Кто-то заметил:
– Очень уж «в общих чертах», вам не кажется?
– А я вам что обещал? – ответил я. – Задавайте вопросы из области моей компетенции. К примеру: «По прежнему ли вы колотите вашу супругу?» Я вам все подробно расскажу.
Тут я заколебался: ведь Бонфорт известен своей честностью, особенно по отношению к прессе.
– Нет, я вовсе не пытаюсь вас надуть. Все вы знаете, зачем я сегодня здесь. Об этом, если позволите, могу все как есть рассказать – и можете меня потом цитировать, где хотите.
Покопавшись в памяти, я наспех состряпал подходящий винегрет из знакомых мне выступлений Бонфорта.
– Подлинное значение происшедшего сегодня – вовсе не то, что одному человеку оказана честь. Это, – я помахал марсианским Жезлом, – доказательство того, что две великие расы вполне способны быть выше предрассудков и достигнуть полного взаимопонимания! Мы, люди, стремимся достичь звезд. Но ведь в один прекрасный день мы можем обнаружить – да уже сейчас это видим! – что мы далеко не в большинстве! И если хотим добиться успеха в освоении Галактики, то должны идти к звездам с достоинством, с мирными намерениями и с открытой душой! Мне приходилось слышать: марсиане, мол, добьются превосходства на Земле, дай им только шанс. Чушь собачья! Нашим марсианским соседям Земля просто не подходит! Защищайте свою территорию – да, но не позволяйте страху и ненависти толкать вас в пропасть! Звезды – не для ничтожеств; и величие человека должно выдержать сравнение с величием Вселенной!
Один из репортеров удивленно задрал бровь:
– Мистер Бонфорт! А вы не то же самое говорили в прошлом феврале?
– И в следующем скажу то же самое! И в январе, и в марте, и во все остальные месяцы! Истины никогда не бывает слишком много!
Обернувшись к охраннику, я прибавил:
– Извините, господа, нам пора, иначе опоздаем.
Мы с Пенни проследовали в ворота. Как только мы уселись в небольшую машину с защитным покрытием из свинца, дверцы ее с пневматическим вздохом захлопнулись, и машина тронулась. Вела ее автоматика, потому я смог наконец расслабиться и стать самим собой.
– Уффффффф!
– По-моему, вы были неподражаемы, – серьезно объявила Пенни.
– А я было перепугался, когда меня поймали на повторе.
– Зато выкрутились отлично! На вас будто вдохновение снизошло – вы говорили точь-в-точь, как он!
– А были там такие, кого следовало назвать по имени?
– Неважно. Один, может, два. Но вряд ли они этого ждали – в такой кутерьме.
– Да ну их… Как в мышеловку поймали. Этот негодяй-охранник с маниакальной тягой к паспортам… Да, Пенни, я почему-то думал, документами занимаетесь вы, а не Дэк.
– Дэк ими не занимается. Каждый носит свои при себе.
Она полезла в сумку и извлекла маленькую книжечку.
– Мой – вот, но я решила его не показывать.
– А… э-ээ…
– Его паспорт был при нем, когда его похитили. И мы не решались запрашивать дубликат – до этого момента.
На меня вдруг разом навалилось утомление от всех этих прыжков и ужимок.
Не получив от Дэка с Роджем руководящих указаний, я продолжал представление и на катере, и при пересадке на борт «Тома Пейна». Сложности это никакой не представляло: я просто-напросто отправился прямиком в собственную каюту и провел длиннющий, отвратительнейший час в невесомости, грызя ногти и гадая, что же творится теперь внизу, на Марсе. С помощью нескольких таблеток от тошноты даже заснуть ненадолго ухитрился – и зря. Тотчас же пошли вереницей какие-то невообразимые кошмары: репортеры тыкали в меня пальцами, фараоны хватали за плечо, а марсиане – целились Жезлами. Все они дружно обзывали меня самозванцем и оспаривали лишь привилегию, кому резать меня на ломти и отправлять в ubliette.
Разбудил меня вой предстартовой сирены. Затем из динамиков загудел густой баритон Дэка:
– Первое и последнее предупреждение! Треть g! Одна минута!
Я бросился в компенсатор. Со стартом жить стало куда веселей: треть g – совсем ничего, почти как на поверхности Марса, однако достаточно, чтоб требуха не поднимала бунтов, а пол был на полу.
Минут через пять раздался стук в дверь. Не дожидаясь, когда я вылезу из компенсатора, вошел Дэк.
– Здрасьте, шеф.
– Привет, Дэк. Рад, что вы появились.
– И я чертовски рад появиться, – устало ответил он, окинув взглядом мое лежбище. – Можно, я тут лягу?
– Конечно!
Дэк, кряхтя, улегся.
– Ну, дела! И достало ж меня это все, кто б знал! Неделю бы дрых. А может, и дольше.
– Так давай на пару. А… он на борту?
– Еще бы. Через всю эту ярмарку проволокли.
– Я думаю… Хотя почему ярмарка, порт ведь небольшой. В Джефферсоне, на мой взгляд, было бы сложней.
– Ну нет, там-то как раз все просто.
– Почему это?
– Потому. Здесь все всех знают, языки чесать любят, хоть хлебом не корми… – Дэк криво усмехнулся. – Мы выдали его за груз этих креветок из Канала, свежемороженых. Даже пошлину за вывоз заплатили.
– И как он?
– Ну, – Дэк сдвинул брови, – док Чапек сказал, придет в форму. Это только вопрос времени…
С яростью он добавил:
– Попадись они мне в руки!.. Да ты разревелся бы, будто пацан сопливый, кабы увидел, что они с ним сделали! А мы – ради него же самого – вынуждены дать им спокойно уйти…
Дэк и сам еле удерживался от рева. Я мягко сказал:
– Пенни говорила, его искалечили порядком… Неужели настолько?
– А?! Да нет, ты ее не понял. Снаружи он был всего лишь грязен, как бобик, да весьма нуждался в бритье…
Я тупо глядел на него:
– А я-то думал, они его избивали… Чем-нибудь, вроде бейсбольной биты.
– Да лучше б уж избивали! В крайнем случае – несколько сломанных костей! Не-ет, им понадобился его мозг!
– А-а…
Мне вдруг стало худо.
– Промывка мозгов?!
– Да. То есть, и да, и нет. Политических секретов они и не трудились из него выкачивать – у него таких просто не водится, он всегда в открытую действует. Они, наверное, только под контролем его держали, чтоб не мог сбежать…
Дэк на некоторое время замолчал.
– Док полагает, они каждый день вводили ему минимальную дозу – только-только чтоб приструнить, и так до самого последнего момента. А перед тем, как отпустить, вкололи наполную!.. Хватит, чтоб слона на всю жизнь идиотом сделать. Его лобные доли пропитаны этой дрянью насквозь.
Мне вдруг стало так дурно – даже порадовался, что не успел пообедать. Читал я кое-что о таких штуках. С тех пор их ненавижу!.. Вмешательство в человеческую личность – действие, на мой взгляд, просто сверхунизительное и аморальное. Убийство рядом с ним естественно и чисто – так, шуточки. А выражение «промывка мозгов» пришло к нам из времен движения коммунистов – это конец Смутных Веков. Тогда оно означало изощренные пытки, призванные подавить волю человека и изменить его личность – через страдания тела. Однако возни выходило – на месяцы, и разработан был более «продуктивный» способ. С его помощью человек становился рабом в считанные секунды – всего-то одна инъекция любой производной кокаина в лобные доли мозга.
