— Пьяный в стельку, — Дмитрий толкнул в грязный бок, пожевал неожиданно пересохший язык.
— Вы уверенны, что это ваш Вирусапиенс? — поинтересовался стоявший рядом молодой человек в военной форме.
Ощутив непривычную тяжесть в голове и боль в распухших, трескающихся губах, Дмитрий не сразу сообразил, что это не его ощущения.
— Конечно!
— А он не может, очнуться и… того? — Юрий Николаевич закатил глаза к потолку. — Исчезнуть.
— Сейчас это не совсем безопасно, — пробормотал Дмитрий, вспоминая свой последний прыжок. — Я думаю, он в курсе.
Генерал раздраженно сжал губы.
— Он во хмелю, а не в курсе! — прошипел, взглядом прогоняя, ожидавших приказаний подчиненных.
Бойцы неспешно покинули комнату, похоже, их очень интересовал вопрос: "Зачем ловить одного пьяницу целым взводом спецназовцев?"
Мужик громко всхрапнул, открыл глаза и невидящим, мутным взглядом посмотрел в потолок.
— Интересно! — негромко произнёс Дмитрий, всматриваясь в помятое, обрюзгшее лицо.
Отвисшая челюсть, стекающая по подбородку, густая слюна, исчезающая в пуке светлых, засаленных волос. Борода спуталась, впитав, все что употреблялось и все что извергалось, — торчала паклей.
— Как вы думаете, почему человек пьёт? — Потёмкин повернулся к Юрию Николаевичу.
— Вот и я задал себе этот вопрос, — раздался голос за спиной, — как только понял, что Бога из меня не получится.
Димка повернулся на голос и встретился глазами с прояснившимся взглядом Вирусапиенса.
— Люди охотнее верят, в то, что никогда в жизни не видели, — продолжил трезвеющий мессия, — чем своим глазам. То, что перед глазами, они пытаются любыми способами отвергнуть, соглашаясь на любые придумки. Они даже готовы согласиться принять собственное сумасшествие.
Руки немытого мужика затряслись мелкой дрожью.
— Не оболочка, а инструмент садиста, — раздраженно буркнул он, с трудом останавливая похмельную трясучку. — Скоро простейших физиологических функций выполнить не смогу.
— Во, нахал! — заревел Юрий Николаевич. — Ухлестался ву смерть и на тело человеческое давай пенять! И ведь, судя по вони, далеко не первый день возливает.
— Никак не могу вас людей понять, — не обращая внимания на возмущенного генерала, продолжил Вирусапиенс.
— Придумали для себя кучу условностей. Сами им не следуете, словно придумали их для кого-то, но от других требуете. Большая часть человечества находиться в полуобморочном состоянии основную часть своей жизни. И ничего!
— Посмотрел я на окружающих меня людей, посмотрел… Думал — может опьянение, и дает то особое состояние, которое помогает им понять смысл их существования. Может именно оно предоставляет те возможности, которые не характерны обычному человеку. Думал, все они, пребывая в эйфории, что-то ищут, познают истину, но теперь я точно знаю — в таком состоянии нельзя долго существовать. В таком состоянии, не то что смысл жизни найти нельзя, но и себя отыскать через некоторое время, вряд ли удастся, — прохрипел Вирусапиенс, и потянулся к стакану с водой.
Тело его покрылось испариной. Крупные жирные капли выступили на лбу, покатились по горячей коже, и тут же испарились, оставив после себя грязные длинные разводы. Он приводил себя в порядок, выгоняя из организма, скопившиеся за время душевных экспериментов, шлаки. На это его сил пока еще хватало.
— Нет, лучше быть мессией! — шумно вытолкнул Вир воздух из груди. — Не так болезненно, как простым человеком. Бедные люди! Сплошные страданья. И после этого, требовать от них вселенской доброты.
Жирные капли на лбу высыхали, но на их месте тут же появлялись новые.
— Чёрт! Что-то не так, — прошипел Вирусапиенс. — Не могу контролировать.
— Не ты не можешь. Мир меняется, меняя наши возможности, — пояснил Дмитрий.
— Давай по-нашему, по человеческому — в душ! — проворчал он, подталкивая неудавшегося мессию к генеральской ванной. — Ты нам здоровый нужен. И не вздумай прыгать — без тела останешься.
Дверь закрылась, и из-за неё донесся недовольный голос:
— А то я раньше без тела не оставался?
Димка вздрогнув, ухватился за мелькнувшую в голове мысль: "А ведь он прав. Тромб, Вирус, я — все мы хоть ненадолго, но оставались без тела, без оболочки. Это ли не "чистый разум", о котором говорил Бейрут?"
В голове закричал Вирусапиенс. Тело ужалили ледяные струи. За дверью зашумела вода.
— Ты не прав хозяин! — иронично произнёс выздоравливающий алкоголик, забираясь прямо в мозги. — Тромб находился либо в твоей оболочке, либо на магнитных носителях.
— Да? — усомнился Дмитрий. — А когда он перемещается по Сети между компьютерами?
— Ну, Димитрий, стыдно! — воскликнул голос в голове.
— По-твоему, провода состоят не из той же материи, что магнитные слой на дисках винчестера? — продолжал Вирусапиенс. — Те же атомы, те же электроны. Да, и к тому же, все мы находимся в оболочке нашего мира, прописаны на его поверхности.
— А Бейрут считает, что информация, как неотъемлемая часть разума, — одно из измерений окружающего нас мира.
Дмитрий скрипнул зубами, чувствуя на своём теле, теперь уже, обжигающе горячие потоки воды.
Защитник загудел, и неприятные ощущения исчезли, вместе с чужим присутствием.
— Я всегда знал, что этого хакера нужно опасаться. Такие люди способны уничтожать миры, — абсолютно голый Вирусапиенс, подмигнул Потёмкину и спокойно прошествовал на кухню.
— Как, впрочем, и создавать их, — заступился Дмитрий за своего товарища.
— Ничего хорошего твой друг создать не сможет!
— Это еще почему? — удивился Потемкин.
— Существо с моим родственничком на борту, — голый мужик, открыл холодильник и задумался, теребя мокрую бороду.
Разглядывая продукты, бородатый стриптизер продолжил:
— Не может создать объект, не передавая ему хотя бы часть признаков нашей программы.
В этот момент Юрий Николаевич вышел из комнаты с телефоном в поднятой руке, да так и застыл, разглядывая наглого гостя, шарящего в его холодильнике.
— С с светка! — заикаясь, выдохнул он возмущенно и исчез в комнате, чтобы через секунду появиться с ворохом одежды в руках.
— Быстро! — рявкнул он улыбающемуся нудисту.
— Чёрт! — воскликнул Дмитрий. — Может быть, именно поэтому программаторы Бейрута взрываются! Вирус.
— Я же просил, называть меня Вир, — возмутился голос, доносившийся из-под наброшенного на голову свитера.
— Я же не обращаюсь к тебе — человек, — пробормотала бородатая голова, высвобождаясь из шерстяного плена.
