– Стало быть, все-таки странности и выдумки? – опечалился тогда Нестор.
– Все нормально, – успокоила тогда Нина. – У Вики муж с рыбалки такие россказни приносит – куда там твоим змеям и драконам (Нина так и произнесла: «драконам», с прописной, без всякого пиетета).
Викой звали крестную мать Нестора. Хотя какая она мать? На два или три года младше крестника. Крестился Нестор поздно – в крестные взял Серегу, друга из далекого детства, и Викторию, учительницу начальных классов, сослуживицу Нины. Впоследствии между Серегой и Ниной вышел некий казус, о котором Нестор не хотел не только вспоминать – даже знать об этом не было никакого желания.
И когда Нестор осознал, что он для Нины все равно остается обычным мужиком – учителем высшей категории, заведующим учебной частью, отцом Антона, мужем – кем угодно, но обычным, земным, без «второго дна» (этот каламбур применительно к Нагу тогда позабавил Нестора, Нага Четвертого дна), когда Нестор осознал этот факт окончательно, то погрустнел, улыбаться стал реже, а между ним и Ниной вновь пробежал коварный холодок.
Кир говорил как-то, что быть женой Нага – чуть ли не подвиг. Жена для Нага – это своеобразный якорь, который не позволяет совсем раствориться в Раджасе, навсегда покинув эту Взвесь. Но жена – всегда на земле, а Наг часто уходит под землю – пусть и в метафорическом смысле. Рыбачка – на суше, рыбак в море, вот и не встретятся никак…
Никогда обычной женщине не проникнуть в мир мужчины до самого что ни на есть его сущностного дна, и не важно – второго дна или Четвертого. Это нужно принять, это нужно уважать, это ни при каких обстоятельствах нельзя ставить женщине в вину. Наоборот, в этом ее неоспоримое достоинство. Инстинкт самосохранения заставляет женщину абстрагироваться, уходить подальше от неупокоенных мужских скитаний по иным мирам – иначе женщина сойдет с ума, растворившись в мужчине, безвозвратно утонув в его глубинах. И только так, крепко ухватившись за косу своей Рапунцель, бродяга-принц способен вынырнуть из бездн своего иномирья.
Сегодня Нина сорвалась. Не в первый раз, не без повода. Но это никоим образом не могло изменить неизбежные обстоятельства: воскресенье, встреча, задание Конторы, Нагова работа.
Нестор еще раз взглянул на диванный этюд в серо-синих тонах. Синий. Пусть костюм сегодня будет синий. Сделав выбор, Нестор облегченно вздохнул и потянулся за бежевой рубашкой.
От городской квартиры до «Дома Диониса» идти было минут пятнадцать. Нестор покинул свое жилище загодя – вдруг Нина решит метнуться вслед для перемирия. А не время сейчас.
Шел медленно, однако на месте встречи оказался почти за час. Заглянул в отделение планшетки, отведенное для денег. Деньги были: отпускные – еще не успели растаять в бытовой мгле. Не много, но на пару бокалов вина и сопутствующий гастрономический флер должно хватить. Не спеша поднялся на второй этаж по узкой, но помпезной лестнице. Дежурящий у перил официант-сомелье, весь в бордо и в улыбке, провел к столику. Правда, не сразу.
На втором этаже в «Доме Диониса» было три дегустационных зала. Они были названы в честь наиболее известных вариантов имени бога виноделия: «Дионис», «Бахус», «Вакх». В залах царила атмосфера дороговизны и покоя: кожаные диваны, деревянные соты винотеки по стенам, соответствующие картины и статуэтки Вакха-Диониса-Бахуса. Окон не было, в залах царила полутьма, разряжаемая желтыми очагами подсветки у картин и статуэток.
Был здесь Гермес с младенцем Дионисом на руках – в полный рост, у самой лестницы. Были в рамках на стенах совсем еще дети: Вакх с амфорой на картине Джованни Беллини и Бахус на леопарде Франца фон Штука. Была здесь репродукция юного «Вакха» Караваджо и такой же юный Вакх в «Пьяницах» Веласкеса. На полке стояла уменьшенная копия «Пьяного Вакха» Микеланджело, где бог вина и жизни был еще молод, но уже слегка утомлен виноградной лозой. Были здесь толстые, оплывшие Вакхи Рубенса и Корнелиуса де Воса. Были и другие Вакхи, Дионисы, Бахусы: сидящие в колесницах или на ослах, опочившие на руках вакханок или подле прекрасных нимф; целующие богинь или земных женщин; рождающиеся из бедра Зевса, младенцы, дети, юноши и старики; пьющие, спящие, буйствующие, благославляющие. Всех возрастов, комплекций и состояний. Были сатиры-фавны с копытами, хвостами и фаллосами; их окружали неистовые менады, нимфы, дриады – с обнаженной грудью, бесстыдно раскинутыми ногами, раскрасневшимися лицами. И все – с чашами в руках.
Всю эту экспозицию Нестор довольно бегло осмотрел с разрешения и в сопровождении официанта. В дегустационных залах было уютно, здесь нужно было сидеть часами, раскупоривать одну бутылку за другой, чередовать белое с красным, сухое с крепленым. Здесь нужно было с видом знатока делать выбор между кьянти в оплетенных лыком бутылочках-fiasco, терпким La Fiole в «полурасплавленных» бутылках и пино-нуаром в плоских боксбойтелях.
Но Нестор был далек от винной темы, он вряд ли отличил бы мадеру от хереса, поэтому дегустационные залы не манили, а отталкивали его. Можно было присесть возле стойки, на высокие барные «полустоячие» стулья, но здесь напрочь отсутствовал конфиденциальный интим, необходимый для деловой встречи.
Была здесь небольшая территория, в некоторой мере свободная от заданной винной темы: несколько небольших столиков на вишневом паркете у широкого (единственного в этом заведении) окна, прикрытого бардовыми шторами. Поскольку Нестор оказался единственным посетителем в это дневное, «непрайдовое» время, он имел и право, и возможность выбирать. Именно к такому столику – к одному из них – и подвел Нестора улыбчивый официант.
– Вам что-то подсказать? – спросил молодой человек с профессиональной учтивостью.
Подсказать было нужно. Но даже вопросом своим Нестор боялся выдать в себе круглого невежду – возник бы конфуз, а Нестор ужасно не любил попадать в неловкие ситуации. Поэтому, изрядно напрягшись, Нестор вспомнил, что не так давно они пили на дне рождения Ивана Несторовича довольно неплохое красное вино. Вино понравилось всем, и отец хвастал тогда, гордо «читая» этикетку: «Аргентинское оно. «Мальбек», Две тысячи двенадцатого года».
– Есть у вас «Мальбек»? – уверенно спросил Нестор.
– Целая линейка, – приветливо улыбнулся сомелье. – Франция, Штаты, Аргентина…
– Аргентина! – торопливо согласился Нестор и добавил, чтобы уж наверняка:
– Две тысячи двенадцатого года.
Что-то, по всей видимости, было сказано не так: официант снова улыбнулся, но теперь как-то загадочно. Однако ответил весьма учтиво:
– Есть классик, резерв, ультра. От прохладной Патагонии до более теплой Мендосы. – И Нестор сдался – его дилетантизм умело разоблачили.
