«Я и так с трудом узнаю тебя в этой постаревшей женщине», — озлобленно подумал Эрик, сердясь, впрочем, не столько на нее, сколько на собственную вечную нерешительность. Вот и сейчас он подает ей ложные надежды.
— Я обещаю, — добавила Кэт, и по щекам ее потекли слезы.
— Хочешь, чтобы я ответил честно?
— Да, — шмыгнула она носом. — По-другому и не надо. Ты всегда должен говорить только правду, и ничего кроме правды.
— Тогда отпусти меня.
Кэт вопросительно посмотрела на мужа. Выражение ее глаз было такое, словно он только что выстрелил ей в сердце.
Прежний яд вновь затеплился в ее взгляде, но утратил былую силу — выдохся. Вместе с ненавистью испарилась и ее любовь. А может, это и была ее любовь? Транквилизаторы изменили ее, перед ним сидела совсем не та Кэт.
Пожав плечами, она сказала почти равнодушно:
— Что ж, я этого заслужила.
— Так ты согласна? Мы можем начать бракоразводный процесс?
— При одном условии, — ответила Кэт, и в голосе ее явственно затаились подозрение и обида.
— В чем дело?
— Если здесь не замешена другая женщина.
— Женщина здесь не при чем, — Эрик вспомнил о Филлиде Аккерман; но она не считается: даже в мире Кэт, населенном призраками ревности и подозрений, эта фигура не имела значения.
— Учти, — добавила Кэт. — Если я что-нибудь узнаю, буду биться до последнего. Я опротестую развод и не стану ни в чем помогать твоему адвокату. И тогда тебе никогда от меня не избавиться — это я тебе обещаю. Клянусь, ты никогда...
— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул доктор. — Будем считать, что с этим вопросом покончено.
— Видишь, Эрик, как все вышло, — слабеющим голосом произнесла Кэт. — В конце концов, моя наркомания помогла обрести тебе желанную свободу. Нет худа без добра.
Эрик присел на ручку кресла и опустил ей руку на плечо.
— Ты права. Все в порядке.
Вергилий встретил Эрика, выйдя навстречу из-за стола.
Не успел старик и рта раскрыть для выражения привычных любезных пошлостей, как Эрик оборвал его, захлопнув дверь.
— Вы можете вызвать Молинари сюда, как в тот раз, когда вы пригласили его на Марс?
— А в чем дело? — тревожно нахохлился его бывший работодатель.
Эрик поведал историю с ригом по имени Дег Дал Ил, не называя кодового имени. Он хоть и доверял Вергилию, но после общения с разведчиком нечто вроде профессиональной болезни перекинулось и на него — привычка к конспирации.
Выслушав его, Вергилий кивнул.
— Если он меня послушается — а он это непременно сделает, потому что мы старые друзья...
— Известите его — это крайне важно. Но как-нибудь так, не обостряя: видеофоны тоже могут прослушиваться.
— Ничего, мне достаточно намекнуть, ведь мы понимаем друг друга с полуслова.
— В таком случае я остаюсь здесь и никуда не еду, — решил Эрик. — Тем более сейчас он совершенно один в гостинице.
— Кто один?
— Риг.
— Непременно прихватите пистолет, доктор, — сказал Вергилий, снимая трубку видеофона. — Соедините меня с Секретарем Молинари, Вергилий Аккерман у аппарата.
Эрик впервые за долгое время расслабился, утопая в одном из роскошных начальственных кресел в кабинете Аккермана.
— Мистер Аккерман! — донесся срывающийся голос с другого конца провода; изображение мелькало и было неразборчивым, как во внезапно испортившемся телевизоре. — Мистер Аккерман, доктор Арома у вас?
— У меня, а в чем дело?
— Мы уже несколько часов не можем его отыскать. Передайте доктору...
Помехи и шипение по связи.
— Что такое? — взволнованно подскочил Эрик.
Тот же вопрос Вергилий прокричал в трубку, только другими словами, не стесняясь в выражениях, в том числе в адрес компании коммуникаций, осуществляющей такой вид связи.
Наконец звук появился вновь, и картинка на экране успокоилась.
— Мистер Молинари мертв, — опустошенным голосом сказал бледный как смерть оператор телефонной станции Белого Дома. — Вот уже два часа. Доктор Тигарден сообщил, что это был разрыв аорты.
На крыше Белого Дома Эрика встретил Дон Фестенбург.
— Где вы были, доктор, — заикаясь от волнения, выговорил он. Фестенбург поспешил вперед, показывая дорогу.
Эрик, с искусственным сердцем в чемоданчике, торопился следом.
У дверей спальни Секретаря их ждал изможденный Тигарден.
— Куда же вы пропали, черт побери?
«Если бы ты знал, что я сделал для человечества за это время», — подумал Эрик, но вместо этого сказал:
— Заморозили?
— Да?
— Обмен веществ?
— Почти полностью остановлен. Послушайте, у меня инструкция, нарушать которую мы не имеем права.
Тигарден вручил доктору пачку листов бумаги — завещание Молинари.
Так и есть, запрет на трансплантацию, никаких искусственных органов, даже если жизнь секретаря будет под угрозой.
— Он случайно, не из секты Свидетелей Иеговы?
— Что, доктор?
— Ладно, проехали. Что мы можем сделать?
— Мы консультировались у верховного прокурора. Орган можно трансплантировать лишь по письменному разрешению пациента.
— Но почему? Зачем ему это понадобилось?
— Не знаю, — удрученно покачал головой Тигарден.
Вмешался Дон Фестенбург:
— Френик уже знает.
— И?
— Выразил соболезнование, — почти с ехидцей сказал «молодой да ранний».
— Сейчас не время заниматься политикой.
Эрик подошел к кровати, где в сплетении проводов и прозрачных трубок с физиорастворами лежало тело бывшего Секретаря ООН. Лицо покрывала специальная маска, считывающая мельчайшие импульсы головного мозга. Мозг следовало сохранить любой ценой: без него оживление окажется невозможным, в лучшем случае удастся разбудить человекоподобный овощ.
Но как его разбудить, если этот параноик собственной волей отменил единственное возможное средство — и тем отбросил медицину на столетие назад?
— Вице-президент Приндл готов к выступлению в прямом эфире, — снова напоминал о своем присутствии Дон Фестенбург.
— Текст речи уже у него. Точнее, два варианта, и от вас зависит, доктор, который ему читать.
— Вы их загодя составили? — хмуро поинтересовался Эрик.
— Мы же профессионалы, — несколько обиженно пожал плечами Дон Фестенбург.
— Что делать, доктор? — заныл Тигарден, которому, видимо, случившееся грозило большими неприятностями.
— Выведите двойника, — вдруг сказал Эрик.
— Двойника? — переспросил Дон Фестенбург.
— Двойника? — недоуменно произнес Тигарден.
