Иван на всякий случай обернулся — дверей сзади уже не оказалось — и решил последовать любезному приглашению.
Чувствовал он себя легко и свободно. Понимая, что попал сюда не совсем по своей воле, он в то же время осознавал почему-то, что не захоти он сюда явиться — и не явился бы вовсе; откуда пришло к нему это осознание, он не задумывался. Вместе с тем чего-то как будто бы не хватало. Крика птицы, что ли?.. Словно за дверью остались его спутники, хотя он и не знал окончательно, что ему ближе — вой волка или лай собаки.
Но голова была ясной. Давненько он себя так хорошо и уверенно не чувствовал. Почитай, с советских времен…
Иван подошел к ложу, опустился на него и поерзал, устраиваясь поудобнее. Господин напротив него благожелательно покачивал головой. Журчала вода, падающая в бассейн.
Иван наконец пристроил свои члены и посмотрел на гостеприимного хозяина. Господин был толст и почти лыс — только белый пушок клубился на окраинах обширного черепа. Объемистое чрево свешивалось набок, пухлые губы растянулись в улыбке, сизая картофелина носа совсем потерялась среди массивных багровых щек. Общий вид господина был в высшей степени благообразен и внушал уважение и доверие. Вот только глаза слегка подгуляли — блеклая водянистая радужка и мертвый черный нарыв зрачка.
— Приветствую, приветствую вас, дорогой гость! — неожиданно писклявым голосом произнес толстый господин. — Рад, что вы любезно согласились принять приглашение и решили посетить нас…
— Положим, моего согласия никто вовсе даже и не спрашивал, — буркнул Иван.
— Вот уж неправда, — укоризненно покачал головой толстяк. — Вы, наверное, и сами догадались, что без вашего собственного желания никто вас сюда тащить и не стал бы…
Иван был с этим согласен, однако возразил:
— А что же ваши… приглашатели, слова нормального сказать не могли?
— А они, видите ли, вообще… не разговаривают. Только… э-э… общаются. Вся эта магия, знаете ли… — Толстячок вяло махнул рукой.
— И давно ли вы со мной так… общаетесь? — небрежно спросил Иван.
— Да вот несколько дней уже, — так же небрежно ответил толстяк. — Как вот вы там на поле брани свои дела закончили.
Иван удовлетворенно кивнул.
— Значит, все эти холода и голоса — ваших рук дело? — бросил он.
— Ну… некоторым образом, — несколько уклончиво сказал толстяк.
— А что там за волк был? — вдруг вспомнил Иван. — Или… собака?
Толстяк на секунду насупился, но потом снова заулыбался.
— Я же говорю — магия. Сложное дело, бывают помехи…
Иван подумал о профессоре.
— А… — начал он.
Толстяк сделал протестующий жест.
— Вы все узнаете… со временем. Поговорим о другом.
— Как вам будет благоугодно, — склонил голову Иван. Толстяк посмотрел на него с любопытством.
— Да, — промолвил он. — Барон, говоришь? Х-хе…
Иван промолчал.
— Да, — спохватился гостеприимный хозяин. — Быть может, вы чего-нибудь желаете? Напитки, еда?
«Сто пятьдесят «Столичной» и сигарету, — мрачно подумал Иван. — Две тысячи триста лет не курил…»
— Пожалуй, я бы выпил что-нибудь, — вслух сказал он. — Там, наверху, братья по оружию уже небось в стельку пьяные…
— Положим, не «наверху», — возразил собеседник. — Это пока не подземелье, а просто нулевой, так сказать, уровень. Но я вас понимаю.
Он сделал малопонятный жест рукой, и вдруг перед ним оказался низкий столик, сплошь уставленный блюдами, кувшинами и чашами.
Иван слегка удивился.
— Опять магия? — спросил он. — Или вы просто фокусник?
Он отхлебнул из протянутой чаши. Терпкое красное вино было чудесно.
— Да нет, я не фокусник, — рассеянно ответил толстячок, наливая себе из кувшина. — Я просто бог — Иван поперхнулся.
— Так-таки совсем «просто»? — с наивозможнейшим сарказмом спросил он.
Толстяк распробовал вино и удовлетворенно кивнул.
— Ну да, — благодушно сказал он. — Просто — бог…
— А борода-то где? — спросил Иван, криво улыбнувшись.
— Да нет, — хмыкнул толстяк. — Я бог не с большой буквы, а только с маленькой. Мне борода не положена…
Некоторое время они молча пили и ели.
Наконец Иван решил, что с него хватит, и, надкусывая сочный абрикос, сказал:
— Может быть, вы все-таки скажете, зачем позвали?
С аппетитом обгладывая мозговую косточку, толстяк кивнул.
— Жуй-жуй. Глотай, — проговорил он невнятно. — Подкрепляйся перед дальней дорогой…
Иван уронил абрикос себе в вино.
— Перед какой еще дальней дорогой? — оторопело спросил он. — Куда это я пойду? Да я, можно сказать, помираю от усталости.
— А кто тебе сказал, что ты уже не умер? — с легкой улыбкой спросил толстяк.
У Ивана в руках было пусто, и поэтому он ничего не уронил.
— Мне кажется, что это и так понятно, — вежливо сказал он.
Толстяк пристально посмотрел на Ивана.
— А знаешь ли ты, где, собственно, находишься? — почти вкрадчиво спросил он.
Иван подумал.
— Н-ну, во всяком случае, не в преисподней, — неуверенно сказал он.
Толстяк кивнул.
— Пока что не в преисподней, это точно, — подтвердил он. — Но — уже в царстве умерших. А сюда, как легко можешь сам понять, просто так не попадают.
Иван вспомнил профессоровы слова. Вот ведь гад, похоже, правду говорил…
— Как-то я… не так все это представлял, — произнес он. Толстяк хмыкнул.
— Ну и что?
— Да так… Ничего, — вяло произнес Иван. — И куда же мне надобно идти?
— Пока что на Запад — через Восток, — ответил толстяк.
— Как это? — удивился Иван.
— Чтобы быстрее.
Иван снова удивился, но решил не заниматься софистикой.
— А зачем туда идти? — спросил он.
— В данный момент потому, что иначе ты Двурогого не догонишь.
— Кого? — не понял Иван.
— Ну, как это у вас… Александра. Божественного.
— А почему он двурогий?
— Так он же сын Амона, — с легкой насмешкой сказал толстяк.
Иван порылся в памяти.
— Это… в Египте, что ли, бог такой?
— Ага, — подтвердил толстяк и кинул в рот сочную виноградину.
— Так что же, Александр Филиппович этот- правда сын бога? — саркастически спросил Иван.
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил его собеседник.
Иван не ответил.
— Кстати, — произнес толстяк, — имей в виду, что весь путь, и туда, и обратно, ты должен пройти за двенадцать ночей, иначе…
— Что?
Толстяк довольно сердито посмотрел на Ивана, но потом улыбнулся.
— Ну правда, не знаю я, — довольно добродушно сказал он. — Может, ты сгинешь навсегда, может, во что-то превратишься. Может быть, погибнет этот мир… или тот, откуда ты пришел… а может быть, вообще ничего такого не произойдет. Или, во всяком случае, никто ничего не заметит.
