Бартон развернулся и обратился к другим женщинам:
— Ну, а как вы, дорогие дамы? Вы тоже оденете эти безобразные колючие копны сена только потому, что одна из представительниц женского пола вдруг решила, что у нее снова появились интимные части тела? Может ли то, что уже было публично обозреваемо, снова стать интимным?
Логу, Таня и Алиса ничего не поняли из его слов, поскольку он говорил по-итальянски. Но через мгновение он произнес те же самые слова на английском.
Алиса, вспыхнув, сказала:
— То, во что я одета — мое личное дело! Если кому-нибудь нравится ходить голым в то время, как я пристойно прикрыта — что ж!..
Логу опять не поняла ни слова, но, очевидно, сама сообразила, что происходит. Она рассмеялась, пожала плечами и отвернулась. Остальные женщины, казалось, старались предугадать, как намерены поступить другие. В этот момент их не интересовало ни уродство, ни неудобство этой новой одежды.
— Пока вы, женщины, определите, как вам поступить, — предложил Бартон, — было бы неплохо, если бы вы соизволили взять бамбуковые ведра и пройтись с ними к реке. Мы смогли бы выкупаться, наполнить ведра водой, посмотреть, каково положение на равнине, а затем вернуться сюда. До наступления ночи надо соорудить несколько домиков или хотя бы временных шалашей.
Они двинулись вниз, продираясь сквозь траву, волоча с собой чаши, оружие и ведра. Пройдя совсем немного, они повстречали довольно много людей. По-видимому, многие решили покинуть равнину. И кроме того, некоторые нашли сланцы и изготовили орудия и оружие. Возможно, они научились технике обработки камня у других первобытных людей, оказавшихся в этой местности. Пока Бартону повстречалось только два существа, не принадлежащих к виду «гомо сапиенс», и оба были в его группе. Но от кого бы люди ни научились технике обработки камня, она пошла им на пользу. Бартон с товарищами прошел мимо двух уже почти завершенных бамбуковых хижин. Они были круглые, с одной комнатой и конической крышей, покрытой листьями железных деревьев. Один мужчина, пользуясь кремневым топором и скребком, делал бамбуковое ложе на невысоких ножках.
За исключением нескольких высоких, довольно грубых хижин или навесов, сооруженных без применения каменных орудий, да немногих купающихся, на равнине было пустынно. Останки погибших во время вечернего безумия исчезли.
До сих пор никто не носил юбок из травы, и многие встречные удивленно смотрели на Алису и даже смеялись, бросая хриплые реплики. Алиса поминутно краснела, но не пошевелила и пальцем, чтобы избавиться от своих одеяний. Солнце начало припекать, и она беспрестанно чесалась.
То, что Алиса, воспитанная в строгих правилах викторианских высших кругов, чесалась при всех, показывало степень ее раздражения.
И все же когда они добрались до реки, то увидели добрую дюжину охапок, которые оказались травяными платьями, оставленными у самой воды мужчинами и женщинами, которые сейчас смеясь плескались и плавали в реке.
Это было полной противоположностью тем пляжам, которые он знал. Те же люди, ранее пользовавшиеся закрытыми кабинами, пляжными костюмами, прикрывавшими их от лодыжек до шеи, и всеми другими аксессуарами пристойности, столь абсолютно нравственными и жизненно необходимыми для сохранения благопристойного общества. И всего лишь на другой день, очутившись здесь, они уже плавали нагишом и наслаждались этим.
Отчасти они смирились с наготой благодаря потрясению, вызванному Воскрешением. Кроме того, в первый день они мало что могли с этим поделать. К тому же здесь перемешались люди цивилизованные с дикарями или, другими словами, цивилизованные обитатели городов с цивилизованными жителями тропиков, а южан, как известно, нагота не очень смущает.
Бартон помахал рукой и окликнул женщину, стоявшую по пояс в воде. У нее было вульгарно-красивое лицо и сверкающие голубые глаза.
— Это как раз та женщина, что напала на сэра Смитсона, — тихо заметил из-за плеча Бартона Лев Руах. — Ее зовут, кажется, Вильфреда Олнорт.
Бартон с любопытством посмотрел на нее, особенно оценив роскошный бюст. Он еще раз окликнул ее:
— Ну как вода?
— Очень хорошая! — ответила она, улыбаясь. Он отстегнул свою чашу, поставил на землю корзину, в которой нес кремневый нож и топор, и, взяв зеленое мыло, полученное вместе с едой, вошел в воду. Вода была градусов на пять ниже температуры человеческого тела. Намыливаясь, он возобновил разговор с Вильфредой. Если в ней и было еще какое-то чувство обиды на Смитсона, она его не выказывала. У нее был отчетливый акцент, характерный для уроженцев северных графств, скорее всего… Камберленда.
— Я слышал, как вы слегка отделали этого старого великого лицемера, — усмехаясь, произнес Бартон. — Но сейчас вы должны быть счастливы. Ведь вы теперь молоды, здоровы, красивы и вам не надо больше ишачить ради куска хлеба. И кроме того, вы теперь можете заниматься любовью ради любви, а не как раньше — ради денег.
Ходить вокруг да около фабричной девчонки было бесполезно. Вильфреда одарила его таким же холодным взглядом, как и любой из взглядов Алисы Харгривс.
— У вас что, с нервами не в порядке? Англичанин, не так ли? Что-то не могу понять, откуда. Судя по вашему акценту, из Лондона, не так ли? Или… что-то не наше…
— Вы очень близки к цели, — сказал он, смеясь. — Меня, между прочим, зовут Ричард Бартон. Вы бы не хотели присоединиться к нашей группе? Мы объединились вместе для защиты и взаимопомощи.
Там, среди холмов, мы обнаружили камень для чаш, которым пользуемся пока только мы. Сейчас мы возвращаемся туда, чтобы построить несколько домиков.
Вильфреда внимательно посмотрела на таукитянина и неандертальца.
— Они что, тоже входят в вашу группу? Я уже слышала о них. Говорят, что одно из этих чудищ — человек, прибывший со звезд в… двухтысячном году.
— Он не причинит вам зла, дорогая. Так же как и неандерталец. Так что вы скажете на мое предложение?
— Я всего лишь женщина, — пожала плечами Вильфреда. — Что я могла бы предложить в качестве вступительного взноса?
— Все, что может предложить женщина, — ухмыльнулся Бартон.
К его удивлению она расхохоталась. Женщина подошла к Бартону, ощупала его грудь и произнесла:
— Разве вы не молодец? В чем же дело? Разве сами вы не в состоянии раздобыть себе девушку по вкусу?
— Я уже имел одну и ту потерял, — скривился Бартон. Это было не совсем правдой. Он не знал, что намерена предпринять в дальнейшем Алиса. И не мог понять, почему она остается с группой, если чувствует к нему такой ужас и отвращение. Возможно, только потому, что предпочитает зло знакомое злу неизвестному. Сейчас его раздражала ее глупость, но все же ему не хотелось, чтобы она покинула группу. Любовь, которую он испытал ночью, возможно, и была обусловлена наркотиком, но все-таки безусловно что-то осталось в его сердце. Тогда почему же он просит эту женщину присоединиться к ним? Наверное, пытается вызвать ревность у Алисы. Наверное, хочет иметь в запасе женщину, если сегодня вечером Алиса ему откажет. Возможно… впрочем, он и сам не знает зачем…
