Но что такое закон?… Вот, скажем, эти мхи. Они растут, сосут голубую землю и через миллионы лет породят траву. Это природный закон. Слизняк в болоте ловит других маленьких слизней, переделывает их в свою массу. И это закон.
Вон следы моута, поспешные. Интересно, от кого он удирал? Но раз удирал — значит, есть существа и круннее и сильнее его. Тоже закон — на сильного всегда найдется сильнейший. (На Глена — Штохл, на него — Георгий.)
А закон человека? Справедливость его многолика.
Закон… Ники привинтил ракетное ружье на свою башенку. Но держится он ближе к Звездному, чем ко мне, — закон симпатии.
Ники, проходя, осматривает плот — закон осмотрительности. Или стреляет, разнося в клочья очередного болтающегося на дереве слизня, нарушившего закон осмотрительности. Грохот, шипение ракетного снаряда — и слизня как не бывало.
…Плато. Я в астрономическую трубку рассмотрел летателей. Но это оказались не медузы, а мини-скарпы типа «Блеск». Простому глазу они казались пузырьками-медузами.
— Это скарпы, — сказал я.
Я наблюдал, Георгий сидел, положив на колени карту, делал отметки маршрутов мини-скарпов и жаловался, что просто не в силах настроить мозг на их волну, так их много. Сплошная толчея.
— Чего я не понимаю, — сказал я (в поле зрения как раз пролетели три скарпа — два серебристых и один синий), — чего я не понимаю. Они же активные, оснащенные, не удосужились заглянуть к нам.
— Удосужились: для стрельбы нужна сетка координат.
Я развивал мысль:
— Понимаешь, нормальный переселенец дома любуется на картинки, слизни ему кажутся смешными. Но приезжает, выходит на свежий воздух и… чешет обратно во все лопатки, прячется за колючую изгородь на полгода, пока не привыкнет. А у них иначе, они летают!
— Ты когда делал карту?
— Месяц назад крутнулся вокруг шарика. Еще я не понимаю Глена. Почему он не позвал меня сразу? Мое имя ему известно.
— Глен умер.
— Хорошо. А где дома колонистов?
— А по-твоему? — Георгий ухмыляется.
— Слушай! Нет ли там пещер?
— Есть, и какие!
Он щурится, будто видит их.
Ники вскинул ружье и повел стволом, будто желая выстрелом сбить птицу в полете. Движение его было молниеносным, но Звездный успел схватить ствол и поднять его. Ракета с шипением и брызганьем искр унеслась вверх.
Прогулочный скарп пронесся над нами, сверкнул брюхом и ушел за деревья. Собаки залаяли ему вслед. Георгий орал:
— Быстро!.. Быстро вниз!
— Куда вниз?
— Приземляйся!
И мы с Ники приземлили плот. Но деревья здесь были прегустые, в белых перьях, бревна плота длинные — пришлось работать. Затем мне было велено прыгать на берег, Ники — держать плот на месте и следить за собаками.
Мы с Георгием побежали в глубь леса. Белый неровный мох дергался под нашими ногами.
— Он здесь, — говорил на бегу Георгий. — Я вижу его.
— Он мог улететь прямо.
— Он здесь.
— Разведчик?
— У поганца другая цель.
— Скорей! — Георгий протянул мне руку. Наконец мы выскочили на поляну и увидели машину. Около стоял моут и обнюхивал пузырь кабины. Морщины на лбу зверя двигались, в глазах была серая голодная тоска.
Мы проскочили под его брюхом. Я обернулся и увидел — он обнюхивает свой живот.
— А если… прилетят… другие… другие? — спрашивал я.
Аргус не отвечал. Еще просвет в деревьях. Ага, поляна… В середине круга красных деревьев, — шелестящих ветками, плясал человек. Он бил ногами, работал руками, вскидывая их вверх. Он подскакивал, приседал, вскрикивал:
— Их-хо!.. Их-хо!..
Это был очень толстый мужчина. Его рыхлые телеса тряслись, белые волосы растрепались. Ему было тяжело и жарко плясать.
Мы подошли ближе — мужчина плясал, закрыв глаза. Лицо его было измучено, багрово. Но видно — ему и мучительно, и приятно. Пляска была дикого, исступленного темпа, ее только и танцевать одному в тайном месте.
Толстяк открыл глаза и взлетел.
Он летел, загребая воздух руками, вытягивая ноги, изгибая туловище, прижимаясь к незримому. Я знал — это ерунда, карманный антиграв, но страх поднимался во мне, я ощутил свои волосы.
Толстяк увидел нас. Он подлетел и погнался за Георгием. Тот отступал, а плясун, легкий, словно пузырь, налетал и налетал, дребезжа мелким, гадостным смехом.
— Дрянь! — вскрикнул Георгий и ударил его. Толстяк упал. Он лежал на мхе, разбросав руки, а белый дым неторопливо покидал его.
Он был велик и плотен, этот дым. Казалось, на поляне сожгли дымовую шашку и ветер несет столб ее дыма (а ветра-то не было). Толстяк лежал и не шевелился. Георгий схватил его за волосы и поднял голову. И вдруг стал бить его по щекам.
Он бил легонько и размеренно ладонью, сначала по правой, затем по левой щеке. Шлепки разносились в тишине.
Наконец, толстый мужчина оттолкнул руку Георгия и сел. Он посмотрел на нас. Глаза его были светлые кругляшки на красном лице. Под глазами черные тени, передние зубы выставились.
— Ребята, — сказал он, помолчав. — Я вас не знаю.
Мы с Георгием молчали.
— Эй, а тебя я видел, — сообщил он, подумав, Георгию. — Где я мог тебя видеть? Такая же была синяя морда, такой же серьезный.
— Зачем привез дым? — спросил Георгий.
— Что, захотелось? Так валяй, это сладостно.
— Как звать? — спросил Георгий.
— Эдвард Мелоун.
— Послужной список?
— Крон на Мюриэле, Глен на Люцифере.
— Помню, на Мюриэле ты был помощником Крона. А здесь?
— Правлю роботами. А я вас видел, видел… А-а, так вы Звездный Аргус. Ящички, звездочки, мотаетесь по планетам, житье ваше проклятое.
— Взялся за старое?
— Аргус, я человек и все человеческое…
— Тим, он человек. Для чего Штохл назначил тебя управляющим?
— Он еще и спрашивает! — всплеснул толстяк руками. — Да мы все там управители: кто универсальных роботов, кто специализированных… Шарги правит червецами, изучает почву, Курт заведует прыгунами. И так далее.
— Где Глен?
— Опочил, вы знаете.
— Верно! А что с тобой будет, ты знаешь?
— Не запугивай, — быстро сказал толстяк. — Прощают до трех раз, у меня резерв.
И здесь я увидел ухмылку Аргуса. Губы его раздвинулись, лоб исчеркали морщины, зрачки сжались в две крохотные горящие точки. Он скользнул по мне взглядом, просто повернул голову — я ощутил болезненный ожог на лице. Я понял (видя рядом Аргуса и Мелоуна): сейчас, здесь, он уже и нечеловек.
— Третьего раза не будет. Тим, уведи ублюдка и пришли Ники.
Мелоун замотал головой: нет, не пойду. Георгий взял его физиономию за углы челюстей и подержал немного. И поглядел — глаза — в глаза. Мелоун затих, и Георгий отправил нас к плоту. Порочный тип едва тянул за собой ноги. Я обвязал его шнуром, включил напоясный антиграв. Такого, летучего, стал буксировать за собой.
