– Реклама во сне запрещена законом, – Сергей сделал радио громче. – Всем пострадавшим оказывается помощь в специально организованных центрах. В течение дня мы будем сообщать вам адреса в каждом выпуске новостей. А сейчас послушаем любимый хит группы «РУНАТА», названной так по именам исполнителей – Руслан и Наташа. Ребята на удивление быстро поднялись на вершину хит-парада и уже вторую неделю удерживают первое место по результатам голосования наших слушателей.
Сергей мысленно поздравил Игоря с началом нового успешного проекта.
«Зачеркнуть невозможность весны
И начать в сотый раз все с начала.
Вернуть цвет в предрассветные сны
И поверить, что не устала»,
– пела Наташа.
Сергей снова взглянул в окно: белый двор, белые дороги, машины, дома…
Он вернулся домой в самый снегопад. Он вернулся в Белый город.
Часть 2
За последней строкой
– Подождите уходить: у нас еще достаточно времени. Лучше закажите себе чашечку кофе или рюмку коньяку. И перестаньте так нервничать! Задержка рейса, это всего лишь задержка, а не отмена. В аэропорту еще никто не оставался. Так или иначе, мы все улетим.
А Вам не кажется, что наша жизнь вообще напоминает аэропорт, где объявили задержку рейса? И ожидание впереди – без цели и смысла. Жизнь – это ветер, который не удержать. Часы, которые нужно пережить. Их не хватит на то, чтобы совершить что-то большое или покинуть аэропорт, но и тянутся они слишком медленно, ведь все, на нам остается – ждать. Единственное, что может произойти – случайная встреча. Конечно, она ничего не изменит, но поможет пережить, переждать и дождаться… Рейса в Белый город.
Да, я знаю, Белый город – всего лишь легенда, собирательный образ мира, сотканный нашей мечтой, места, где мы можем просто быть собой и любить себя и всех вокруг именно за право не лгать, не притворяться кем-то другим и не прикладывать усилия, чтобы казаться лучше. Белый город – это свобода, счастье жить без сожалений.
* * *
Полина, не отрываясь, смотрела на пролетающие за окнами автобуса густо-зеленые деревья в солнечных каплях радости, на голубые холмы на горизонте, за которыми должен, наконец, показаться Белый город. И ветер всю дорогу гладил ее волосы прохладной рукой, успокаивая и заставляя дрожь губ прятать в улыбку предвкушения. Если бы можно было изловить это легкое ликующее ощущение и запереть в слове, то получилась бы самая прекрасная история из всех когда-либо написанных ею. Но слово – бесцветно, оно не дрожит в солнечных каплях радости, не пахнет густой зеленью деревьев. Нет ничего в жизни сложнее, чем найти нужные слова в нужное время.
«Часы, что я купил на местном рынке, всегда показывают одно и то же время: три часа после полудня. И, прожив здесь достаточно долго, я склонен им верить. Время действительно стоит на месте или его нет, не существует», – скажет он ей при первой встрече. Кто он? И почему стоит время? Впрочем, не важно. Сейчас важно подобрать слова, запечатлеть летящую навстречу мечту и предзакатный туман, напитавший траву и деревья своим молоком.
Автобус тем временем упорно карабкался вверх за облака по винтовой горной дороге, и солнце еще долго бежало за ними пока не упало за гору, окончательно выбившись из сил. В жизни так бывает, что даже солнце падает от усталости.
Однажды утром Полина вскрыла странный конверт: «Вы приглашены на конкурс писателей всех времен и народов в Белый Город. В конкурсе участвуют только истории со счастливым концом».
Каким бы ни был конец ее историй, их никогда не печатали. Да, и сочинять истории со счастливым концом неинтересно, и главное – их никто не читал. И все-таки Белый Город стал для Полины последним пристанищем, соломинкой и надеждой, последней попыткой, последней строкой. Она больше не могла писать в ящик стола, еще немного и он превратился бы в кладбище для ее героев. Они укоризненно смотрели бы на нее с могильных плит и просили выпустить подышать свежим воздухом. Четыре ящика письменного стола, четыре истории, четыре общие могилы. Как ей нестерпимо жаль их, они умели улыбаться! Но Полина создала их уже обреченными на темноту и гниение внутри стола.
Не бывает хороших писателей и плохих, бывают лишь близкие и непонятные, то есть – чужие. Каждый читатель в уме или втайне (дневник, салфетки, блокнот, блоги в Интернет, листки в стол…) пишет свою книгу. Не пишет лишь тот, кто вообще не читает книг, ибо игра словами в чужие миры затягивает. Беда в том, что всякий писатель – графоман (от «мания», влюбленность в графу, слово), но далеко не каждый графоман – писатель. Первый пишет, потому что слова нужны ему, как воздух, второй пишет те слова, что наполняют воздухом легкие сотням и даже миллионам людей. Когда-то все писатели были обычными людьми со своей, наполненной печалями и радостями жизнью. Но им этого не хватало. Они начали сочинять. Проживать тысячи чужих жизней, навсегда утратив свою – уникальную, единственную, неповторимую, несбывшуюся, непрожитую…
Полина просыпалась по утрам только затем, чтобы тайком, отвернув монитор компьютера к стенке, набрать несколько слов с клавиатуры и исчезнуть за пеленой предзакатного тумана. Но она не знала, захочет ли кто-то еще последовать за ней. И Полина молчала. Вставала по будильнику в восемь утра и ехала на работу, смысл которой был ей не очень понятен, но, подражая всем остальным, она старательно делала вид, что живет. Ведь никто и никогда не поверит в другую жизнь и другую Вселенную, если монитор твоего компьютера смотрит в стену. Хотя иногда некоторые вдруг замечали тайну, поселившуюся в уголках ее губ, но все же это было только ощущением, предчувствием, но никак не доказательством вины. Неожиданно для себя она вдруг обнаружила, что писать самой – гораздо бо льшее удовольствие, нежели читать то, что уже прожито кем-то другим и чужим до нее. Творческий бунт лучше молчаливого соглашательства с великими. И Полина, не смея признаться в этом преступлении даже себе, продолжала притворяться нормальной изо дня в день. Пока не придумала Белый город – место, где могла видеть тех, кого сочинила. Пока не получила по почте странную посылку с билетом на самолет, пока не написала заявление об увольнении. Пока не вошла в Белый город, и ворота плотно не закрылись за ее спиной.
Она с удивлением смотрела на белые от снега вершины гор; белые облака, спящие на них; на улицы, вымощенные белым камнем; стены домов, побелевшие от солнца, дождя и ветра… Даже деревья, и те были белыми. Точнее, зелеными, конечно, как и все деревья, но внутренняя сторона листьев – серебристая, и на ветру они словно все время вывернуты наизнанку. Причем, ветер всегда дул с юга, а деревья так и оставались белыми. Днями она бродила по опустевшим улицам: тишина и ни души вокруг.
