Джилл и Теннисон спустились с платформы, следом за ними мягко соскользнули кубоиды, и четыре конуса повели их между платформами и другими машинами к высокому дверному проему.
Они вошли в широкий зал. В конце его на возвышении у стены восседал огромный… пузырь! По обе стороны от возвышения группами стояли конусы. Рядом с пузырем стояло странное существо, напоминавшее небольшой сноп. Из кучи соломы во все стороны торчали тонкие выросты с глазками на концах. Прямо перед пузырем прыгало маленькое существо, напоминавшее осьминога. Всякий раз, когда существо опускалось на пол, оно издавало чавкающий звук, словно на гладкий кухонный стол шлепался кусок печенки.
Конусы вели путешественников вперед. Доведя их до края возвышения, они отошли в сторону.
Пузырь был не просто пузырь. Спереди на его поверхности было углубление, в котором располагалось некое подобие лица. Но трудно было сказать с уверенностью, что это лицо. Секунда — вы видели его, а в следующую секунду оно исчезало, расплывалось, как летучий дым.
— Джейсон, — мысленно обратилась Джилл к Теннисону, — Джейсон, смотри! Помнишь записи, воспоминания Феодосия? Ну те, что я нашла в корзине доя бумаг в потайной кладовке?
— Боже мой, да, вижу! — мысленно отозвался Теннисон, — Кардинал писал там про пузыри. Лицо, как летучий дым, — так там и было написано!
Из глубины пузыря раздался скрипучий, неприятный, режущий уши звук. Было ясно, что пузырь хочет что-то им сказать.
— Я ни слова не понимаю, — сказала Джилл.
— Он пытается общаться, — проговорил Шептун, — Это очевидно. Но совершенно непонятно.
— Он сердится на нас, Шептун? — спросила Джилл. — Похоже, он на нас кричит.
— Не думаю, — ответил Шептун. — Он не излучает гнева.
Один из конусов поднялся на возвышение и встал рядом с пузырем. Пузырь проскрипел ему что-то, и конус удалился. Пузырь замолчал. Он продолжал смотреть на путешественников, и, хотя порой дым заволакивал его лицо, они все время чувствовали, что он смотрит на них не отрываясь.
— Я думаю, — сказал Шептун, — хотя и не уверен, что он послал за кем-то, кто может стать переводчиком в разговоре с нами.
Пузырь молчал. Молчали и конусы. Вообще было не похоже, что они способны издавать хоть какие-то звуки. Тишину нарушали только шлепки осьминогоподобного существа, которое продолжало скакать взад-вперед перед пузырем. Глаза существа, похожего на сноп, пристально смотрели на гостей.
Текли минуты. Ничего не происходило. Только шлепал об пол маленький осьминог. Наконец раздались шаги. Так идти мог только человек. Теннисон обернулся.
По залу им навстречу уверенно шагал… Томас Декер.
— Экайер, — строго сказал кардинал Феодосий, — прошу вас, будьте со мной честны до конца.
— Ваше преосвященство, я всегда был с вами честен, — возразил Экайер.
— Если вы хотите сказать, что вы мне никогда не лгали, я с вами согласен. Но вы рассказывали мне не все, что знали. Кое-что скрывали от меня. К примеру, почему вы никогда не рассказывали мне о Шептуне Декера?
— Потому что об этом разговор ни разу не заходил, — ответил Экайер, — И потом, я сам узнал о Шептуне всего несколько дней назад.
— Но Теннисон знал о нем. Задолго до того, как узнали вы.
— Это правда. Но Теннисон был другом Декера.
— И каким же образом он познакомился с Шептуном?
— Он мне сказал, что Шептун сам разыскал его.
— Но сразу он вам об этом не рассказал. Почему он молчал, как вы думаете?
— Видимо, ваше преосвященство, у него было что-то вроде чувства долга перед Декером. Он никому про Шептуна не рассказывал, не только мне. Но и мне он рассказал о нем только после смерти Декера.
— Вы ведь очень близки с Теннисоном. Он вам все рассказывал?
— По крайней мере, мне так казалось, ваше преосвященство.
— А он, случайно, не сообщал вам, что собирается отправиться в рай?
Экайер резко выпрямился на стуле. Мгновение он молча смотрел на кардинала, пытаясь что-то прочесть на его лице, но, увы, — понять что-либо по лицу робота не дано никому. Экайер откинулся на спинку стула.
— Нет, — сказал он. — Ничего не говорил.
— Ну так вот, — сказал кардинал, — случилось так, что он туда отправился. Либо он в пути, либо уже там.
— Ваше преосвященство, простите, но ведь вы не можете этого знать!
— Могу, представьте себе. Мне об этом сказал глухоман. Я многое обдумал, прежде чем пригласить вас к себе. Экайер, нам нужно составить план действий.
— Ваше преосвященство! — взмолился Экайер, — Не так быстро! Вы говорите, вам об этом сказал глухоман? А где вы его разыскали?
— Я ходил к нему. Того, с которым я говорил, я нашел на холмах, повыше хижины Декера.
— И он сказал вам, что Теннисон собирается в рай?
— Он сказал, что Теннисон уже в пути. Не один. Вместе с Джилл и Шептуном. Глухоман сказал, что Шептун нашел дорогу в рай и повел их туда.
— Да-да… Понимаю… Мы говорили о такой возможности…
— Говорили? Мило! А мне — ни слова!
— Ваше преосвященство, рассказывать-то было, честно говоря, нечего. Мы поговорили и решили, что это невозможно.
— Возможно, как видите.
— Теннисона нет на месте уже два дня, но это ничего не доказывает…
— Джилл тоже нет, — добавил кардинал. — Если они не в раю, куда же могли деться? На Харизме не так много мест, где можно было бы спрятаться.
— Не знаю… Не может быть, что они отправились в рай. Во-первых, когда мы об этом говорили, никто из нас понятия не имел, где он может находиться. Мы думали, что если бы удалось вернуть кристаллы с записями наблюдений Мэри…
— Глухоман сказал мне, что им помогли обитатели математического мира.
— Это возможно, — растерянно кивнул Экайер, — Джилл и Теннисон бывали в математическом мире.
— Ну вот видите, — с упреком проговорил кардинал. — И этого вы мне тоже не рассказали. Неужели вам не пришло в голову, что меня это может заинтересовать?
— Ваше преосвященство, вы уверены, что глухоман понимал, о чем говорит? И почему вы решили пойти к нему?
— Экайер, поймите, все эти годы мы жестоко заблуждались относительно глухоманов. Они вовсе не злобные хищники, как утверждают слухи. Вечная беда всех сплетен и слухов — в них слишком мало правды. Тот глухоман, с которым я говорил, принес домой Декера и Губерта. Тогда, на эспланаде, он говорил со мной и Теннисоном. Мы виноваты в том, что так относились к глухоманам. Мы должны были подружиться с ними давным-давно. Было бы гораздо лучше для всех нас, если бы это случилось раньше.
