Том не сдвинулся с места.
— Ты чего? — спросил Михал.
— Надо было запереть вездеход, — пробормотал Том. — Сам виноват.
И кинулся вон из дома.
1
— Проснитесь, команданте, к вам какие-то люди приехали. — Толстяк Мигель тряс хозяина за плечо. — Я просил их отправиться на отцовское поле, но они не уходят.
Тутмос лежал поперек огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. С кровати даже не сняли шелковое покрывало. Измятое, оно свешивалось с одного краю на пол. На кровати валялось также несколько посторонних предметов: огромный серебряный поднос, рассыпанная колода карт (теперь уже наверняка неполная), пустая бутылка, из горлышка которой на оранжевое покрывало вытекло немного жидкости темно-лилового цвета, и пустые пластиковые стаканчики.
— А? Что за люди? Ах да, марш открытых врат... Открыть ворота всем и обняться... Почему они не заночевали в палатках? Ладно, ладно, уложи их в гостиной на полу. — Команданте взял серебряный поднос и принялся в него смотреться, хотя напротив кровати имелось огромное зеркало. Команданте морщился: то, что отражалось в серебряном подносе, ему явно не нравилось.
— Уже утро, синьор. К тому же не похоже, что они будут куда-то маршировать. Старые больно. Это рен Сироткин и полковник Скотт. Так они о себе сказали.
— Что, полковник Скотт? Этот хрыч? — При таком известии сон мгновенно слетел с Тутмоса, команданте вскочил и принялся одеваться. Первым делом — ремень, на нем, как всегда, кобура с пистолетом и в кожаных ножнах — тесак. Потом брюки. — Я обещал его пристрелить. Пиф-паф, если он подойдет ко мне ближе, чем на сто шагов. Проклятье! Что ему нужно, ты не знаешь?
— Не знаю, синьор. Только рен Сироткин велел вам передать одну фразу...
— Какую? — Тутмос насторожился. Даже дыхание задержал. Мигель нахмурился, почесал переносицу, потом затылок:
— Как же он сказал? Больно мудрено. Ага, сейчас вспомню. Лето вместо осени... Нет, не так. Ах да, слушайте: «Лето поменялось с осенью местами». Что бы это могло значить?
Команданте выдохнул. Но нельзя сказать, чтобы с облегчением.
— Еще он мне подмигнул, — добавил Мигель. — Мне показалось — по-дружески.
— Рен тебе подмигнул? — не поверил Тутмос. — Ладно, веди этих надоед в гостиную.
— Всех?
— Что значит — всех? Обоих. Рена и полковника. Полковника, старого хрыча, лучше убивать в доме. Так ведь?
Мигель растерянно захлопал глазами, не зная, как понимать слова хозяин. Шутит тот или говорит серьезно.
Наконец выдавил:
— С ними какая-то девица. Ее тоже...
— И девицу тоже тащи. Уж кого-кого, а девицу я точно не оставлю за воротами.
— Я так и думал! — Мигель помчался выполнять указание.
Тутмос кинулся в соседнюю комнату. Эта спальня была почти таких же размеров, что и комната команданте. Во всяком случае, кровать ничуть не уступала по габаритам ложу хозяина.
Едва скрипнула дверь, Ланьер вскочил. Был он в одних трусах, зато в руке — пистолет. Увидев команданте, Поль сел на кровать и спрятал оружие под подушку.
— В чем дело? Прибыл транспорт? — спросил Ланьер.
— Как бы не так! Прибыли рен Сироткин и полковник Скотт. Ты знаешь Сироткина? Ему можно доверять?
— Деньги можно давать в долг и на хранение. Себе не возьмет. А вот насчет тайн — не знаю. Ладно, поболтай с гостями о каких-нибудь пустяках, я скоро выйду к ним. Только про наши игрушки — ни слова.
— Конечно, ни слова. Я же не дурак, как полковник! — приосанился команданте.
2
— Ничего себе поместье, — бормотал полковник Скотт, пока гости шли через холл в гостиную. — И этого человека называют бескорыстным! Видели, какие у него вазы? А люстра? А ковры? Кто за все это заплатил?
— У вас есть возможность спросить об этом у команданте, — отозвался рен Сироткин. — Впрочем, я уверен — он все это барахло мало ценит. — В отличие от своих спутников, рен свободно говорил по-испански.
— Ошибаетесь, рен, очень даже ценю, — команданте встречал гостей на пороге гостиной. И отвечал по-английски. Говорил он довольно сносно, хотя и с сильным акцентом. — Особенно эту шкуру на полу. Прошу ступать осторожно. Она из Дикого мира. Подарок друга, спасшего мне жизнь.
— Я бы на вашем месте носил эту шкуру на плечах, — сказал рен.
— Ого! Какая ж пуля может свалить такого зверя? — изумилась Женька.
— Двенадцатый калибр.
— Двенадцатый? — переспросила Женька. — Что же эта за пуля?
— Я имею в виду гладкоствольное охотничье оружие, — отвечал команданте, не скрывая самодовольства. — Двенадцать пуль отливаются из фунта свинца. Каждый мужчина должен разбираться в калибрах.
— Еще скажите, что этот дом вам тоже подарили, как шкуру.
— Вы угадали. А у вас, полковник, неужели нет собственного домика? — поинтересовался Тутмос.
— У меня нет таких друзей, команданте, — отозвался Скотт.
— Я столько лет жил под открытым небом, что имею право несколько деньков понежиться в мягкой кровати и поплавать в бассейне. Впрочем, полковник, не завидуйте: завтра я отправляюсь в поход. Когда я уйду, можете расположиться в моих комнатах, как у себя дома. Мне не жалко. Плавайте в бассейне, загорайте, смотрите головидео в гостиной. Хотите?
— Мы хотим серьезно поговорить, — оборвал треп Тутмоса рен Сироткин.
— Неужели вы снизошли до серьезного разговора со мной? — хмыкнул команданте.
— Ну вот! Я же говорил! — возмутился полковник. — Этот человек — дешевый фигляр, разве можно иметь с ним дело?!
— Думаю, что да, — без тени насмешки отвечал рен.
— Ого! Оказывается, рен Сироткин умеет быть мудрым! — Тутмос захлопал в ладоши. — Ну что ж, я буду говорить серьезно, только разговор этот будет кратким. Вот моя речь, я ее заготовил на тот случай, если появится мудрый человек. Итак, господа, слушайте речь, предназначенную для мудрого человека. — Команданте поднял руку и застыл в позе римского оратора. — Я чувствую, что-то не так! Я чувствую — воняет дерьмом. Любой из политиков, писателей и комментаторов тут же заявит: дескать, только он знает, что нам всем делать. Я же говорю: «Не знаю». Я кричу: «Оглянитесь! Задумайтесь!» Меня не слышат. Тогда я беру автомат и начинаю стрелять. Тогда меня слышат. И все тоже начинают стрелять. Мы все стреляем. — Команданте замолчал и опустил руку. — Ну, как?
— По-моему, вы сказали слишком мало, — заметил рен.
— Вообще ничего не сказал. Переливал из пустого в порожнее, — буркнул Скотт.
— А что после пальбы? — спросила Женька.
— Девочка все поняла! Можно, я тебя расцелую, крошка? — Не дожидаясь ответа, команданте чмокнул Женьку в губы. — Так вот, господа, я вас обманул! Я знаю, что делать! Надо идти в Чичен-Ицу!
