– Ну чего, о Джозефе Видере узнать хотите? – Дерек вытащил из кармана пачку сигарет «Кэмел» и щелкнул желтой пластмассовой зажигалкой. – Про него вот уж лет двадцать никто не спрашивал.
Он выглядел усталым дряхлым клоуном, обреченно исполняющим древние репризы на арене старого цирка перед скучающими детьми, которых больше интересуют мобильные телефоны и жевательная резинка.
Я вкратце рассказал ему, что мне удалось узнать о профессоре Видере, Лоре Бейнс и Ричарде Флинне. Уставившись в пространство невидящими глазами, словно бы не слушая, Дерек докурил сигарету, затушил ее и затянулся новой.
– А вам-то что за интерес? Это все давным-давно было, – равнодушно произнес он.
– Меня попросили расследовать это дело. Понимаете, я пишу книгу о нераскрытых убийствах.
– А я знаю, кто профессора убил, – невыразительным голосом сказал он, как будто обсуждая погоду. – И сейчас знаю, и тогда знал. Я и копам говорил, только меня слушать не стали. Я же ненадежный свидетель, меня самого в убийстве обвинили и в психушку заперли, ну, по семьсот тридцатой статье[12]. На таблетках сидел. В общем, любой адвокат сказал бы, что я все выдумал или мне померещилось. Только я убийцу своими глазами видел. И никакой я не псих, – уверенно завершил Дерек.
– Вы знаете, кто убил Видера?
– А то! Я им все рассказал, только мне не поверили. А больше меня никто и не спрашивал, ну я и молчал.
– Мистер Симмонс, так кто же убил профессора?
– Зовите меня Дерек, так привычнее. Да парень этот, Ричард, – он и убил. И девка эта бедовая, Лора, тому была свидетельницей. А может, и сообщницей. Значит, оно вот как было…
За окнами сгущались сумерки. Целый час, куря сигареты одну за другой, Дерек в мельчайших подробностях рассказывал обо всем, что видел и слышал вечером 21 декабря 1987 года.
Тем утром Дерек пришел к профессору чинить бачок в туалете на первом этаже. Видер паковал чемодан – рождественские каникулы он собирался провести у друзей на Среднем Западе. Профессор заказал еду в китайском ресторане, угостил Дерека ланчем, а потом взволнованно сообщил, что на задний двор ночью кто-то пробрался – наутро на снегу остались следы. Он пообещал Дереку, что не оставит его на произвол судьбы, даже если уедет из Америки, попросил не забывать принимать лекарства. В два часа дня Дерек отправился на кампус, где его попросили покрасить комнату в общежитии.
Вечером Дерек вернулся домой, поужинал, но, обеспокоенный состоянием профессора, решил его навестить. У профессорского особняка стояла машина Лоры Бейнс. Дерек хотел постучать, однако, услышав за дверью громкие голоса, обошел дом и заглянул в окно, выходившее на озеро. Было около девяти часов вечера. В гостиной горел свет, жалюзи были подняты. Джозеф Видер и Лора Бейнс сидели за столом, а Ричард Флинн расхаживал по комнате и, возбужденно жестикулируя, что-то выкрикивал.
Спустя несколько минут Лора встала из-за стола и ушла. Ричард с Видером продолжали спорить. Наконец Ричард успокоился. Они с профессором покурили, выпили кофе, потом чего-то покрепче и больше не ссорились. Часам к десяти вечера Дерек продрог и решил уйти, но тут спор разгорелся снова.
Видер, который до тех пор вел себя сдержанно, внезапно рассердился и заговорил громким голосом.
Ричард ушел. Дерек быстро обогнул дом и направился к парадному входу, чтобы узнать у Ричарда, в чем дело, однако тот исчез. Дерек выскочил на улицу, но Ричард как сквозь землю провалился.
В конце концов Дерек решил, что Ричард куда-то убежал, и вернулся к дому, проверить, как там профессор. Видер тем временем открыл окно в гостиной, и Дерек ушел, боясь, что его заметят. Автомобиль Лоры был припаркован на том же месте, – очевидно, она вернулась. Дерек подумал, что она останется ночевать у профессора, и побыстрее смылся.
На следующее утро он проснулся рано и снова отправился к Видеру – убедиться, что все в порядке. Он позвонил в дверь, а когда ему не открыли, отпер дверь своим ключом и увидел профессора, распростертого в луже крови посреди гостиной.
– Я считаю, что в ту ночь Ричард спрятался где-то неподалеку, а потом вернулся и убил профессора, – заявил Дерек. – Но Лора тоже была в доме. Профессор был сильным, в одиночку она бы с ним не справилась. Вот я и думаю, что убил его Ричард, а она – свидетель или соучастница. Только я копам про нее не стал рассказывать, чтобы газетчики имя профессора почем зря не замарали. А про мальчишку этого я им сразу сказал, мол, был он у профессора, и ругались они.
– А Лора с профессором были любовниками?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Я ж их в постели не застал. Но она иногда на ночь оставалась, это точно. А мальчишка от нее был без ума, он мне сам говорил. Мы с ним часто болтали, когда он в профессорской библиотеке работал. Он мне много чего о себе понарассказывал.
– И копы вам не поверили?
– А кто ж их знает?! Присяжные моим показаниям тоже бы не поверили. Прокурор рисковать не захотел, вот копы и оставили меня в покое. Да вы сами у них спросите – я им тогда все изложил, вот как вам сейчас. Дело ведь до сих пор в архиве хранится.
– И как же вы все эти подробности запомнили, если память потеряли?
– Так ведь потерял я память о прошлом! Моя болезнь потому и называется ретроградной амнезией, что я из прошлого ничего не помню. После того, как в больнице меня избили, я ничего не помню о прошлой жизни, а так память у меня хорошая. Что было до того, как мне голову разбили, – не помню, а что было после – помню отлично. Все свое прошлое мне пришлось учить заново, как в учебнике истории: где и когда родился, в какой семье рос, когда в школу пошел и все такое. Странно, конечно, но я постепенно привык. Ну, вроде как ничего ведь не поделаешь…
Он встал, включил свет. На застекленной веранде мы выглядели, как две мухи в банке. Я не знал, верить его рассказу или нет.
– А можно вас еще кое о чем спросить?
– Валяйте.
– В подвале профессорского дома был спортзал. Там бейсбольной биты, случайно, не было? Или в самом доме?
– Нет, в спортзале были гири, гантели и боксерская груша.
– В материалах следствия говорится, что, скорее всего, профессора убили бейсбольной битой, но орудия убийства так и не обнаружили. Если в доме ее не было, значит убийца принес биту с собой. Но под пальто или курткой ее не спрячешь. Вы не помните, как был одет Флинн?
Дерек задумался, потом помотал головой:
– Нет, не помню. Обычно он в анораке ходил… Может, и в ту ночь тоже, но я не уверен.
– И последний вопрос. Я знаю, что в начале следствия копы считали вас подозреваемым, но потом выяснилось, что у вас было алиби. Однако же по вашим словам выходит, что около одиннадцати вечера вы были на заднем дворе профессорского особняка, а потом ушли домой. Так в чем же заключалось ваше алиби?
– Ну, прежде чем домой пойти, я заглянул в местный бар, он допоздна работает. Не хотелось одному оставаться, вот я туда и отправился, чуть позже одиннадцати. Хозяин бара – мой приятель, я ему мелкий ремонт делал. Он копам и подтвердил, что я в баре сидел. Они ко мне еще поприставали, а потом оставили в покое. Вдобавок я профессору зла не желал. Зачем мне его было убивать?
– А что вы в баре делали? Вы же лекарства принимали, вам пить нельзя было.
– Так я и не пил. И сейчас ни капли в рот не беру. Я в баре заказываю колу или кофе, сижу… Все-таки веселее, когда люди кругом.
Он затушил в пепельнице очередную сигарету.
– Дерек, а вы левша? Сигарету вы в левой руке держите.
– Ага, левша.
Мы еще несколько минут побеседовали. Он рассказал мне, как сложилась его жизнь, как он познакомился с Леонорой, упомянул, что вот уже двенадцать лет ему не надо каждый год проходить психиатрическую медкомиссию.
Мы попрощались. Он остался в своей мастерской, а я прошел в гостиную, где Леонора сидела на диване перед телевизором. Внук спал у нее на руках. Я поблагодарил ее, пожелал ей доброй ночи и уехал.
Лора Бейнс позвонила мне два дня спустя, когда я сидел в очереди в конторе на Пятьдесят шестой Западной улице – надо было поменять фотографию на водительском удостоверении – и рассеянно перелистывал оставленный кем-то журнал.
– Мистер Келлер, я прочитала отрывок, и мои подозрения подтвердились, – сказала она. – Ричард Флинн выдумал все от начала и до конца – ну, почти все. Может быть, он и впрямь писал роман. Знаете, в прошлом писатели часто пользовались таким приемом: утверждали, что все изложенное – чистая правда, а не художественный вымысел, что автор обнаружил какую-то анонимную рукопись, или что рассказчик – реально существовавшая личность, или что-то в этом роде. А может быть, по прошествии стольких лет он и сам поверил в то, о чем писал. Вам удалось заполучить полный текст?
– Пока нет.
– Похоже, Флинн свою книгу так и не закончил. Наверняка он разуверился в себе, а вдобавок сообразил, какими неприятностями может обернуться вымышленное повествование о реальных людях, вот и забросил писать.
