«Фигассе бражка! – изумился он от всей широкой русской души. – Три минуты – и я пьян!»
С четвертого глотка брага показалась амброзией.
Бурдючок вмещал около литра; может быть, чуть меньше. К моменту, когда Артем ощутил себя опьяневшим, он успел опорожнить его на треть. А потом внезапно навалилась неудержимая сонливость – аж колени подломились. Артем безвольно сел на теплую и упругую поверхность листа. Кто-то из аборигенов оказался рядом и вынул из ослабевшей руки бурдючок – Артем даже не заметил кто.
Секунду спустя он провалился в спасительную черноту, так и не услышав, как кто-то из троих аборигенов удовлетворенно произнес над ним:
– Готов!
* * *
В отличие от недавнего пробуждения на борту «Одессы», после волшебной браги Артем очнулся легко и без шума в голове. Наоборот, как будто после крепкого здорового сна. И в памяти никаких провалов не обнаружилось – кроме, разумеется, времени между приходом внезапной сонливости и пробуждением.
«Вот черт! – подумал Артем озабоченно. – Не слишком ли я много в последнее время пью? Практически все важные события происходят, пока я валяюсь в отключке! Сначала эвакуация, потом перелет…»
Перелета Артем всерьез побаивался, но любопытство-то никуда не денешь! Мечтал поглядеть на новый мир из-под крыла дельтаплана.
Но не довелось.
Артема, несомненно, переместили куда-то в другое место. Последнее, что он запомнил – это близкая опушка леса, длинный валик-бугор вдоль края гигантского листа и аборигены, колдующие у импровизированного дельтаплана.
Сейчас он лежал посреди… посреди стойбища, пожалуй, так можно сказать. Под большим тентом, натянутым над чем-то вроде полевой кухни, с непременным костром, пирамидкой дров неподалеку от костра и, конечно же, стайкой женщин за чисто кухонной работой – чего-то чистят, скребут, моют и помешивают в уже знакомом полусферическом углублении, похожем на котел, вкопанный в землю по самые края. Вокруг кухни довольно много холмиков, должно быть – землянок; у многих над входом тоже имеются небольшие тентики и тоже возятся люди, не только женщины. Галдят вдалеке играющие дети, немилосердно орет коза (во всяком случае, с виду обыкновеннейшая коза), которую тянет за ремешок ошейника пухлая девчушка лет десяти.
Артем лежал на сложенной вдвое шкуре какого-то местного монстра у самого края большого тента, но все же под ним, а не снаружи.
Пробуждение Артема не прошло незамеченным – женщины принялись озираться, не прерывая, впрочем, хозработ. Только одна, совсем еще девчонка, метнулась чуть в сторону, потом вернулась с деревянной пиалой-долбленкой и протянула Артему.
Тот опасливо принюхался, но на этот раз в пиале была обыкновенная вода, чистая и прохладная.
Артем выпил.
– Пойдем, – сказала девушка, принимая посуду. – Тебя ждут у логвита.
Под логвитом, несомненно, подразумевалось местное начальство. Артем уже слышал это слово от двух ребят, которые его отловили. Вон, кстати, и один из них – тот, которого иногда называли сказочником.
Завидев Артема, сказочник Дасти, который валялся у входа в одну из землянок и бренчал на гитаре, игру прекратил, инструмент положил рядом с собой и отодвинул, а затем, невзирая на вялые протесты слушателей, выскользнул из-под навеса.
– Ну и горазд же ты спать! – сказал он весело, когда приблизился. – Ступай, Лара, я его сам отведу.
Девчонка беспрекословно кивнула и рысцой удалилась назад, в сторону кухни. Но Артем заметил, какими глазами она зыркнула на сказочника.
Полными обожания. Ни дать ни взять – фанатка при виде поп-идола, желанного, но недостижимого.
– Мы уж думали, ты в спячку впал, как крыса, – сообщил Дасти и ухмыльнулся – видимо, шутил.
– А что, я долго? – забеспокоился Артем, машинально взглянув на небо. Потом сообразил, что положение солнца на местном небосводе ничего ему не скажет.
– Остаток вчерашнего дня, ночь и половину дня сегодняшнего! Почти двадцать часов.
«Часы, надеюсь, стандартные, – подумал Артем. – И вправду, чего это я?»
Они прошли метров двести и по пути встретили массу народа – Артем отметил, что встречаются почти исключительно женщины; чуть реже – дети и подростки. Мужчин не было видно, Артем заметил только двоих практически одинаковых с виду парней, несомненно, близнецов, да пожилого дядьку, без особого усердия постукивающего камнем по камню в довольно жалкой с виду первобытной мастерской.
Потом откуда-то неожиданно возник второй вчерашний спаситель по имени Лотан.
– Ага, – сказал он, в упор глядя на Артема. – Очнулся.
Артем со сказочником как раз подошли к очередной землянке.
– Брага у вас больно забористая, – виновато пробубнил Артем. – Даже и не знаю, чего меня так срубило…
Лотан усмехнулся:
– Да чего там знать, отец в веселящее сон-травы подмешал. Чтобы ты в полете не трепыхался.
Артем с иронией взглянул аборигену в глаза.
– Спасибо, успокоил… Я бы и так не трепыхался, – сказал он, подумал и добавил: – Наверное…
– Вот именно. – Лотан улыбнулся шире. – Охотники, когда жен из других кланов берут, всегда усыпляют их на перелет. Обычное дело.
– Эй, Тан! Дасти! – донеслось из землянки. – Так и будете над полостью трепаться? Входите!
– Да, действительно, – заторопился Лотан. Или все-таки Тан? Путаница какая-то у аборигенов с именами. – Входим!
И первым шагнул вниз, на узкий приступочек в чем-то похожем не то на нору, не то на пещеру в теле летающего кругляша, которого люди этого мира именовали Листом.
Артем даже практически не волновался.
Никита Тарханов, эмбриомеханик, гражданский флот, рейд, дальний космос.
Артем Шпилевой, в прошлом – бармен лайнера «Одесса»; ныне терпящий бедствие на неустановленной планете.
Ло Тан, охотник клана логвита Андира, Поднебесье.
Ва Дасти, певец-сказочник, вольный, Поднебесье.
«Назову ее Селентиной», – решил Ник.
Планета была красивая – голубовато-зеленый шар, похожий на елочную игрушку, маленькое чудо на фоне бестелесного космоса и равнодушных далеких звезд.
Ник не любил звезды. Впрочем, звезды способны любить лишь те, кто никогда не выходил в пространство. Это только считается, что космолетчики жить не могут вдали от звезд и шалеют от расстояний: без этого не сможет жить только законченный псих. Любят обычно то, чего лишены. Лишены хотя бы частично.
Космолетчики, например, любят кислородные планеты. А что еще любить? Не метеориты же…
Рейдер переходил из маршевого режима в маневровый, потом – в орбитальный; Ник, зевая, слонялся по рубке и пялился на услужливые экраны. Желтое, словно сыр, солнце какого-то там спектрального класса искрилось, как ему и положено, да сияло. Ника оно мало заботило – спецы будут с ним разбираться, а у него, Ника то есть, свои дела. Не заботил его и узкий серпик планеты-соседки на внешней орбите. Или, возможно, спутника Селентины – Ник не стал даже уточнять. «Сядешь – все само-собой прояснится», – давно усвоил Ник. Подыскать имя луне можно и позже, внизу, через сутки-другие. Куда спешить? Вдруг луна снизу как-нибудь по-особому выглядит?
