Или мечтаете о мировой славе? Ребята, одумайтесь. Вас же выпотрошат. Это ведь чистое предательство.
– Нам нужно только немного времени, – сказал я.
– Айвен, умоляю, давай все забудем. Погрузим объект и уйдем. Сделаем вид, что ничего не было. Мастерс дает слово.
И тут я ошибся.
– Послушай, разве тебе никогда не хотелось наладить контакт? – спросил я. – С хозяевами косоглазых, а? У нас впервые появилась надежда что–то узнать. Дадим Саре шанс…
Павловски ударил первым. Через миг его поддержал Мастерс. Мир перевернулся и рухнул мне на голову.
Падая, я сделал главное – замкнул атаку на себя. Неразумная, жестокая сила этих двоих плеснула в меня, обжигая и выворачивая наизнанку внутренности.
Я видел, как присел, раскинув длинные руки, Билли – и мир перевернулся еще несколько раз. Потом я увидел, как Павловски летит через голову. И кувыркаются фигурки у транспорта. А сама галоша подскакивает вверх.
– Остановитесь же! – взмолился я.
Сначала рухнул транспорт.
Потом на меня свалился истребитель.
Я успел мысленно сказать: «Прощай, Вера, прости за все». Тут истребитель вильнул и упал на брюхо неподалеку. Из кабины вывалился пилот, встал на четвереньки и принялся блевать, укоризненно поглядывая в мою сторону.
Да тут, в общем, все стояли на четвереньках, всех тошнило, и все были почему–то очень недовольны мной.
И только черный маг Вильям Мбабете, великий и ужасный, возвышался над этим вселенским бардаком.
– Ну, ты и дал копоти, Ванья, хлоп твою железку, – сказал он.
Я решил в порядке эксперимента встать на четвереньки. И сразу испытал такое отвращение к себе, что меня тоже стошнило.
Мимо прошла Кларисса, волоча пулемет за ремень. Она немного попинала ногами бесчувственное тело Павловски, потом крикнула пилоту: «Эй, ты в порядке?» Пилот отмахнулся и прилег. Кларисса остановилась надо мной.
– Ну, ты монстр, Айвен, – сказала она. – Я тебя, конечно, не боюсь, но Веру мне жаль. Вставай, пойдем.
– Чего я сделал–то? – жалобно прохныкал я, когда они с Билли ухватили меня под руки.
– Приземлил всю технику, испортил ее на хрен, – начал перечислять Билли, – всех поставил раком… И всем дал осознать.
Я кое–как огляделся. В небе не было ни единой машины – они стояли повсюду вразброс, большей частью помятые. Публика вокруг дома сидела на траве, заблеванная и грустная. Некоторые плакали.
И к нам от дома бежала Сара, смешно подкидывая ноги. Конечно, она же десять суток ходила по кочкам…
Сара бросилась мне на шею, а эти двое умников как раз меня отпустили, поэтому я снова упал.
– До свидания, Иван, – сказала Сара. – Ты замечательный. Я все сделаю и вернусь. Пока! Береги маму.
Чмокнула в щеку, слезла с меня и убежала.
– Билли! Будь другом, помоги ей погрузиться и объясни, как настроить «дыхалку».
– Сделаем, командир. Жалко, ты угробил ее браслет. Ты тут все пожег на милю вокруг.
Я застонал. Мне было стыдно.
Кларисса присела рядом, скрестив ноги и положив на колени пулемет. Сняла фуражку, вытерла лоб рукавом.
– Чего я сделал–то? – повторил я шепотом, глядя в небо.
– В общих чертах, Айвен, ты попросил, чтобы все хорошо себя вели. Потому что ты хороший. И если мы будем вести себя плохо, ты расстроишься.
– И это всё?!
– Короткая версия.
– А поподробнее?
– Ну… Хочешь, расскажу, что сделал с тобой космос? Как тебе плохо из–за того, что землян не пускают к звездам? Как ты любил свою маму? И почему влюбился в Веру? Что ты знаешь и думаешь о нас? Айвен, теперь мы тебя знаем тоже. Ты не просто заставил всех подчиниться тебе. Ты – уговорил. В долю секунды. Было очень больно за тебя и очень жалко человечество. Сволочь ты, Айвен…
