– Все - то есть все взрослые - должны принести на специальные пункты сбора двести пятьдесят фунтов груза для выброса наружу, - объяснил барон. - На пунктах сбора воины взвесят то, что туда принесли, отметят в списке сдавшего и выкинут его взнос за борт.
Рин стал размышлять над услышанным. Вроде бы простая и эффективная процедура. Естественно, каждому найдется что выкинуть: старую одежду, мебель, лишнюю посуду. Однако он заметил, что оба главных техника остались на капитанском мостике.
– Закон обязателен для всех? И для благородных тоже? - спросил он барона.
– Ну что вы, - удивился тот, - как можно?
– А для технического персонала?
– Нет, что вы! Ни для техняг, ни военнослужащих.
– Понятно, - протянул Рин.
От повинности освобождаются те сословия, без поддержки которых герцогу не удержать своей власти. А остальные, наверное, сильно пострадают, вынуждены будут пожертвовать самым необходимым.
– Э-э-э, барон, может быть, это, конечно, глупый вопрос, но я все-таки его задам: у вас много пушек, почему бы не скинуть некоторые за борт?
Взгляд, которым его одарил барон, ясно свидетельствовал, что вопрос действительно был очень глупым.
– Что вы такое говорите! Это… это все равно что кастрировать "Властелин Мордред"!
Рин хотел сказать, что участь кастрата все-таки лучше участи утопленника, но сдержался.
Прошел час. Два мощных прожектора устремили свои лучи вниз и, прорвав пелену дождя и мрак, коснулись поверхности моря, такой близкой и такой опасной. Корабль продолжал терять высоту, но Рин решил, что спасательная операция еще не набрала полных оборотов.
Еще через час, когда высота над уровнем моря упала до шестисот футов, главтех доложил, что падение прекратилось. Потом в течение шести долгих часов "Властелин Мордред" с великими мучениями набирал
высоту, на которой можно было чувствовать себя в относительной безопасности. А тут и шторм кончился, выглянуло солнце. Герцог, серый от усталости, с трудом встал со стула и потянулся.
– А-ха-ха, - громко зевнул он. - Хватит, баста. Все, я ложусь спать. Не будить меня ни в коем случае, пусть хоть революция грянет! Пусть меня даже растерзает беснующаяся толпа, но я все равно не проснусь и умру самой легкой смертью - во сне!
Рин тоже сладко зевнул. Он тоже чувствовал страшную усталость. Теперь даже воспоминания о прелестях принцессы Андреа не вызывали у него приступов энтузиазма. Он последовал за герцогом, но тут их остановил крик главтеха:
– Сир! Подождите еще немного! Посмотрите! Это очень важно!
Герцог остановился и опять зевнул.
– Господи, ну что там еще? Что может быть важнее сна, Ламо?
– Сир! Небесные Властелины… исчезли! Обсерватория подтверждает. Их нет! Мы одни.
Герцог посмотрел на него и довольно улыбнулся.
– Горизонт чист, сир! Ни одного Небесного Властелина! Судя по всему, мы их потеряли.
– Или, другими словами, они потеряли нас, - удовлетворенно сказал герцог.
Он лежал на своей огромной кровати, под безразмерным одеялом, в ночном колпаке.
– Может быть, они потерпели крушение? - предположил барон Спранг.
– Вряд ли. Мы ведь спаслись, а наше положение хуже, чем у них. Нет, просто шторм раскидал нас в разные стороны. Как штурманы? Уже определили наши координаты?
– По последним данным - получасовой давности, - мы находимся примерно в четырехстах милях к западу от Южной Америки. Ближайшая от нас точка континента - на сорок пятом градусе.
Герцог приподнялся и потянулся за кружкой горячего молока, которую только что поставил на ночной столик старый слуга.
– Каким курсом мы идем?
– Прежним. На север.
– Хммм… - промычал герцог и отхлебнул молока.
– Хотите изменить курс, сир?
– Почему вы так решили, барон?
– Нас больше никто не толкает в спину. Зачем нам Небесная Леди? Не лучше ли возвратиться на родину? Тогда у наших людей сразу поднимется настроение.
– А в чем дело? Что-нибудь случилось, пока я спал? Барон кивнул.
– Бунт среди свободных, в Пилктауне. Уже подавлен. Зачинщики арестованы.
Он посмотрел на корабельные часы.
– Сейчас они, наверное, уже раскаялись в содеянном.
– Пилктаун… - задумчиво повторил герцог. - Надо же, как точно угадала жена. А в остальных местах?
– Люди недовольны. Поэтому я бы советовал вернуться домой, сир.
– Отказаться от нового Небесного Властелина?
– А вдруг его на самом деле не существует? Вдруг это все пустые сплетни?
– Вряд ли, - не согласился герцог. - Никто из наших бывших друзей не произвел на меня впечатление труса, готового сорваться с места при малейшей опасности. А выгоды в случае захвата нового корабля огромны. Вы только представьте себе, барон! Новехонький, блестящий, без малейшей царапины! Мы получим власть над целым континентом! А если захватим весь флот, то сможем господствовать и над Европой, и над Россией! Разве плохо будет тогда нашим людям?
Барон замялся.
– Оно, конечно, хорошо бы, но ведь…
– Никаких "но"! - решительно сказал герцог. - И пусть твои агенты немедленно начнут распространять слухи о будущих победах и трофеях!
– Слушаюсь, сир, - сказал барон совершенно без всякого энтузиазма. - Только меня очень беспокоит та слишком ответственная роль, которая отведена в ваших планах этому подводнику. Не слишком ли мы ему доверяем?
– На восемьдесят процентов я в нем уверен, оставшиеся двадцать даст нам Андреа. А в ней я не сомневаюсь…
***
Герцог так говорил, потому что накануне шторма разговаривал с дочерью, улучив момент, когда Робин отправился на очередную экскурсию по кораблю.
Герцог нашел, что его дочь изменилась к лучшему: вместо откровенной, специально для него припасенной дерзости на ее лице застыло выражение сытого самодовольства.
– Ну, кисонька, - сказал он ей, - как ты находишь нашего гостя? И, что более важно, как он тебя находит?
Она сидела в его личных апартаментах на пуфе, поджав под себя ноги. На корабле потеплело, поэтому она была в своей любимой накидке из воздушной ткани с глубоким декольте.
Принцесса сыто улыбнулась и ответила:
– Он влюблен в меня по уши.
– Да? Ты уверена? После трех дней знакомства?
Она мечтательно закатила глаза и улыбнулась еще более сыто.
– Можешь мне поверить. Мое женское чутье никогда меня не подводило.
Герцог сдержал снисходительный смешок и спросил:
– А ты?
Она тряхнула головой так, что ее длинные черные волосы рассыпались по плечам. Другому этот жест не сказал бы ничего, но герцог знал свою дочь как облупленную.
