Хаменко ехал по улице, думая о своих делах, и тут увидел спину девушки, одетой попросту, как многие в русском городке, — в футболку с надписью «Долой СПИД» на английском языке и в джинсах «Версаче». Нет, не наряд привлек внимание Георгия Филипповича, а толстая коса до пояса, длина стройных ног, изумительные по округлости ягодицы, да и сама легкая походка Раиски.
Хаменко сам сидел за рулем.
Так что даже не надо было давать распоряжений.
Он обогнал Раиску, тормознул и спросил:
— Подвезу?
— А пошел ты! — просто ответила Раиска, которая не выносила, чтобы к ней на улице приставали незнакомые старые мужики. А Хаменко ей показался совсем старым — ему тогда уже было за сорок. Недалеко, но за сорок.
— Я Хаменко, — сказал он.
Как назло, а может быть, по высшему велению судьбы Анатолий Смольный в этот момент проходил по той же улице Ленина, по другой ее стороне, с тайной надеждой на то, что Раиска посмотрит в его сторону и наградит своей лучезарной улыбкой.
— Вижу, что не Достоевский, — ответила Раиска.
— Жемчужные бусы хочешь? — спросил Хаменко.
— Не от тебя, — ответила Раиска.
— Получишь от меня, — сказал Хаменко. — Мне еще никто не отказывал.
— Я откажу, — сказала Раиска, так покачивая бедрами, словно ее учили этому в султанском серале. На самом же деле выше школьной самодеятельности Раиска не поднималась. Потому что, по сути дела, была лентяйкой.
— Я их выращиваю, — сказал Хаменко.
— Где же у тебя жемчужное дерево растет?
Раиска не шутила. Ей и в самом деле казалось, что жемчуг растет на специальных деревьях. Хаменко расхохотался.
— Поехали, поехали, — сказал он со смехом, — посмотришь на дерево.
И тут надежды Анатолия, который глядел на эту сцену из-за тополя, на то, что девушка скажет свое твердое «нет» домогательствам старого развратника, лопнули.
— Только чтобы руки не распускать, — сказала Раиска и легко вспрыгнула в «газик».
«Газик» рванул вдоль по улице, и последние слова, что донеслись до Анатолия, звучали так:
— К девяти привезешь меня обратно, а то отец убьет.
— Со мной не тронет.
— Дурак, он и тебя убьет.
Тут они начали смеяться, и Анатолий остался в облаке серой пыли.
Что между ними произошло, Анатолий так и не узнал. Но на следующий день Раиска пришла в школу в жемчужных бусах почти до пупа, правда, никто в школе не мог отличить настоящий жемчуг от пластикового.
Хаменко ждал Раиску у школы с букетом роз, презрев общественное мнение. Он был ей как раз по плечо, но вдвое шире — он был похож на сейф, а волосы совершенно черные, прямые, на пробор, лицо прижатое, из мелких черт под покатым лбом. Некрасивый. Анатолий куда привлекательнее.
Вся школа смотрела, кто из окон, кто со двора.
Он отдал Раиске цветы, потом поцеловал ей руку — вся школа видела, как поцеловал руку, считай, что город будет знать к вечеру. Повел ее к «газику», и Раиска громко сказала:
— У тебя что, на «Волгу» денег нету?
В девять Хаменко привез ее домой, чтобы отец не сердился. Отец еще не знал, сидел с утра дома, опохмелялся, а мать хоть и знала, но молчала — всех боялась.
Анатолий схоронился под сиренью у них в палисаднике.
Он слышал, как подъехал «газик», как хлопнула дверь. Ему было плохо от ревности, даже тошнило. Он хотел убить этого Хаменку, но если убьешь, то пойдешь под суд, и тогда прости-прощай любимая Раиса!
Хаменко подвел Раису к двери.
— Как тебе? — спросил он.
Раиска не ответила, а стала целоваться. Она вздыхала, пускала горячий воздух ноздрями и руками совершала неприличные жесты, так что Хаменко сказал:
— Пошли ляжем в канавку, а то я не удержусь.
Раиска захохотала и побежала в палисадник.
Хаменко стоял в тени забора, все пытался закурить, руки у него тряслись, он грубо матерился, но почти беззвучно. Только Анатолий слышал и размышлял — как бы сейчас убить Хаменку? Но нечем было его убить.
Было тепло, почти жарко, воздух был неподвижен, гудели комары. Анатолий сидел в кустах под окном Раисы, в занавеске была щель, он смотрел в щель, как Раиска не спеша готовится ко сну. Она стянула через голову платье, совсем легкое, голубое, осталась в одних кружевных трусиках — ничего больше не носила.
Анатолий думал, что завоет от желания.
Он бы комаром влетел в щель и касался бы ее крылышками. Или кусал бы, пил кровь.
Раиска все не ложилась спать, а уселась перед столиком, на котором стояло зеркальце, и стала себя рассматривать. Она всю себя рассматривала по деталям, с удовольствием. Анатолий вместе с ней осмотрел. Словно в глазах у него были сильные линзы и они позволяли видеть даже поры в коже.
Анатолий в тот день заболел Раиской окончательно, на всю жизнь. До этого он был в нее влюблен, а теперь был ею болен.
Это случалось с людьми.
Это случилось вскоре с Хаменкой, но Анатолий не думал о Хаменке, он приклеился к щели в занавеске, а Раиска, которой надоело собой любоваться, поднялась и, проведя ладошками по бедрам, скатала трусики в колбаску и, опустив до колен, приподняла ноги по очереди и сняла трусики. Она провела ладонями по грудям, по животу, ей нравилось ощущение своего тела.
Потом повернулась к окну и запустила пальцы в золотые волосы.
Ничего в ней стыдного не было, было совершенство — ее сделали так, чтобы она ходила голой всегда, а одежды были лишними, ненужными, только отвлекали — это Анатолий понял той ночью и на всю жизнь.
Вдруг она заговорила. Она заговорила сама с собой.
— Помыться, что ли? — спросила она себя.
И сама же ответила:
— Обойдутся, пускай все во мне булькает.
Что она имела в виду, Анатолию понимать не хотелось. Он и не понял.
Она потушила свет и легла.
Не почувствовала, не догадалась, как близко к ней стоял Анатолий, как он тщательно за ней подглядывал…
А вскоре Анатолий торжествовал.
Молчал и торжествовал.
Он подглядел, выслеживая Раиску, ходя за ней, как волк за добычей, как она встретилась с Хаменкой, который поджидал ее после школы, но не у самой школы, а поодаль, в проулке за сквером, хотя что таись, что не таись — все равно узнают.
— Я тебе велела, — сказала Раиса, — чтобы ты сегодня не приезжал и чтобы вообще к школе не приезжал.
— Ну что мне для тебя сделать? — спросил Хаменко. — Чего хочешь? Еще жемчуга? Каракулевое манто?
— Дурак ты, Жора.
— Деньги? Денег нужно? Сколько хочешь, купишь шмоток, сапожки.
— Не надо мне твоих денег.
