Мейс был консультантом по бизнесу. У него не было специальной подготовки, только опыт, но это ценилось больше, чем куча дипломов. А если ты умел себя вести, обладал самоуверенностью и обаянием, ты был почти в дамках. "Уверенность в себе - залог успеха", - таково было его любимое изречение.
С клиентами проблем у него не существовало, они просто стояли к нему в очереди, труднее было получить от них деньги. Он учил их, как распоряжаться своими финансами, отдавать долги, чтобы занимать вновь, сохранять свои наличные как можно дольше, а потом они эти самые познания использовали против него. Гвин не был обычным консультантом, он обучал своих клиентов всем трюкам в финансовых делах, легальным и нелегальным. Игры с налогами, уклонение от их оплаты - он называл это "экономией" налогов; с налогом на добавочную стоимость можно очень широко манипулировать, если знать как. Он изучил законы, знал все лазейки. Он улыбнулся, вспоминая разные свои компании; когда у кредиторов лопалось терпение, ты оставался без копейки, начинал следующую неделю под другим названием. Все совершенно законно, они не могли до тебя добраться. Оскорбления, угрозы - все это на него не действовало, он был закаленным. Но пословица гласит, что человеку надо лишь дать веревку, а уж повесится он сам. Гвин Мейс скрутил простыню, хотел опять натянуть ее на себя. Да, веревку они ему дали длинную, и теперь он трясется у виселицы. Вот-вот это случится. Боже, он сломался под напряжением. Почти что.
Рут и половины всего не знала, она бы тут же бросила его, вернулась бы к матери, если бы узнала о его делах. Чертовски правильная, вот в чем беда его жены. Респектабельность - только она имела для Рут значение. Если бы Сара и Норман поехали отдыхать вдвоем, они бы занялись любовью. Сара могла бы забеременеть, а для Рут это означало бы верх неприличия. Об этом бы узнали соседи, прихожане ее церкви, они бы подвергли ее остракизму. Или, что более вероятно, стали бы сплетничать и хихикать у нее за спиной.
Рут была точно такой же, когда Гвин ухаживал за ней, и все это передалось ей от ее чертовой мамаши. "Нет, Гвин, я не позволю тебе ничего такого до нашей брачной ночи, потому что это нехорошо, не так ли? Нет, нельзя меня трогать, потому что одно ведет за собой другое, а мы не хотим испытывать соблазн, не так ли?"
Гвин хотел, но это не имело значения. Рут была холодна с ним в брачную ночь, и с тех пор она мало изменилась, со смехом подумал он. Ляг на спину и думай об Англии; этот совет уж точно исходил от старухи. И эта корова все еще жива, ошивается в доме для престарелых и страшно докучает остальным жильцам. Чем скорее она загнется, тем лучше. Боже правый, Рут понятия не имеет, как им именно сейчас нужны деньги ее мамаши.
Сейчас дела прояснились, и Гвин скривил лицо - ему вдруг захотелось заползти под кровать и остаться там. Навсегда. Он не помнил, как ходил к врачу, но, принимая во внимание все треволнения, это было неудивительно. Он действительно что-то смутно помнил о договоренности поехать на отдых. Что-то вроде "ешь, пей и веселись, потому что завтра мы умрем". Последний кутеж, деньги - не проблема, потому что у них их больше нет, и этот лагерь отдыха может занять место в очереди кредиторов у его дверей. Гвин хотел уехать за границу, лучше всего в Испанию. Может быть, остаться там, начать какое-нибудь дело; возможностей было много. Но Рут не согласилась бы ни на что подобное, особенно когда Саре задалось уехать с Норманом. Если ты родился и вырос в Британии, оставайся на британской почве, таков был ее ограниченный взгляд на вещи. Так они и оказались здесь. Что же, они будут прожигать жизнь, уж он об этом позаботится. Живи сегодняшним днем и забудь о вчерашнем. Он что-нибудь придумает, когда они вернутся домой, он всегда выкручивался, не надо об этом сейчас беспокоиться. Он из породы тех, кто выживает, его бы уже не было, если бы не так.
Рут была в страшной тревоге, и не только из-за Гвина. И не из-за Сары. Ее страх рос день ото дня, он был так велик, что она боялась просыпаться по утрам. Как и ее муж, она бы предпочла остаться в постели, лежать там под простыней, чтобы избежать приступа тошноты, который одолевал ее, как только она просыпалась. Тошнота наступала мгновенно, она к этому готовилась, старалась дойти до ванной с поспешностью, которая не показалась бы странной, молила Бога, чтобы ванная не была занята Сарой. Ее всю выворачивало, она тужилась и ее начинало рвать. Она стояла, вцепившись в старомодный бачок на случай обморока. После этого тошнота проходила, она не испытывала ее весь день. Классический признак, сомнения быть не могло. Она прошла через все это, когда ждала Сару. О Боже, я беременна, я попалась во время климакса!
Перспектива рождения ребенка ужасала ее, особенно в ее - возрасте - в 46 лет. Будут всякого рода осложнения, да она и не хотела еще одного ребенка. Особенно после того, что она пережила в первый раз; она может потерять ребенка или умереть во время родов. Это возмездие, Господь покарал ее. За что? За разные ее грехи, все грешат. Она не могла вспомнить какое-то главное свое прегрешение; она взяла себе за правило никогда не думать и не говорить ни о ком плохо, независимо от того, как бы плохо они с ней не обошлись. Она никогда не изменяла мужу. Боже, нет! Гвин был довольно нехорошим, он буквально требовал от нее секса, иногда два раза в неделю, а она бы хотела, чтобы эта сторона их отношений исчезла.
Она снова и снова говорила себе, что не получает удовольствия от полового акта. Никогда не получала. Это была всего лишь ее обязанность перед мужем, часть роли, которую положено играть женщине, без этого человеческий род перестал бы существовать в течение ста лет. Рут допускала, что некоторым женщинам секс очень нравится. И это справедливо, все люди разные. Но для нее секс не был необходимостью, можно любить кого-нибудь, но не спать с ним. Она до сих пор еще ни разу не испытала оргазма; в молодости секс был иногда приятен, но не более. С годами у нее это прошло, и когда в 45 у нее внезапно начался климакс, она втайне надеялась, что с сексом будет покончено. Но стало еще хуже.
Гвин настоял, что ему нет больше необходимости соблюдать предосторожность, и на несколько месяцев он стал более похотливым, чем за все последние десять лет. Боже, как она ненавидела это теперь, когда он отказался надевать презерватив, столько грязи! И теперь она расплачивалась за то, что отказалась от предложения сделать операцию по стерилизации пятнадцать дет назад.
Ее мать отговорила ее от этого. "Лучшее средство предохраниться от беременности, моя милая, - заявила мать надменным тоном, но несколько смущенно, - не заниматься этим вообще. Твой отец особенно не докучал мне после твоего рождения, просто потому что мы не хотели больше детей, и он понимал всю бесплодность и унизительность попыток принудить меня к удовлетворению его нечастых желаний. Если же ты сделаешь эту операцию, ты просто дашь Гвину зеленый свет - он станет пользоваться тобой по первому капризу. Послушайся меня, отучи его от этого сейчас, и он найдет, чем заняться.
