Фернан командовал этой удивительной войной, зорко наблюдая за движением противника.
Вскоре солнце коснулось западной изгороди, и оазис стал погружаться в вечернюю мглу. Мы очень утомились, во рту пересохло. Было мучительно смотреть, как солдаты Грабера иногда наклонялись над трубами у грядок и жадно пили щелочную воду. Для нас это была отравленная вода. Хотя перебежки были непродолжительными, но они нас изрядно измотали. А каменные люди были совершенно неутомимы и с дьявольским упорством продолжали бродить за нами по пятам.
— Может быть, попытаться все же перелезть через ограду? — спросил я Фернана, когда мы случайно оказались рядом.
Маневрируя между каменными солдатами, он подошел к той самой пальме, по которой я пробрался на полигон. Когда он почти дополз до уровня ограды, на вершине водокачки затрещал пулемет. Фернан успел спрыгнуть с дерева в тот момент, когда его преследователь был почти в пяти шагах от него.
Я заметил, что наши бойцы стали передвигаться медленнее и расстояние между ними и каменными солдатами начало сокращаться.
Трудно сказать, чем бы кончилась эта бесшумная и замедленная война, если бы ворота полигона не отворились и из них не показался каменный истукан, толкавший перед собой огромную тележку. Послышался нечленораздельный клич, и солдаты Грабера поодиночке стали возвращаться к западной стене.
Становилось совсем темно. Кремниевые люди собрались у тележки и принялись за еду. Иногда то один, то другой наклонялись к трубам в песке и запивали пищу водой.
— У нас есть время отдохнуть и подумать, что делать дальше, — сказал Фернан, когда мы собрались все вместе.
— Без пищи и без воды мы долго не протянем.
— Может быть, когда наступит темнота, следует попытаться выбраться из этой мышеловки через ограду? Легче всего это сделать через восточную стену.
— А ток высокого напряжения в проводах? — возразил я.
— Нужно перерезать провода…
— Они здесь в четыре ряда. Кроме того, ограда двойная.
— Все же, пока они едят, нужно попытаться.
Фернан посоветовался с Али. Тот крикнул, и четверо наших товарищей подошли к восточной стене.
— У вас есть нож? — спросил меня Фернан.
— Здесь нужен нож с изолированной ручкой.
Тогда Фернан предложил выломать ствол небольшого лимонного дерева и с его помощью перебить провода.
Деревце было твердое, как камень, и с ним пришлось долго повозиться, прежде чем его вытащили из песка. С него сбили ветки, и каменную дубинку вручили Али. Двое прислонились к стене, на их плечи влез третий, и уже ему на плечи взобрался Али. Он размахнулся и изо всех сил ударил по проволоке. Вырвался сноп голубых искр. С пронзительным криком живая пирамида распалась.
— Безнадежное дело, — сказал Фернан. Действительно, мы едва различали друг друга.
— Интересно, видят ли эти идолы ночью?
— А мы это скоро узнаем. Может быть, они в темноте видят, как кошки.
— Нам ничего не остается, как ждать до рассвета.
— Если только нас всех не перережут.
Мы прислушивались к каждому шороху, напряженно вглядываясь в темноту. Проходили минуты, и никаких признаков жизни. Тогда по приказу Фернана мы начали медленно продвигаться на запад. Вдруг послышался его громкий голос:
— Внимание, они идут! По сторонам! О том, где вы находитесь, давайте знать голосом…
До моего слуха донеслось поскрипывание песка. Но звук этот не походил на шаги многих людей,
— Фернан, кажется, приближается только один человек…
— Да, действительно. Может быть, парламентарий с ультиматумом от Грабера?
Внезапно кромешную мглу прорезал странный гортанный голос. Вначале ничего нельзя было разобрать. А после я совершенно отчетливо услышал, как кто-то звал меня по имени.
— Пьер… Мюрдаль… Пьер…
— Тебя, кажется, так зовут, — прошептал Фернан.
— Да, действительно. Но кто?
— Пьер… Я свой… Я свой…
— Кто это может быть?
— Судя по походке, один из них… из каменных. Но откуда он знает, что я здесь, откуда он знает мое имя?
Я напряженно смотрел в темноту. Шаги медленно приближались. Наконец совсем близко показался бледный силуэт.
— Может быть, провокация? — спросил я. — Вряд ли. Он один. Совершенно один…
— Пьер… Пьер… Мюрдаль… — хрипела приближавшаяся фигура. — Я свой… Я свой… Я…
— Кто ты такой? — спросил я в темноту.
— Я сейчас объясню… Пьер… Я подойду…
Каменный человек подошел совсем близко. Мы вскинули карабины. Арабы стояли за нашей спиной и бормотали молитвы и заклинания.
— Кто ты такой? — спросил я.
— Я Морис Пуассон…
— Кто??! — с ужасом воскликнул а.
— Морис Пуассон…
— Тебе не удалось бежать?
— Нет… Пьер… Они меня схватили… Вот… Это очень трудно… В голове все путается. Слушай, что нужно…
Я инстинктивно рванулся к каменному человеку и схватил его за руку. Рука Пуассона была горячая и твердая, как раскаленный камень. Я мгновенно отпрянул в сторону.
— Что они с тобой сделали! — воскликнул я. — Морис, что они с тобой сделали!
— Теперь ничего не исправишь… В голове все путается… Все… Слушай. Ваше спасение в воде.
— В воде? В какой воде?
— Проберись на водокачку. Там поймешь…
Я слышал, как громко стучали зубы Пуассона, как часто и порывисто он дышал.
— Ты дрожишь? Что с тобой?
— Холод… Адский холод…
Я вытер потный лоб. Воздух был горячим и душным.
— Бедняга! Мы отомстим за тебя, за всех вас, Морис, будь уверен…
— Пробирайся на водокачку… Вода… Все в ней…
Я еще раз тихонько тронул его раскаленную руку, и он как-то странно потоптался на месте, затем, ни слова не говоря, повернулся и стал удаляться в темноту.
— Морис, оставайся с нами! — крикнул я ему вдогонку. Вместо ответа я услышал все то же громкое лязганье зубов и еще какой-то странный звук, напоминавший хриплый смех… Пуассон исчез в темноте. Я еще несколько раз окликнул его, но безрезультатно.
Потрясенные, мы несколько минут стояли молча. Тогда заговорил Фернан:
— То, что он сказал, важно. Я не знаю, при чем тут вода, но, видимо, с ней как-то связано наше спасение.
— До сих пор я думал, что с ней связано наше превращение в таких, как Морис, — заметил я.
— Н-не знаю. Думаю, что Морис не соврал.
— Конечно, нет. Во время испытаний в ангаре я видел Фрелиха. Наверно, когда превращение человека в каменного не полностью завершено, у него остаются проблески сознания. С Морисом они экспериментируют всего три месяца…
— Кому-то нужно идти на водокачку. Мне кажется, что лучше всего идти тебе, Мюрдаль. Ты лучше сможешь там во всем разобраться.
