Она пошла навстречу, и наше рапиры скрестились. Я позволил ей начать атаку.
Она сделала вид, что собирается нанести прямой удар, а потом неожиданно нанесла его. Неплохо! Ответ мой был в два раза быстрее, но она парировала. Я начал медленно отступать, выманивая ее на себя. Она засмеялась и кинулась в атаку. Фехтовала она просто великолепно и, зная это, старалась показать все, на что была способна. Мне совсем не понравилось, когда ей дважды чуть не удалось пробить мою защиту одним и тем же ударом, а когда на третий раз я встретил ее рапиру батманом снизу, она не по-женски (хоть и не грубо) выругалась, как бы признавая мое превосходство, и тут же вновь атаковала. Я никогда не любил фехтовать с женщинами, независимо от их мастерства, но сейчас понял, что получаю огромное удовольствие. Ее изящество, грациозность и агрессивный стиль боя сказали мне много о характере этой девушки. Сначала я думал, что мне удастся быстро измотать ее, заставить признать себя побежденной, а потом как следует расспросить. Сейчас же я понял, что не хочу заканчивать поединка.
По-видимому, она не знала, что такое усталость, и это тоже наводило на размышления. Я потерял счет времени, передвигаясь взад и вперед по берегу ручья. Сталь звенела.
В конце концов она опустила рапиру, сделала шаг назад, стукнула каблучками сапог, соединив ноги, и отсалютовала недрогнувшей рукой.
— Спасибо. — Дышала они все-таки тяжело.
Я отсалютовал в ответ, снял маску, расстегнул застежки жилета и совсем не заметил, как она подошла ко мне и неожиданно чмокнула в щеку. Ей даже не пришлось становиться на цыпочки. Не давая мне опомниться, девушка взяла меня за руку и повела за собой.
— Я принесла корзинку для пикника, — сообщила она.
— Прекрасно. Я голоден, как волк. И любопытен, как...
— Я отвечу на любой твой вопрос, — весело заявила она.
— В таком случае, как тебя зовут?
— Дара. Мне дали это имя в честь моей бабушки. — Она бросила на меня многозначительный взгляд, словно я должен был понимать, о чем идет речь, и не желая ее разочаровывать, я кивнул.
— Дара, — повторил я. — Скажи, почему ты решила, что я — Корвин?
— Но ведь ты — Корвин! Я тебя сразу узнала!
— Откуда?
— Вот она где! — девушка отпустила мою руку, наклонилась и подняла корзинку, стоявшую на выступающих корнях деревьев. — Надеюсь, муравьи туда не забрались. — Она подошла ближе к берегу, выбрала место в тени и расстелила на земле полотенце.
Я повесил фехтовальный костюм на ближайший куст.
— Как ты умудрилась притащить на себе столько вещей? — спросил я.
— Моя лошадь привязана за поворотом ручья. — Она мотнула головой и принялась распаковывать корзинку.
— Почему?
— Я хотела подойти к тебе незаметно. Если б ты услышал стук копыт, сразу бы проснулся.
— Логично.
Она сделала вид, что глубоко задумалась, но не выдержала и захихикала.
— А в первый раз ты меня не заметил. Я...
— В первый раз? — переспросил я. Ей ведь очень хотелось, чтобы я задал этот вопрос.
— Да. Я чуть было на тебя не наехала. Ты так сладко спал! Я тебя сразу узнала и вернулась домой за корзинкой для пикника и фехтовальными костюмами.
— Понятно.
— А теперь садись к столу. И открой бутылку с вином, если не трудно.
Она поставила бутылку рядом со мной, развернула большую салфетку и достала два хрустальных бокала.
— Это — любимые бокалы Бенедикта, — заметил я, усаживаясь и откупоривая бутылку.
— Да. Наливай осторожнее. Чокаться не будем.
— Согласен.
Я наполнил бокалы, и она тут же произнесла тост:
— За встречу друзей!
— Каких друзей?
— Нас с тобой.
— Мы никогда не встречались.
— Не будь занудой, — сказала она и выпила.
— Что ж, за встречу друзей!
Потом мы дружно принялись за еду. Она так упоенно играла роль загадочной женщины, что мне невольно захотелось ей подыграть.
— Где же мы все-таки встречались? — задумчиво спросил я. — При дворе великого царя? Или в гареме...
— Или в Амбере, — ответила она. — Ты...
— В Амбере?! — я вовремя вспомнил, что держу любимый бокал Бенедикта, и выразил обуревавшие меня чувства голосом. — Скажи мне, кто ты?
— Ты был таким красивым, уверенным в себе, тобой восхищались все девушки. А я стояла в сторонке, серенькая, маленькая мышка, и поклонялась тебе издали. Серенькая, маленькая, невзрачная Дара, гадкий утенок — спешу заметить, превратившийся в белого лебедя, — влюбленная по уши, с разбитым сердцем...
— И с... — я сказал непристойность, а девушка рассмеялась.
— Разве мы не там познакомились? — невинно спросила она.
— Нет. — Я взял бутерброд с говядиной. — Кажется, впервые я увидел тебя в публичном доме. У меня болела спина, я был в стельку пьян...
— Ты не забыл, любимый! — вскричала она. — Но там я только подрабатывала. Днем приходилось объезжать диких лошадей, чтобы не умереть с голоду.
— Сдаюсь, — сказал я и налил себе полный бокал вина.
Больше всего меня раздражало, что эта девушка действительно казалась мне знакомой. Но ведь и по поведению, и по внешнему виду ей нельзя было дать больше семнадцати. Мы не могли встречаться.
— Фехтовать тебя научил Бенедикт? — спросил я.
— Да.
— Кто он тебе?
— Конечно, любовник. Он одарил меня мехами, осыпал бриллиантами и между делом научил фехтовать. — Она вновь засмеялась.
Я продолжал изучать ее лицо.
Да, это было возможно...
— Печально мне, — сказал я.
— Почему?
— Бенедикт не дал мне пирожок.
— Пирожок?
— За сообразительность. А сейчас — поздно. Ведь ты его дочка, верно?
Она покраснела.
— Нет. Но ты почти угадал.
— Внучка?
— Э-э-э... Не совсем.
— Прости, не понимаю.
— Он любит, когда я называю его дедушкой. На самом деле Бенедикт мой прадед, отец моей бабушки.
— Вот оно что. А с кем ты живешь в поместье, когда Бенедикт уезжает?
— Одна.
— Где же твои мать и бабушка?
— Они погибли.
— То есть как?
— Умерли насильственной смертью. Их убили, когда Бенедикт находился в Амбере, и с тех пор он ни разу там не был. Я думаю, он не хочет оставлять меня без присмотра, хоть и понимает, что в обиду я себя не дам. Ты тоже мог в этом убедиться.
Я кивнул. Теперь мне было ясно, почему Бенедикт решил стать протектором Авалона. Он не мог жить с Дарой в Амбере. Более того, он не имел права говорить о ее существовании никому из нас, включая меня, слишком велика была вероятность, что его начнут шантажировать. А следовательно...
— Я думаю, Бенедикт, уезжая, запретил тебе появляться в поместье, сказал я. — Он будет недоволен, что ты не послушалась.
