Когда занялся рассвет, я выглянул из своего убежища. На что я надеялся? Думал хотя бы устриц набрать, хотя я терпеть не могу устриц - скользкие, холодные. Но мне повезло опять. Неподалеку на белесой глади чернели палки с флажками. Сети были поставлены на ночь. Я подплыл к ним под водой и не торопясь выбрал десятка два рыб покрупнее из числа застрявших в ячейках. Тогда же я подумал, что руки мне надо будет оставить при дельфиньем теле. Очень полезное приспособление - руки, не стоит от них отказываться ради скорости и обтекаемости.
Рыбы было достаточно, чтобы насытиться, но есть пришлось сырую. Варить и жарить мне было негде и не па чем. "Пора привыкать к дельфиньему рациону",сказал я себе. Впрочем, Ален Бомбар, переплывший на плоту Атлантику, всю дорогу питался только сырой рыбой. И даже сок выжимал из сырой рыбы. Бомбар утверждает, что в рыбе достаточно питательных веществ и пресной воды.
Холодная рыба согрела меня. Я улегся на камни, почти довольный жизнью. И снова начал: "Я дельфин, я настоящий дельфин, у меня плавники - два грудных, и спинной, и еще хвостовой, самый могучий, плоский и горизонтальный, как полагается китообразному, не вертикальный, не рыбий. У меня обтекаемое тело с плотной кожей, смазанной слизью для скольжения, и белый пластичный жир под кожей. И этот жир затыкает царапины словно пробка, чтобы кровь не вытекала в воду. И жир укутывает меня как одеяло. Мне тепло, тепло, тепло!"
Так три недели. Не буду описывать, как постепенно усыхали мои руки, превращаясь в маленькие поджатые лапки, словно у динозавра; как срастались ноги, а из ступней получился хвостовой плавник; как губы вытягивались, образуя клюв, глаза переезжали по щекам вниз, а ноздри двигались на темя, чтобы стать там дыхалом. Не буду описывать. Это скучно и... неэстетично. Человек красив, может быть красивым, во всяком случае. И дельфин красив по-своему - живая торпеда моря. Но получеловек-полудельфин с полухвостом-полуногамн, с глазами на щеках и ноздрей на лбу откровенно противен. Не только дуракам, и умным не рекомендуется показывать полдела.
Сам процесс метаморфоза - наиболее трудный и опасный период в жизни. Бабочка летает, гусеница хотя бы ползает, но куколка, в которой гусеница превращается в бабочку, беспомощна, неподвижна и беззащитна. Куколка - это эмбрион, брошенный на произвол судьбы. В теле ее автоматически тасуются молекулы, а она ничего не чувствует и ничего не может предпринять.
В процессе метаморфоза я был куколкой, которая все понимает и не может ничего. Я даже не видел и не слышал несколько суток, дня два не мог глотать. Если бы пришли люди, я бы не сказал им ничего; если бы напали акулы и спруты, я бы не мог убежать по-человечьи или уплыть по-дельфиньи. И так я боялся, что в пещеру мою заглянет какой-нибудь чудак, поразится, стукнет по голове веслом, и заспиртуют монстра на радость зевакам, или же спрут какой-нибудь протянет щупальце и сочтет это неопределенное существо пригодным для завтрака.
Но пронесло. И стал я подлинным дельфином, темным со спины и белобрюхим, клюворылым, китохвостым.
И скрыл человеческий свой мозг за вдумчивыми на вид выпуклостями сонара.
Одну только вольность позволил я себе, одно рационализаторское добавление к телу дельфина: оставил человеческие руки, маленькие, усохшие, но с пятью пальцами, сложил их под грудными плавниками. В дальнейшем они доставляли мне немало хлопот: мерзли, мокли, болели в пути и плыть мешали. Но без рук я чувствовал себя... как без рук. И в конце концов они выручали меня не раз.
Итак, через три недели я родился как дельфин. Теперь мне предстояло еще научиться быть дельфином.
Плавать я начал с первого же раза. Это мое тело делало почти инстинктивно - рулило грудными плавниками, загребало хвостовым. Плавать-то я плавал. Вот ориентироваться не умел. Тут мне пришлось учиться почти заново.
Человек - существо зрительное. Глаза - основной наш компас в солнечном, насыщенном лучами мире. Собака, живущая в том же мире,- существо обонятельное, нос ее - компас в воздухе, напоенном запахами. Однако, "присобачив" собачий нос, я не стал существом обонятельным, потому что сохранил глаза и остался в мире, освещенном солнцем. Только информации о запахах больше получал через новый нос.
Дельфин же существо звуковое, точнее, ультразвуковое. В мутном подводном мире его ведут не глаза и не нос - запаха дельфин вообще не чувствует. Дельфина ведет сонар - та самая подушка на лбу, которая придает ему такой осмысленный, вдумчивый вид.
Как только я стал дельфином, я услышал свист, постоянное посвистывание, иногда прерывистое. Любое препятствие этот посвист модулирует, обычно усиливает. Если препятствие удаляется, свист глохнет, если приближается становится выше и пронзительнее. Можете представить себе эти изменения, приближая ладонь к свистящим губам. Слегка поворачивая голову, дельфин может понять форму препятствия, как бы обвести свистом силуэт.
В дельфиньем мире проносятся свистящие пятна, приходящие и удаляющиеся; монотонно свистят неподвижные камни, басит убегающая добыча, пищит догоняемая. Дельфин живет в мире свистящих эхо. Глаза же, загнанные в уголки рта, выполняют вспомогательную роль - это боковые стражи. Они следят за флангами, куда не направлены
ощупывающие волны свиста. Дельфин подобен судну в тумане - он движется вслепую, ультразвуковыми гудками обследуя мглу.
И добычу ловит, ориентируясь по свисту. Вот это было труднее всего для меня: по свисту узнавать и ловить рыбу.
Пришлось научиться. А то бы с голоду умер.
И еще одна трудность выяснилась, почти неожиданная. Дельфиньи секунды длиннее наших. Я подразумеваю: в секунду дельфин получает больше информации, чем человек.
В секунду человек может сказать примерно пять слов, пробежать от силы пять-шесть шагов, увидеть около пятнадцати картинок. (На том и основано кино. 24 кадра в секунду кажутся нам единым слитным движением.) Но дельфин хватает свою добычу, догоняя ее на скорости около пятидесяти километров в секунду, на скорости дачного поезда примерно. Представьте себе, что, стоя на паровозе, вы ловите ртом воробья. У человека для такого подвига не хватит впечатлений. Глаза дают нам слишком мало сообщений, в данном случае одно сообщение на метр дути; тут повернуться не успеешь, промахнешься неминуемо. Дельфин получает примерно сто сообщений в секунду, на максимальной скорости - одно сообщение на пятнадцать сантиметров. Конечно, он успевает и прицелиться, и корректировать направление.
Можно представить себе, как растянуты секунды у ласточки, ловящей мошек. В секунду она пролетает метров двадцать - двадцать пять, прицелиться должна с сантиметровой точностью, чтобы мошка оказалась в клюве.
