– Почти нет. – Он притянул ее ближе к себе. Теперь, когда она была там, где он видел ее в своих мечтах, он не хотел мириться с тем, что их разделяет даже сантиметр. – Все хорошо?
– Мм, прекрасно. Более чем прекрасно. Просто божественно.
– Я говорил, что это неплохая идея, – прошептал Том ей в волосы.
Вайолет рассмеялась низким счастливым смехом:
– Говорил. И оказался прав.
Очень даже прав. Том даже вообразить не мог, что все будет так замечательно. Он почти с первого дня почувствовал, что его влечет к Вайолет, но не предполагал, что за этим что-то последует.
Но Том смог ближе узнать ее и понять. И даже немного сам раскрылся перед ней.
– Я рад, что ты так думаешь.
– Кроме того… все произошло настолько стремительно, что я уверена – у тебя не хватило бы времени включить видеозапись.
Том, конечно, понимал, что она шутит, и все же в ее словах ему послышалась боль. Не вполне затянувшаяся рана. Ему захотелось обнять ее покрепче, защитить от мира. Обычно он не испытывал ничего похожего по отношению к женщинам, с которыми у него была связь.
Но сейчас… он чувствовал, что Вайолет и так очень долго оберегали и защищали. И теперь она для разнообразия готова сама позаботиться о себе.
Он передвинулся на кровати так, чтобы заглянуть ей в лицо.
– Ты же знаешь, что я бы этого не сделал? Должна бы знать.
– Я знаю, я знаю. – Вайолет прижалась к Тому и поцеловала в губы. – Я просто еще… привыкаю к этой мысли.
– Хорошо тебя понимаю. – Он снова притянул ее к себе, обняв за талию. – Я надеюсь, ты сумеешь мне окончательно поверить.
– Кажется, я уже верю. – Заглянув в ее глаза, полные надежды, Том понял, что должен снова поцеловать ее. Но когда они оторвались друг от друга, он увидел в ее глазах вопрос.
– Что? – спросил он.
– Я только подумала… ты в своем некрологе написал о маме, и потом о том, что вы поссорились. Ты говорил, что вы так и не помирились до ее смерти. Но ты ни разу не упомянул, из-за чего произошла ссора. – Она поцеловала его в ключицу. – Расскажи мне.
– Когда я еще только начинал карьеру журналиста, то устроился в одну… не слишком респектабельную газету. Мама считала, что это издание заслуживает только презрения. Заправлял в газете тип, который полагал, что цель – сенсация, интересный для широкой публики материал – оправдывает средства. И от сотрудников он требовал делать все возможное, чтобы добывать такой материал. Мама говорила, что я растрачиваю свои способности, продаю свою душу ради работы, которая того не стоит. – Том вспомнил гневное лицо матери. – Она сказала, что знать не хочет сына, который пал так низко.
Том отважился взглянуть на Вайолет: она лежала неподвижно, щекой касаясь его плеча. Ее ресницы были мокрыми от слез.
– А что было потом? – пробормотала она и погладила его по руке, ласково и сочувственно.
– Я ей сказал, что она ничего не понимает в журналистике и никогда не поймет. Что все это необходимо для будущей карьеры. Тогда она просто выгнала меня из дома и не разрешала возвращаться до тех пор, пока я не вспомню, что такое порядочность. – Он крепко зажмурился. – Не потребовалось много времени, чтобы я понял, как она была права. Но из гордости я не хотел признаваться ей в этом. Я даже не знал, что она заболела, а когда узнал… было уже слишком поздно.
К тому времени Том уже давно уволился из газеты, после того как произошла та… ужасная история и он осознал, что натворил.
Вайолет крепко обняла его, совсем по-матерински.
– Том, мне жаль!
– Это было давно. – Как будто время может сгладить подобное из памяти!
– Все равно… как я хотела бы облегчить тебе твою боль.
Том крепко прижался к ней.
– Поверь мне, что ты и так это сделала. Мне уже легче, когда ты просто рядом.
Вайолет вытянулась на простынях и прислушалась к равномерному дыханию лежавшего рядом Тома. Солнце за окном уже взошло – должно быть, было около шести часов утра. Она слышала, как несколько часов назад родители и Дэзи с мужем вернулись домой, слышала, как они смеются и желают друг другу спокойной ночи. Из машины Вайолет послала Дэзи сообщение, что они с Томом возвращаются домой пораньше, полагая, что более конкретные объяснения не требуются.
Интересно, что они все подумали? Поймут ли они ее? И как это повлияет на работу Тома, ради которой он приехал сюда в такую даль?
– Ты очень громко думаешь, – пробормотал Том, поворачиваясь на бок. – Лучше поспи еще.
– Я уже засыпаю, – солгала Вайолет. Она погладила его по руке и подождала, пока его дыхание снова станет ровным. Вряд ли, проснувшись, он вспомнит свои странные слова.
Но их близость он, конечно, вспомнит, в этом Вайолет не сомневалась. Забыть такое невозможно. Она конечно не могла считать себя искушенной женщиной, но сила их взаимного влечения, внутренняя связь, которую она ощущала в его объятиях… ничего подобного она не испытывала прежде.
Вайолет подавила смешок, вспомнив самые первые слова Тома, обращенные к ней, – что ее досадливое выражение напомнило ему о том отвратительном видео.
Она взглянула на Тома – он спал, закинув руку за голову, темные волосы растрепались, обнаженный торс вызывал искушение. Можно сейчас свернуться рядом с ним клубочком, положить голову ему на грудь и погрузиться в сон. И спать до тех пор, пока он не проснется и не захочет повторить то, что произошло между ними ночью…
Окинув Тома еще раз взглядом напоследок и тихонько вздохнув, Вайолет осторожно и медленно, чтобы не разбудить его, выбралась из-под простыни. Ей необходимо было подумать, но пока она оставалась в постели, это не представлялось возможным. Даже спящий, он волновал и отвлекал ее.
Она достала из ящика леггинсы и длинную футболку и, радуясь тому, что вчера вечером они, вернувшись домой, направились к ней, а не к нему в комнату, бесшумно оделась и выскользнула за дверь. Освежившись под душем в конце коридора, а не в собственной ванной, примыкавшей к ее комнате, она сварила себе кофе на кухне и проследовала в Розин кабинет.
Она собиралась поразмыслить над тем, что же будет дальше.
В кабинете царили приятная прохлада, тишина и пустота. Поставив кружку на край стола, Вайолет села во вращающееся кресло и уставилась в окно. Нужно было закончить еще кое-какие дела по подготовке к концерту.
Том рассказал ей о своей матери и о темной стороне журналистики – с которой Вайолет и так уже была хорошо знакома. Но он ушел из той газеты и до сих пор мучается чувством вины оттого, что его мать об этом так и не узнала.
Внезапно на столе зазвонил телефон, и Вайолет нахмурилась. Кто хотел слышать ее в воскресенье в такую рань?
– Вайолет Хантингдон-Кросс, – сказала она в трубку.
