— Не пойду я за старика.
— В шестьдесят я еще таким орлом буду! Ты и не представляешь. В моем распоряжении все достижения зарубежной медицины. Тебе тоже поможем. Глаз сделаем — ни одна гадюка как бы не отличит.
— Дурак ты! — сказала Раиса, но в ее голосе уже не было первоначального возмущения.
Пока в женской консультации при роддоме готовилась палата и ее уже занимали специалисты, выписанные Анатолием из Южно-Африканской Республики, Раиса нередко встречалась с Анатолием и даже во многом смирилась. Она не могла счесть будущего ребеночка самой собой, внутренне называла дочкой. Но в то же время ей было любопытно, как и любой женщине на ее месте, что же получится? Неужели она сможет наблюдать за тем, как она сама будет снова расти, ходить, произносить первые слова и даже пойдет в школу? И это любопытство оказалось сильнее опасений, тем более что с опасениями Раиса покончила быстро: как и обычный русский человек, она отложила опасения на будущее. Там будь что будет. «Все равно ему дочку не отдам. В случае чего передам дело в суд — он у меня попляшет. Он же отцовство доказать не сможет! Нет в моем ребеночке его отцовства. Только я и господь бог». Тут ей в голову пришла крамольная, но оригинальная мысль: а непорочное зачатие — это, наверное, и было первое в мире клонирование. Как бы в богородицу внедрили божью клетку. Ведь всюду говорят и даже пишут, что Христос — сын божий, но нигде не говорится, что он сын богородицы. И она ему не мать, а только донорша.
С этим открытием Раиса пришла к Анатолию. Он устроил в домике у реки свою резиденцию, кабинет, факсы и компьютеры на каждом шагу. Никто из его персонала не мог понять, что взбрело шефу в голову. Но и не спорили — только те спорили, кто не хотел переезжать или гонять в Веревкин. Ну те потеряли работу. Ясное дело.
Конкуренты суетились, подсылали шпионов. Харитон шпионов разоблачал и скармливал им ложную информацию о находке под Веревкином месторождения самородной ртути. Так что на биржах Европы зашевелились некоторые акции.
В женской консультации при веревкинском родильном доме жизнь текла внешне, как прежде, без событий. Ходили туда будущие мамы, сдавали анализы, проходили обследования. Но к заднему входу был пристроен бункер, туда тоже подъезжали машины, заходили люди замкнутого вида, некоторые с переводчиками. Заходили люди со стороны. Включая будущих матерей. Официально было объявлено, что там обследуют некоторые генетические осложнения, которых раньше в Веревкине не было, а теперь появились.
Конечно, первой среди равных пациенток была Раиса.
За ней заезжал домой «Мерседес», хотя идти от ее дома до консультации пять минут.
Раиса, когда окончательно опомнилась и смирилась, поставила перед Анатолием ряд условий. И он их принял.
Новый дом в экологически чистом районе, на холме над излучиной речки — два этажа, четыре комнаты с ванной и колодцем — выполнено.
Автомобиль «Нива» белого цвета для папы — выполнено.
Шесть тысяч баксов наличными — получено две с половиной тысячи.
Для извлечения из организма Раисы нужной для потомства клетки и для последующего внедрения в ее организм пришлось Раисе полежать в родильном доме. У нее была своя палата с телевизором, на окнах решетки, питание четырехразовое.
Сначала Раиса думала, что все сказанное Анатолием, да и действия врачей над ее организмом — это какая-то афера. Одно дело — читать в газетах или видеть по телевизору, другое — если это происходит с тобой: жила, жила, а стала овечкой Долли.
Но вдруг, довольно скоро, Раиса поняла — у нее задержка.
Задержка? А ведь никаких совокуплений с мужчинами у нее не было, довольно давно не было. Значит, в ней… это!
И стало страшно. Да, конечно, Анатолий все объяснял, доктор Перруджини тоже все объяснял, все она понимает… но тут в тебе что-то начинает расти. В твоем организме. Но раз это не занесено во время акта любви, как положено у людей, значит, это наведено научным способом. А где гарантия, что это будет в самом деле девочка? Твоя копия? Кто их, таких девочек, видел? А вдруг это, как в русской сказке сказывается, неведомый зверушка?
Раиса похудела, потеряла аппетит, хотя ее откармливали в роддоме диетическим питанием.
Приезжал Анатолий. Был радостен, ходил по палате, потом предложил погулять в саду. Деревья уже распускались, весна была в полном разгаре. Сад был обнесен высокой изгородью. Анатолий говорил о любви, о том, как, оказывается, всю жизнь страдал от чувства к Раисе. Раиса пыталась отшутиться, говорила: «Если так любишь, значит, тебе недостатки моей сегодняшней внешности не так уж и важны? Женись на мне как я есть». «Я лучше уже нашел», — отвечал Анатолий, показывая на ее живот.
Раиса тоже смотрела на свой живот, ей казалось, что он на глазах раздувается, как в американском фильме ужасов, где в утробе героини таится «чужой», чудовище. Но пока признаков не находила.
Раиса беспокоилась, дома мать начала расспросы, Раиса отбрехивалась, потом сказала:
— Да, беременная я, а от кого, неважно, может, от того турецкого шофера, помнишь, нас подвозил из Трабзона?
Мать помнила и старалась не верить такому позору.
— Я тебя в детстве по ошибке не убил, — сказал отец, — но если родишь, то убью наверняка.
Так что когда доктор Перруджини, который уже немного освоил русский язык, предложил с пятого месяца переехать в стационар, Раиса согласилась. Не нужны ей косые взгляды и семейные свары. Лучше потерпеть, пока не родится… неведомый зверушка.
Она гуляла по распустившемуся, богатому саду за роддомом, за высоким забором. Но спокойствия не было. Мучила интоксикация организма, жить не хотелось.
В стационаре на сохранении она была не одна. Сначала там были еще три женщины, молодые, куда ее моложе, молчаливые, из местных, но незнакомые. Потом появилась Верка Синицина, с Аксаковского переулка, они давно были знакомы. И про нее Раиса знала, что никакого мужика у Верки нет и не было по причине непривлекательности и бедности. И тут — беременная!
— Ты чего мне раньше не сказала? — накинулась на Верку Раиса.
— Я про тебя тоже не знала, — ответила Верка.
Они стали гулять вместе, даже немного загорали. Как-то сблизились. Верка все приставала, а кто отец ребенка? Раиса спросила доктора, можно ли рассказать Верке, что она клонируется, но Перруджини ответил, что ни в коем случае, может случиться выкидыш.
Они еще несколько дней таились, но потом Верка сама проговорилась.
Они курили в кустах у забора — курить им было категорически запрещено, но санитарка Зарема, беженка, с приплатой носила сигареты. Верка сказала:
