Валентин отрешился от боли, унял взбесившийся крест, левой рукой рванул за цепочку; крест нехотя оторвался от груди, выполз через ворот рубашки. Только сейчас Валентин почувствовал запах древесного дыма — змеиная голова на палочке обуглилась, лежавшее в ладони дерево почернело. Валентин положил крест на табурет, упрямо наклонил голову и снова ударил сердцем.
Чтобы почувствовать отклик палочки, пришлось вернуть чувствительность пальцам. Обожженная кожа с трудом отличила Силу от боли; легкое покалывание сказало Валентину, что палочка готова. «Зов», — подумал Валентин, формируя нужный поток Силы. Тряпочка едва заметно позолотела — теперь Силы в ней было совсем мало, едва ли больше, чем Валентин уже зачерпнул из палочки. «Зов», — повторил Валентин; Сила отделилась от Источника и золотистым облачком втянулась в палочку, свернулась вдоль драконьего хребта и затаилась до следующего зова.
— Выбирай, — сказал Юлиан, показывая на снятый Валентином крест.
Валентин покачал головой. Выбор между снежной лавиной и падающим перышком, между океаном огня и искрой костра? Юлиан преподал ему хороший урок: Сердце не может вытянуть из Источника больше Силы, чем уже накопило в себе. Колдун со слабым Сердцем — слабый колдун. Ученики не должны сами работать с Источниками: Посвятитель добудет из них куда большую Силу и сам поделится ею, если сочтет нужным.
Валентин взял недоделанную палочку обеими руками и переломил пополам:
— Я усвоил твой урок, владыка!
«Зов», — подумал Валентин, возвращаясь в собственное сознание. Особое ощущение в теле, которое Могутов передавал своему кресту и своей палочке. Именно так для земных колдунов выглядит Сила. Воспринимать ее напрямую, без специальных амулетов, они не способны. Точнее, поправил себя Валентин, известные мне колдуны — не способны. Мало ли кто еще на этой планете водится.
Валентин вернулся в собственное сознание и потратил несколько секунд, чтобы как следует рассмотреть магическим зрением Могутовский крест. Увы, тот не просто выглядел как самая обычной резная деревяшка; Сердце колдуна Могутова и на самом деле было деревяшкой, не содержащей для постороннего магического взгляда ни капли Силы. Только очень хитрое движение мышц в груди самого Могутова, едва слышные хрипы его легких, да серия необычных ударов сердца могли отозваться в кресте серией звуковых колебаний, дававшей выход спрятанной в нем Силе. Даже Бублик, не пропускавший и самых призрачных шансов поживиться, равнодушно взирал на крест, ничуть не отличая его от бревен соседней стены.
Да, только «зов», с неудовольствием констатировал Валентин. Земные маги хорошо замаскировались: заклинания за них творят Сердца, а они только кормят их да указывают, что делать. И человек без Сердца, будь он хоть трижды Тенз-Даль, не имеет никаких шансов раздобыть силу на этой Земле.
По крайней мере до тех пор, пока не сумеет сам стать таким Сердцем.
— Теперь ступай, — сказал Могутов, — и принеси мне Камень!
Человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.
А. Стругацкий, Б. Стругацкий, «Понедельник начинается в субботу»
Нет, качнул головой Валентин. Мы еще не закончили.
У меня нет времени становиться земным колдуном. Я видел, сколько лет оттачивал Могутов каждый свой вздох, каждый удар сердца. Намного быстрее будет подсмотреть, как какое-нибудь сильное Сердце открывает приличный Источник, скопировать творимые им заклинания — и тут же начать ими пользоваться. Сейчас у меня под рукой только крест Могутова, а Источников и вовсе не наблюдается. Можно, конечно, доставить Ордену Черный Камень, а потом посмотреть, как главный колдун будет тянуть из него Силу, — но вообще-то Камень мне и самому пригодится. Проще разыскать достаточно квалифицированного колдуна, взять под контроль, раздобыть Источник и провести несколько уроков прикладной магии.
Мне нужен Юлиан, понял Валентин. Или Григорий. Или — чем черт не шутит! — верховный иерарх Ордена. Но для начала — хотя бы Юлиан.
Обруч в который раз остановил время. Юлиан — бесшумно упало слово; готовые ожить картинки повисли на фоне искрящегося тумана. Найти Юлиана, уточнил Валентин свой запрос, и туман заволок почти все поле зрения. Не густо, подумал Валентин, погружаясь в самый верхний из пяти оставшихся эпизодов.
— Захочешь меня увидеть, — прощаясь, сказал Юлиан, — положи руку на крест и трижды произнеси мое имя. Я появлюсь так скоро, как только смогу.
Все правильно, подумал Валентин. Колдуны не раздают визитных карточек; учеников они и так наверняка контролируют через их Сердца, а простым смертным и вовсе незачем знать, что колдуны существуют на свете. Но как же мне все-таки разыскать Юлиана? Положить руку Могутова на крест и ждать у моря погоды? А если Юлиан по каким-то хитрым сигналам креста догадается, что Могутов под внешним контролем?
Я разыщу его сам, решил Валентин. Пора и системе «Рой» сделать что-то полезное.
Повинуясь немому приказу, память Могутова развернула Перед Валентином целую вереницу картинок с участием Юлиана. Поначалу Посвятитель являлся своему ученику в образе таинственного незнакомца, в присутствии которого гасли свечи и тускнели электрические лампы. Длинный плащ и надвинутый на глаза капюшон ясно давали понять, что Юлиан не желает раскрывать своего лица. Отсмотрев с десяток эпизодов, Валентин смог установить только примерный рост колдуна — сто семьдесят восемь сантиметров; все остальное постоянно менялось — не иначе как заклинанием надевания личины.
Разумная тактика, одобрил Валентин. Если ученик окажется непригоден, его можно будет оставить в живых. Рассказам о колдуне, разгуливающем по СССР тридцатых годов в длинном плаще и надвинутом на глаза капюшоне, не поверит и самый завзятый поклонник летающих тарелочек. Но рано или поздно Посвятитель должен показать свой истинный облик — как иначе ученик сможет узнать, кого слушаться? Предположение было довольно логичным, однако действительность оказалась гораздо прозаичнее. На сороковом году ученичества Могутов освоил заклинание «истинного взгляда», и с этого момента личина Юлиана перестала казаться ему человеком. Несколько лет он учился у облака янтарного света, одетого в брючную пару не самого элегантного покроя; а потом настал день, когда Посвятитель позволил ученику увидеть свое лицо.
— С этого момента, — сказал Юлиан, — ты можешь предать меня. Примерно треть учеников совершали эту ошибку. Излишне говорить, что все они мертвы.
