— Ты наркоманка. Тебя изгнали, — сказал профессор. Это было утверждение, а не вопрос.
— Да, меня изгнали! — взорвалась девушка. — Мои кретинские соплеменники! Но я не наркоманка. Мне просто нужно немножко больше, чем другим, вот и всё. Но эти индюки… что они понимают…
— Я тоже говорил это себе, деточка, — профессор на глазах приходил в себя, — но у моих работодателей было другое мнение… Ты была эльфом. Ты подсела на пыль. Согласно традиции, тебя лишили прав эльфа. Какое-то время ты добывала пыль воровством. Ко мне ты пришла, чтобы украсть мои запасы: ты понимала, что я работаю на эльфов, и догадывалась, чем мне платят. Не надо было только рыться в столе, там ничего нет…
— Вообще-то я рассчитывала, что ты сам мне дашь немного. Когда меня делали эльфом, меня угостили пылью. Остальное я отобрала бы у тебя сама. А так… Хорошо, что хоть этот пришёл, — она дёрнула шеей в сторону трупа Леголаса.
— Теперь ты докатилась до убийства.
— Кретин! Убийца — ты. Здесь найдут тебя — и его. Они решат, что ты наврал насчёт меня, и вызвал Леголаса, чтобы получить своё зелье на халяву.
— Они поймут, в чём дело, когда не обнаружат пыли, — сказал профессор, пытаясь подняться на ноги.
— Ерунда всё это, — отмахнулась Ласталайка. — Меня не найдут. Я разработала прекрасный план. И разыграла всё как по нотам. Все купились, не так ли? Отдай мне свою пыль, уродец. Или…
— Ты ничего не получишь, — голос Толкиена дрогнул.
— Посмотрим-посмотрим, — нехорошо улыбнулась эльфийка, — это ты сейчас такой смелый. Я раскалю на твоей спиртовочке что-нибудь металлическое, и начну с тобой работать. Времени у нас достаточно…
Она угрожающе наклонилась над стариком.
Грохнул выстрел. Зазвенело оконное стекло.
Ласталайка тоненько взвизгнула и упала навзничь.
* * *
— И всё-таки это была наша ошибка, — профессор протянул руку к полному кофейнику.
Господин Вильгельм Шталь на секунду прикрыл глаза.
— Ценю английскую вежливость. Вы хотите сказать, что это была моя ошибка. Но вы же понимаете: её нельзя было оставлять в живых. Она могла бы что-нибудь с вами сделать, профессор.
— Я отдал бы ей все запасы этой дряни, вот и всё, — Толкиен нахмурился. — Потом позвонил бы по тому же телефону, и объяснил ситуацию эльфам.
— И разоблачили себя перед ними. Ни один настоящий наркоман не отдаст свой запас зелья добровольно. Вся наша многолетняя игра пошла бы насмарку.
— Они компенсировали бы мне все потери.
Шталь рассеянно посмотрел на стену. На стене висела истрёпанная карта Европы на французском языке.
— Признаться, — вздохнул профессор, — мне чертовски надоело изображать из себя старого торчка, теряющего самообладание при мысли о дозе. Я плохой актёр. А вот девушка была хорошей актрисой. Я купился.
— Это у эльфов в крови… Что до актёрства, то, прежде всего, вы член «Фауста», — заметил Шталь. — Вы дали клятву.
— Я всю жизнь давал клятвы, — усмехнулся Толкиен. — Родине, жене, эльфам. Вам, наконец. И почти все нарушил, кроме последней. С точки зрения Данте, моё место — в девятом круге, среди предателей.
— В сущности говоря, вы соблюли все свои клятвы, — успокаивающее сказал Шталь. — Разве вы изменяли жене?
— Нет. Но её народу — несомненно. И своему — тоже.
Шталь с трудом подавил зевок.
— Опять про это… Вы, англичане, удивительно упрямы. Допустим, я — немец. Допустим также, что наш нынешний руководитель…
— Саруман Белый, — улыбнулся Толкиен. — Он из Штауффенбергов, не так ли?
— Я в этом не уверен… Но «Фауст» — не немецкая организация. У нас работают люди из всех стран Европы. Наша цель — защита нашей цивилизации. В сущности говоря, мы нужны даже этим несчастным эльфам. Сейчас мы осознаём, что геноцид был ошибкой… Но другие будут не столь терпимы. К тому же, — добавил он, наливая себе кофе, — вы ведь не сотрудничали с Германией во время войны?
— Разумеется, нет. Хотя — сочувствовал, ибо понимал, что происходит… Но мы об этом говорили. Ещё тогда, во время вербовки. Помните?
— Ещё бы не помнить!.. Признаться, тогда я был против контакта с вами. Не верил, что вы пойдёте на сотрудничество. Во-первых, жена-эльф. Во-вторых, они давали вам щедрой рукой всё, чего вы хотели…
— Я был дважды дурак… Зато, когда они решили, что я крепко подсел на это зелье, от любезностей не осталось и следа. Они были уверены, что я буду вкалывать на них за это чёртово снадобье. Признаться, у меня бывало искушение и в самом деле попробовать… Ладно, всё это в прошлом. А сейчас нам нужно как-то выкручиваться. Что я скажу эльфам?
— Возможно, что и ничего. Судя по нашей информации, Леголас скрыл ваш вызов. Поехал один, никого не предупредив. Видимо, он имел свой интерес в деле.
— Ему понадобилась девчонка? — Толкиен выглядел озадаченным. — Не верю. Эльфы брезгливы, и к тому же очень разборчивы. Если эльфу нужна женщина…
— Нет, не то. Я думаю, он намеревался её продать в какую-нибудь ортодоксальную эльфийскую семью — в качестве наложницы. Он ведь думал, что к вам пришла наивная девочка из «потерянных детей». Такие ценятся.
— Хм, вполне возможно… Но эльфы всё же постараются провести своё расследование. Хотя — будем надеяться на лучшее. Да, кстати, — профессор достал из кармана коробочку, — это подачка Леголаса. Три кольца пыли. Вы просили сдавать вам такие вещи.
— Да, разумеется. Благодарю, — Шталь спрятал коробочку в недрах письменного стола.
— Кстати… — профессор чуть замялся, — я собираюсь несколько пополнить свою библиотеку. Мне нужна обычная сумма. Если не сложно, переведите её через Америку.
— Через Америку нам уже сложно работать. Может быть, мы устроили бы это дело как авансовый платёж от какого-нибудь издательства… но это тоже не вполне удобно. Будем думать.
— Придумайте что-нибудь. Вы ведь всегда находите изящный выход из любого положения. Извините, мне пора. Я так и не закончил статью для сборника, а университетская типография больше не может ждать. Они и так мне телефон оборвали. На этом позвольте закруглиться. Всего доброго.
— Auf Wiedersehen, профессор.
Толкиен встал, коротко кивнул собеседнику, и вышел из кабинета.
Господин Вильгельм Шталь дождался, когда шаги старика затихнут в коридоре. Вытащил из недр стола деревянную коробочку. Трясущимися руками открыл её.
На дне тонким слоем лежала блестящая красная пыль.
— Моя прелесть, — сладко улыбнулся Шталь, и переложил коробочку себе в карман.
Солнечный свет, едва пробивающийся сквозь бурую завесу воздушных корней, внезапно провалился в случайную прореху. Попрыгал по сонной речной воде, вспыхнул на никелевой пуговице, украшающей ширинку сержанта, перескочил на рябое лицо капитана, кольнул в глаз. Капитан свирепо сощурился и прижал ладонь к лицу, выпустив из рук весло. Капризная туземная лодка, давно дожидавшаяся такого момента, кокетливо повела кормой, разворачиваясь против течения.
