Пока они не приземлились, все они верили, что, сколь бы ни было ужасно то, что произошло, город расцветет вновь.
В конце концов, с ними были их боги. Хотя они и позволили свершиться несчастью, постигшему Заларапамтру, они не могут допустить, чтобы вымерли те, кто им поклоняется. Иначе кто же будет их почитать?
То, что и у Авастши, и у Мэнврикаспы тоже были свои боги, которые позволили своим почитателям вымереть до последнего человека, в расчет, естественно, не принималось.
Команда была в печали и, что хуже всего, ни на что не надеялась. Печаль, рожденную безысходностью, может преодолеть только надежда, а для того чтобы она появилась, что-то должно было изменить порядок вещей. Людей не успокоило даже то, что в течение трех следующих дней прибыло еще пять китобойцев. Появление новых людей только усилило всеобщее отчаяние. В городе было почти так же тихо, как в то время, когда в нем не было никого, кроме тех четверых, прятавшихся под землей.
Прошло еще шесть дней. Люди немного зашевелились: надо было выходить в небо, чтобы охотиться, добывая себе пропитание. Капитан Барамха умер от гангрены и потери воли к жизни. Его корабль поднялся повыше над мертвым морем, и после короткой прощальной церемонии его обнаженное тело соскользнуло с деревянного настила вниз.
— У вас еще остались судовые боги, — сказал Измаил. — Чем они хуже?..
— Они имеют власть только над кораблем, — ответила Нэймали. — Их могущество невелико. Нет, нам нужны боги города и величайший из богов, Зумашмарта.
— А без них вы сдадитесь на произвол судьбы и помрете. Я правильно понял? — спросил Измаил.
Ему никто не ответил, но выражение их лиц говорило само за себя: так все и будет. Они сидели вокруг костров, разведенных в одном из подземелий, расчищенных от завалов. Костры были небольшими, и дыма от них было относительно немного.
Для вентиляции служили дыры в потолке, а свет давали гигантские светляки в клетках. Помещение сотрясалось от приливных волн.
Измаил сидел у одного из костров вместе с Нэймали, пятью ее сестрами и капитанами кораблей. Первые помощники капитанов сидели вокруг своего костра, вторые помощники — у своего. Матросы расположились в других подземельях.
"Интересно, — думал Измаил, — сколько всего людей осталось теперь на Земле?" Если они все относятся к жизни с таким фатализмом, должно быть, часто бывают ситуации, когда им легче сдаться на милость судьбы, позволить смерти взять верх над жизнью. Неужели все люди теперь ведут себя так?
Или человечество было в пути сквозь бесчисленные века так долго, что устало от путешествия? Не стали ли неторопливое красное солнце и луна, неуклонно приближавшаяся к Земле, напоминанием о неизбежном конце всякой борьбы?
А может быть, так относились к жизни только люди, живущие на дне Тихого океана? Нет ли где-нибудь в других местах таких поселений, где людям никогда не изменяет стремление к лучшей доле, воля к жизни, как это было во времена Измаила?
Измаил посмотрел на Нэймали и рассердился. Разве это правильно, что такая молодая и красивая женщина обречена на смерть из-за каких-то кусков ароматной слоновой кости, обработанных резцом?
Он встал и громко заговорил. Остальные, сидя на корточках, воззрились на него в ожидании. Измаил понял, что все они, сознательно или не отдавая в том себе отчета, уповали на то, что он, пришелец из иного мира, не будучи скованным их традициями и законами, зажжет в них потухнувшую искру надежды.
— Когда вы преследуете огромного воздушного кита, вы смелы, — начал Измаил. — Мне это хорошо известно. Трус не сядет в утлую лодку, чтобы поглубже пронзить голову такого чудовища, а потом взлетать за ним в поднебесье и падать до самой земли, когда каждое мгновение смерть, словно ветер, свистит в ушах. И я уверен, что так же храбро вы сражаетесь с врагами-людьми.
Он сделал паузу и огляделся, увидев, что женщины глядят прямо на него, а мужчины — на пол перед собой.
— И все же, — сказал он еще громче, — вы черпаете ваше мужество извне! Чтобы действовать, как подобает мужчинам, вам нужны ваши боги! Кто-то должен вселить в вас мужество! Ибо оно не живет в ваших душах, не стучит в ваших сердцах и не делает их горячими, как угли этих костров!
— Нашим миром правят боги! — сказала Нэймали. — Что мы без них?
Измаил помолчал. И правда, что они могут? Да ничего, если только он не подаст пример. А он так привык быть наблюдателем или быть на последних ролях, что теперь, когда надо было проявить инициативу, сыграть главную роль, он чувствовал себя испуганным, не в своей тарелке.
— Что вы можете без богов? — вопросил он. — Вы можете жить так, словно они у вас есть! — Так он перефразировал изречение одного старого немецкого философа, который ни за что не смог бы вообразить, что мир, в котором он жил, в конце времен будет освещать огромное красное солнце.
— Были времена, когда ваших богов не существовало! — сказал он. — Тогда люди их создали! Так гласит ваша собственная религия! Я спрашивал Нэймали: почему, если вы сделали это однажды, нельзя это сделать снова, и она сказала, что это было возможно в прежние времена, но не теперь. Отлично! Но ведь ваши боги не исчезли! Их просто нет с вами! Их украли! Так что вам мешает выкрасть их обратно? В конце концов, бог — это бог, даже если его нет в храме, где ему поклонялись! И кто знает — быть может, Зумашмарта позволил свершиться этому бедствию, чтобы вас испытать? Если вы найдете в себе мужество, чтобы пойти за Зумашмартой и вернуть его, значит, вы выдержали испытание! Но если вы будете сидеть у костра и скорбеть, пока не умрете от горя, вы окажетесь недостойными его милости!
— Но что мы должны делать? — спросила Нэймали, встав.
— Надо, чтобы вами руководил человек, который настроен иначе, чем вы! ответил Измаил. — Я буду таким человеком! Я сделаю вам новое оружие, если найду из чего, — оружие, которым люди не пользовались многие тысячи лет! А если с оружием ничего не выйдет, мы возьмем свое хитростью и умением! Но за мое руководство вы должны заплатить.
— Что ты хочешь за это? — спросила Нэймали.
— Вы сделаете меня своим Великим Адмиралом, — ответил Измаил.
Он почувствовал: о том, что он хочет найти у них пристанище, добавлять не стоит. Измаил уже довольно побродил по свету и повидал слишком много всего, чтобы снова пускаться в странствия.
— А ты, Нэймали, станешь мне женой, — добавил он.
Капитаны и высшие чины не знали, что ответить. На звание Великого Адмирала впервые претендовал чужестранец. Или он не знал, что это звание передается по наследству? А если Великий Адмирал умирал, не оставив сына, нового выбирали из самых знатных капитанов?
