– И давно работорговец Тунч… – начала было доктор.
– Пожалуйста, не говорите на этой лестнице, – сказала ей строгая женщина. – Нас могут услышать другие.
Доктор ничего не сказала, только повернулась и снова взглянула на меня – глаза широко открыты, уголки губ опушены.
Нас провели в другую часть дома, на третий этаж. Коридор, в котором мы оказались, был широк и роскошен. Стены были увешаны картинами, а в торцах располагались окна во всю высоту, позволявшие видеть великолепные дома по ту сторону канала, облака и небо за ними. В коридор выходило несколько высоких и широких дверей. Нас провели к самой высокой и самой широкой.
Женщина взялась за рукоятку двери.
– Слуга у причала, – сказала она. – Он говорил с вами?
– Что? – спросила доктор.
– Он говорил с вами?
Доктор несколько мгновений смотрела в глаза женщины.
– Я задала ему вопрос, – сказала она (то был один из немногих случаев, когда я слышал от доктора откровенную ложь).
– Я так и думала, – сказала женщина, открывая нам дверь.
Мы вошли в большую комнату, освещенную только свечами и лампадами. Пол под ногами был мягким и теплым. В комнате стоял сильный сладкий запах, и мне показалось, что я почуял аромат целебных или укрепляющих трав. Я попытался уловить запах болезни или тления, но не смог. В центре комнаты стояла огромная кровать с балдахином. На ней лежал крупный человек, вокруг которого суетились трое – двое слуг и хорошо одетая дама. Они оглянулись, когда мы вошли и в комнату хлынул свет. Свет за нами начал убывать, когда строгого вида женщина стала закрывать дверь.
Доктор повернулась и сказала через еще оставшуюся щель:
– Слуга…
– Он будет наказан, – сказала женщина с ледяной улыбкой.
Дверь закрылась. Доктор глубоко вздохнула, потом повернулась – вокруг кровати в центре комнаты горели свечи.
– Вы и есть та самая женщина-доктор? – спросила дама, подойдя к нам.
– Меня зовут Восилл, – ответила доктор. – Госпожа Тунч?
Женщина кивнула.
– Вы поможете моему мужу?
– Не знаю, мадам. – Доктор оглядела комнату, в которой царил полумрак, словно пытаясь угадать истинные размеры помещения. – Было бы лучше, если бы я могла его видеть. Занавеси у вас задернуты специально?
– Нам сказали, что темнота уменьшает опухание.
– Давайте посмотрим, – сказала доктор.
Мы подошли к кровати. Ступая по ворсистому ковру, я испытывал странное, тревожное чувство, словно шел по палубе раскачивающегося корабля.
Судя по слухам, работорговец Тунч всегда был крупным мужчиной. Теперь он стал еще больше. Он лежал на кровати, дышал часто и неглубоко, серую кожу сплошь покрывали пятна. Глаза были закрыты.
– Он почти все время спит, – сказала нам дама – худенькая и невысокая, она была похожа на ребенка с узким бледным лицом; руки ее постоянно находились в движении – пальцы перебирали друг дружку. Один из двух слуг протирал лоб ее мужа. Другой подтыкал простыни в ногах кровати. – Он только что облегчился, – объяснила дама.
– Вы не сохранили стул? – спросила доктор.
– Нет! – Дама была шокирована. – В этом нет необходимости. Дом оборудован канализацией.
Доктор заняла место слуги, протиравшего лоб хозяина. Она заглянула в глаза больного, потом в его рот, а потом стащила одеяло с огромного распухшего тела и задрала на нем рубашку. Я думаю, что все толстяки, которых я видел, были евнухами. Работорговец Тунч был не просто толст (хотя в этом и нет ничего плохого – быть толстяком!), он весь опух. Странным образом. Я увидел это сам, еще до того, как доктор указала на это.
Доктор повернулась к даме.
– Мне нужно больше света, – сказала она. – Раздвиньте, пожалуйста, занавеси.
Дама поколебалась, потом дала знак слугам.
Свет залил огромную комнату. Она оказалась еще великолепнее, чем я думал. Вся мебель была отделана листовым золотом. Огромный балдахин из прошитой золотом материи, собранной в жгут в центре потолка, сам представлял собой что-то вроде занавеса. Все стены были увешаны картинами и зеркалами. На полу и на столах стояли скульптуры (главным образом нимфы и несколько старых похотливых богинь), а в буфетах виднелось множество вещиц, похожих на человеческие черепа, отделанные золотом. Ковры были мягкие, с сине-черным отливом – как я догадался, сшитые из шкур зулеонов, обитающих далеко на юге. Мягкие настолько, что меня не удивило, отчего, ступая по ним, испытываешь беспокойство.
Работорговец в свете дня выглядел не лучше, чем в мерцании свечей. Тело его, рыхлое и бесцветное, казалось, имело причудливые очертания даже для такого тучного человека. Он застонал, толстая рука его приподнялась – она трепыхалась, как жирная птица. Жена взяла ее и прижала к своей щеке – действовала она одной рукой. Когда же она попыталась воспользоваться обеими руками, в ее движениях обнаружилась какая-то неуклюжесть, озадачившая меня в тот момент.
Доктор принялась щупать огромное тело в разных местах. Человек застонал и принялся бормотать что-то, но совершенно неразборчиво.
– Когда он стал так опухать? – спросила она.
– Пожалуй, с год назад, – сказала дама. Доктор вопросительно посмотрела на нее. Дама покраснела. – Мы поженились только полгода назад, – сказала жена работорговца. Доктор посмотрела на нее недоуменно, потом улыбнулась.
– Боли вначале были сильные?
– Домоправительница сообщила мне, что, по словам его предыдущей жены, боли начались приблизительно в сезон урожая, а потом его… – она погладила себя по талии, – его живот начал расти.
Доктор продолжала ощупывать громадное тело.
– А характер у него не испортился?
Дама улыбнулась едва заметной неуверенной улыбкой.
– Я думаю, он всегда был… он никогда не принадлежал к людям, которые легко переносят общество дураков. – Она принялась потирать себя, потом поморщилась от боли, прежде чем ей удалось скрестить руки, и наконец принялась массировать правой рукой левое предплечье.
– У вас болит рука? – спросила доктор.
Дама отпрянула назад, глаза ее широко раскрылись.
– Нет! – воскликнула она. – У меня все в порядке. Все отлично.
Доктор опустила рубашку на больном и натянула на него одеяло.
– Я ничего не могу для него сделать. Пусть лучше спит.
– Пусть спит? – воскликнула дама. – Спит весь день, как животное?
– Мне очень жаль, – сказала доктор. – Но я бы сказала, что ему лучше оставаться без сознания.
– И вы ничего не можете для него сделать?
– Ничего, – сказала доктор. – Болезнь зашла слишком далеко – он и боли теперь почти не чувствует. Вряд ли он еще хоть раз придет в себя. Я могу выписать вам рецепт на тот случай, если сознание вернется, но думаю, его брат уже позаботился об этом.
