Тело Янины затрепетало, и она из последних сил выдохнула:
– Честно… Там вода…
Когда человек находиться на пороге смерти, у неге должны быть совершенно другие мысли. О человеческом боге, например.
Это меня и насторожило. Даже озадачило. Поэтому я принюхался, удивился и посмотрел на воду. На самую обыкновенную, сверкающую на солнце воду.
Где—то в книгах я читал о великолепных оазисах. Пробивающийся через толщу песка фонтан воды. Пальмы вокруг. Ананасы там разные. Бананы с кокосами. Райские птицы. Пятницы. Другим словом – рай.
Именно к такому раю я бежал, обливаясь слезами и благодаря Великое Светило за проявленную ко мне заботу.
Какое это восторженное чувство плюхнуться в прохладную воду неглубокого озера, напиться свежей воды и свалиться под тень широких листьев.
Минут десять я лежал, наслаждаясь жизнью. Потом вспомнил о Янине. Пора позаботиться и о сестрах меньших.
Девчонка возлежала, раскинув руки, словно подраненная птица.
– Так что там ты говорила о диффузоре? – я затряс головой, раскидывая во все стороны брызги влаги.
Некоторые из них упали на лицо Янины.
– Ненавижу, – наверно мне показалось. Не в ее положении ссориться со мной. Я подумал и ответил:
– А я тебя уважаю…
Ее лицо неожиданно разгладилось, и на какой то момент мне померещилась Росси. Тот же самый взгляд…
– Я тебя тоже… мой, – и потеряла сознание.
Мне могут мерещиться пустые колодцы. Я могу терять память. Но слух у меня отличный. Или это страшное совпадение, или просто наваждение. В прошлый раз она вольно или невольно обмолвилась о Ночном Охотнике. И сейчас. Она в точности повторяет последние слова Росси. И я точно знаю, что этого не должно быть.
Подхватив Янину под мышки, я попер девушку к озеру.
Тяжелая, зараза! Хоть и маленькая. Или я ослабел. Так. Замечательно. А теперь в озеро ее. С головой. Секунд на двадцать. А лучше на все шестьдесят. Чтоб как следует пропиталась. Ишь как задергалась. Вот так. Пей, голубушка. Пей. Утолив жажду, ты, надеюсь, перестанешь бросаться на меня? Может и поговоришь по человечески.
Первое, что она произнесла, оторвавшись от воды были слова:
– Отвернись.
– Чего? – не понял я.
– Отвернись, говорю. Переросток.
Вы только посмотрите на эту женщину. Я гнался за ней два часа. Тащил на себе до воды. Спас, если не брать во внимание некоторых нюансов, жизнь. А она? Что происходит? Где благодарность?
Но отвернулся. Да Великое Светило с ней! Что мне еще надо? Вода под боком. Прохладная тень. Попозже можно за фруктами слазить. Живи и радуйся.
Я незаметно скосил глаза на Янину. Чем она там занимается!? Листьями грудь прикрывает? Странный способ время провождения. Я, конечно, могу сказать, что без лопухов она выглядела более симпатично, но не стоит. Не поймет. Загордится.
Я вздохнул о своем, сходил напился воды, посшибал палками плоды с деревьев и, устроившись поближе к озеру, закатил званый ужин.
– Слышь, девочка! Дуй сюда. Фрукты кушать.
Да что вы! С незнакомым мужчиной? Гордые мы.
Ровно три минуты.
Ровно столько потребовалось девчонке, чтобы осознать тяжесть совершаемой ошибки и соизволить принять предложение. И ровно в десять раз больше времени я с умилением наблюдал, как она поглощает дары пустыни. Когда зверь сыт, он не опасен. Думаю, что это также относиться и к человеческому племени.
– Ты тут про Ночного Охотника заикнулась? Красивые слова. С чего бы, а? – вот так, между прочим, незаметно.
– А черт его знает, Счастливчик, – Янина старательно обтерла пальцы о листья, сытно икнула и уставилась на меня. Хорошим, добрым взглядом. От которого снова стало не по себе. Старые воспоминания, Великое Светило их побери.
– Так не бывает, – гнул я свою линию.
Молчит.
– Должны существовать какие—то объяснения.
Смотрит.
– Слова на ветер просто так не бросают.
Ресницами пушистыми машет.
– Ты хотел съесть меня, Ночной Охотник? Сделай это сейчас. И как сиганет на меня сверху.
А быть прижатым к земле красивой девушкой не такое уж плохое дело. Особенно, когда она тебя целует.
– Я тебя…– я попытался освободить губы, но ничего не получилось.
– Я тебя тоже… уважаю… самец мой.
В этом месте Ночной Охотник сломался…
В себя я пришел уже в планетолете. Замотанный бинтами, обклеенный датчиками, с многочисленными трубками во рту, носу и в других частях тела. Молоденький лейтенант медицинской службы тщетно тыкал иголкой в руку, пытаясь попасть в вену.
– Брось это занятие, друг. Я в норме. А где та… ?
Лейтенант вернул на место отнятую руку и не глядя всадил иголку по самый кончик…
Через неизвестно сколько часов я проснулся свеженьким, словно малосольный огурчик. Во рту вкус песка, в желудке тяжесть песка, и из меня всего сыпется песок. Я валялся в своей комнате. На своей кровати. И смотрел на свой потолок.
– Могу я войти?
Я перевел взгляд на дверной монитор. Единственный кто мог ко мне наведаться – Глава Академии.
– Без проблем, – и единственный, кто из посторонних мог открыть эту дверь без специального кода, который в Академии знал только он и менял каждые пять дней. Кажется, в целях безопасности Коалиции.
– Как дела? – спросил старик, присаживаясь рядом и бросая мне на грудь здоровенное яблоко. Как это мило с его стороны. Злой гений Академии.
– А что дела? – наверно не нужно сознаваться, что я помню все Забросы до мелочей?
– Не выделывайся. Наверно тебе стоит знать, что по моему личному приказу тебя не подвергали принудительному стиранию памяти.
Что хорошего после этого я мог сказать о Главе?
– Почему?
– Я и сам иногда задаю себе этот вопрос. Будем считать, что это старческая прихоть.
– Кто—то еще?
– Нет. Только ты.
– Опасные опыты с рабом, стоящим миллионы брюликов.
– Ты не раб. И если ты не сломался после первого раза, не сломаешься и в дальнейшем.
Я оторвал взгляд от потолка и перевел его на старика. Действительно, старик. Утомленный опытом, знаниями и жизнью.
– Что дальше?
– Все по программе, мой мальчик. Никаких отклонений. Все строго по плану подготовки.
– Чтобы стать Легионером?
Старик помолчал, решая для себя нечто.
– Легионеры миф. Одно название. Думаю, что могу сказать это тебе. Не существует никаких Легионеров.
– Но…
– Их даже не тридцать, как говорили вам. За девяносто три года Академию закончили всего двенадцать человек. В настоящее время в живых всего трое. Один пропал при выполнении задания три года назад. Мы потеряли его в потоках пространства и времени. Но еще надеемся. Второй заканчивает свои дни в сумасшедшем доме. Мозг превратился в ничего не соображающую кашу. Третий – перед тобой. Немощный и ни на что не способный.
