— Придуряются, — сказал первый голос.
— Рук им велено не вязать, а вести так, — сказал второй. — И обращаться вежливо. Ты хоть понимаешь, как это — вежливо?
— Морочут нам голову господа… Ладно, соблюдем. Давайте, остальные. Ты, черный, — выходи!
Понемногу зрение вернулось. Стелла огляделась. Их окружала стена, слева высилась круглая башня, и зубцы ее четко выделялись на фоне мерцающего неба. Десятка два солдат стояли во дворе, следя за выгрузкой арестантов, и еще на стенах угадывались смутные силуэты. В свете факелов лица казались лицами трупов. Пальмер поддерживал Адама, вымотанного столь дальней дорогой, и Иппотроп по обыкновению ворчал неразборчиво и боязливо. Даже выносливую, как сухой бамбук, Стеллу покачивало на твердой земле. Солдаты с факелами окружили их, и бородач, распоряжавшийся здесь, молча повел к темной дверце, видневшейся в основании башни. Семь ступенек вниз, пароль, протяжный скрип, коридорчик, новая дверь…
— Вам сюда, — сказал бородач, отходя на шаг.
Откинулась зеленая портьера… Круглый зал, убранный богато и тонко. Шандалы со свечами, запах воска и трав. Горящий камин, кресла, расставленные полукругом, стоящий человек. Тот самый, «повелитель мух», Доверенный — так правильно. В мягком домашнем костюме, без колпака. Пепельные волосы — по плечам.
— Прошу вас, — вставая, он слегка повернул одно из кресел, приглашая Стеллу садиться.
Задержав дыхание, Стелла пересекла зал и села в предложенное кресло. За ней сели остальные. Хозяин — последним.
— Я надеюсь, вы простите меня за неудобства в дороге, — сказал Доверенный. — Это было неизбежно. Но теперь всё — почти всё — позади. Я сыграл свою партию. Вступаете вы. Вы не узнали башню? Стелла покачала головой.
— Дворцовая тюрьма. Вернее, вход в нее. Сама тюрьма там…— он опустил руку к полу. — Предписано было бросить вас в камеру без выхода.
— А почему — не убить на месте? — спросила Стелла. — Как всех прочих?
Она удивилась своим словам, и Доверенный тоже удивился и пристально посмотрел на нее.
— Я думаю, этим вопросом вы уже дали ответ, — сказал он наконец.
— Может быть, — сказала Стелла опять не свои слова. — Если так, то давайте поскорее покончим с неопределенностью.
— Одну минуту, — сказал Доверенный. Из кармана он вынул колоду карт и распечатал ее. Это были длинные и узкие гадальные карты сул-киэ, с чисто белыми, без рисунка, рубашками. — Возьмите карту, — он протянул колоду Стелле.
Твердой рукой она вытащила карту откуда-то из середины. За ней карты взяли Адам, Иппотроп и Пальмер. Последним вынул карту Доверенный.
— Дайте мне. — Он перетасовал маленькую колоду, потом стал выкладывать карты картинками вверх по закону сул-киэ. — Здесь и сейчас, — он посмотрел на Стеллу и едва заметно покачал головой, — вода и железо, ночь и веревка, путь дракона и путь зверя, конец и начало. Вот и все.
— Вы сомневались? — одними губами улыбнулась Стелла. — Где наши принадлежности?
Было противно и стыдно чувствовать в себе чужую волю и угождать ей — и вместе с тем пришло чувство близкого освобождения, и требовалось именно подчиняться этой чужой и, в общем-то, не злой воле и делать все как можно лучше.
Наверное, остальные чувствовали то же самое: Пальмер, стараясь не спешить, раскладывал на полу содержимое старого солдатского ранца, и Адам, не в силах погасить лихорадочный блеск в глазах, с деланным равнодушием рассматривал ножи с витыми рукоятками, ожерелья из темных камней, стертые временем монеты, кольца, кулоны, и Иппотроп, не знающий тайн, сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники, и пальцы его побелели.
— Вот он, — сказала Стелла, когда рука Пальмера извлекла со дна ранца плоский зеленый камень с глубоко прорезанными неизвестными буквами. И когда она сказала это, легкий жар стал исходить от камня.
Доверенный вдруг встал и попятился, и Стелла, отметив это каким-то далеким и не очень важным краешком сознания, тем же краешком слегка усмехнулась.
Пальмер опустил камень на пол и отодвинулся от него, а Адам и Иппотроп, напротив, потянулись к камню, и Стелла подошла и опустилась на колени, протянув руки и повернув их ладонями вниз. Все уже делалось само, и важно было лишь не нарушить целостности происходящего. Призрачный, проходящий насквозь жар усилился, заставляя ежиться кожу. Скользкая волна приподняла руки Стеллы и опустила, и все остальные точно так же протянули руки и повторили это движение. Зеленое сияние, похожее на светящийся дым, стало подниматься от камня вверх, коснулось ладоней и заклубилось, образуя туманный шар. Шар стал подниматься, увлекая их за собой, и Стелла, потом Адам, потом остальные встали на ноги, подняли руки… шар висел над головами и светился все сильнее и сильнее, и в свете его стал виден холодный заваленный шлаком камин, голый, без ковров, пол из плохо подогнанных каменных плит, стены без драпировок и гобеленов, исписанные примитивными заклинаниями от нечистой силы, — и тут шар оторвался от рук, и все четверо, обессиленные, рухнули на пол, будто кто-то разом обрезал поддерживающие их и управляющие ими нити, — и Стелла увидела свое падающее и потом уже лежащее тело со стороны, снизу, от самого пола, — и продолжала видеть, удаляясь, двигаясь куда-то спиной вперед, так что она не видела — куда, а видела только — откуда. Промелькнули зал, еще какие-то комнаты и переходы, двор, похожий скорее на колодец, потом пришла темнота — и острый звериный запах. Аннабель выпрямилась и, подчиняясь инерции движения, сделала несколько шагов вперед, преодолевая слабое сопротивление — будто бы нитей, натянутых поперек хода. В синих мелких вспышках виден стал Берт, встающий с колен. Генерал и улан тоже были поблизости, их Аннабель не видела, но вполне чувствовала. Руки жгло незримым огнем, огонь вливался в тело, заставляя его расти и твердеть, и тело обретало вес брони и мощность взрывного механизма. Все вокруг заливал синий свет, и понимание, что свет этот исходит от нее, не удивило Аннабель. Она отлично знала, где она и ее соратники находятся, каков их маршрут и задача — ближайшая и отдаленная. Берт, огромный и страшный, приблизился к ней. Им не было нужды переговариваться, чтобы понимать друг друга. У генерала и улана была своя задача, и они уже начали выполнение ее. Стальные кружева старой клетки скрежетнули и рассыпались под ногой. Аннабель попыталась улыбнуться, но лицо не подчинилось ей. За решетками молчали испуганные до смерти звери — и лишь обезьяны глупо икали. Аннабель почти летела вперед, и Берт был рядом с ней: плечо в плечо.
— Моншер, — сказала Аннабель сухо, — я никогда не прощу вам того, что вы делали со мной, будучи зверем.
