«Не суйся, Джо, не путайся в это дело. А то плохо тебе будет».
Джо Крейн выдернул листы из машинки. Смял и швырнул в корзину. И пошел в буфет выпить кофе.
— Знаете, Луи,— сказал он буфетчику,— когда живешь все один да один, поневоле начнет мерещиться всякая ерунда.
— Ага,— согласился Луи,— Я бы на вашем месте давно свихнулся. Больно у вас в доме пусто, одному прямо жутко. Вам бы его, как старушка померла, сразу продать.
— Не мог я продать,— сказал Крейн.— Это ж мой родной дом.
— Тогда жениться надо,— посоветовал Луи,— Нехорошо эдак жить одному.
— Теперь уж поздно, — сказал Крейн,— Не найти мне такую, чтобы со мной ужилась.
— У меня тут бутылочка припрятана,— сказал Луи.— Так подать не могу, не положено, а в кофе малость подбавлю.
Крейн покачал головой:
— Не надо, у меня впереди трудный день.
— Правда не хотите? Я ведь не за деньги. Просто по дружбе.
— Не надо. Спасибо, Луи.
— Стало быть, мерещится вам? — спросил Луи.
— Мерещится?
— Ну да. Вы сказали — когда живешь один, всякое станет мерещиться.
— Это я так, для красного словца,— сказал Крейн.
Он быстро допил кофе и вернулся в редакцию.
Теперь тут все стало по-обычному: Эд Лейн уже кого-то отчитывал. Фрэнк Маккей кромсал на вырезки утренний выпуск конкурирующей газеты. Появились еще два репортера.
Крейн исподтишка покосился на шкаф. Дверца была закрыта.
На столе у заведующего отделом репортажа зазвонил телефон. Маккей снял трубку. Послушав минуту, отвел трубку от уха и прикрыл рукой микрофон, чтоб его не услышали на другом конце провода.
— Джо,— сказал он,— это для вас. Какой-то псих уверяет, будто видел швейную машину, которая сама бежала по улице.
Крейн снял трубку своего аппарата.
— Переключите на меня двести сорок пятый,— сказал он телефонистке.
— Это «Гералд»? — услышал он,— Алло, это «Гералд»?
— Крейн слушает,— сказал Джо.
— Мне нужен «Гералд»,— послышалось в трубке,— Я хочу им сказать…
— Вас слушает Крейн из редакции «Гералда». Выкладывайте, что у вас там?
— Вы репортер?
— Репортер.
— Тогда слушайте. Я вам все расскажу по порядку, в точности как было. Шел я по улице, гляжу…
— По какой улице? — спросил Крейн,— И как вас зовут?
— По Ист-Лейк,— был ответ,— Не то пятисотые, не то шестисотые номера, точно не помню. Иду, а навстречу катится швейная машина, я и подумал — вы бы тоже так подумали, если б повстречали швейную машину,— кто-нибудь, думаю, ее катил да упустил. Она и катится сама. Хотя чудно, улица-то ровная. Понимаете, никакого уклона там нет. Вы ж, наверно, это место даете. Гладко, как на ладони. И кругом ни души. Понимаете, время-то раннее…
— Как ваша фамилия? — спросил Крейн.
— Фамилия? Смит моя фамилия, Джеф Смит. Я и подумал, надо помочь тому парню, кто упустил эту самую машину. Протянул руку, хотел ее остановить, а она увернулась. Она…
— Что она сделала? — заорал Крейн.
— Увернулась. Вот чтоб мне провалиться, мистер! Я протянул руку, хотел ее придержать, а она увернулась. Будто знала, что я хочу ее поймать, вот и не далась, понимаете? Увернулась, объехала меня и покатила своей дорогой, да чем дальше, тем быстрей. Доехала до угла и свернула, да так ловко, плавно…
— Вы где живете? — спросил Крейн.
— Где живу? А на что это вам? Вы слушайте про машину. Я вам дело говорю, чтоб вы в газете написали, а вы перебиваете…
— Если я буду про это писать, мне надо знать ваш адрес,— сказал Крейн.
— Ну ладно, коли так. Живу на Норе Хемптон, двести три, работаю на машиностроительном заводе Эксела. Токарь я. И уж, наверно, целый месяц спиртного в рот не брал. И сейчас ни в одном глазу.
— Ладно,— сказал Крейн.— Валяйте рассказывайте дальше.
— Дальше-то вроде и нечего рассказывать. Только вот когда эта машина катила мимо, мне почудилось, вроде она на меня поглядела. Эдак искоса. А как может швейная машина глядеть на человека? У нее и глаз-то нет, и вообще…
— А почему вы решили, что она на вас глядела?
— Сам не знаю, мистер. Так мне почудилось… Вроде как мурашки по спине пошли.
— Мистер Смит,— сказал Крейн,— а раньше вы ничего такого не видели? Скажем, чтобы стиральная машина бегала или еще что-нибудь?
— Я не пьяный,— обиделся Смит.— Целый месяц в рот не брал. И отродясь ничего такого не видывал. Только я вам чистую правду говорю, мистер. Я человек честный, это все знают. Кого угодно спросите. Хоть Джонни Джейкобсона, бакалейщика. Он меня знает. Он вам про меня расскажет. Он вам скажет, что я…
— Ясно, ясно,— миролюбиво сказал Крейн.— Спасибо, что позвонили, мистер Смит.
«И ты, и еще этот Смит,— сказал он себе,— оба вы спятили. Тебе мерещится железная крыса, и пишущая машинка начинает учить тебя уму-разуму, а этот малый встречает швейную машину, которая бегает по улицам».
Мимо, решительно стуча каблучками, прошла Дороти Грэм, секретарша главного редактора. Она была вся красная и сердито гремела связкой ключей.
— Что случилось, Дороти? — спросил Крейн.
— Опять эта окаянная дверца. Шкаф этот несчастный. Я оставила его открытым, точно помню, а какой-то растяпа взял и захлопнул, и замок защелкнул.
— А ключом отпереть нельзя? — спросил Крейн.
— Ничем его теперь не отопрешь,— отрезала Дороти.— Придется опять звать Джорджа. Он умеет укрощать этот замок. Слово такое, что ли, знает… Прямо зло берет. Вчера вечером мне позвонил шеф, говорит — придете пораньше, надо приготовить магнитофон для Элбертсона. Он едет на север на процесс того убийцы и хочет кое-что записать. Я вскочила ни свет ни заря, а что толку? Не выспалась, даже позавтракать не успела — и на тебе…
— Достаньте топор,— посоветовал Крейн,— Уж топором-то открыть можно.
— Главное, с этим Джорджем всегда такая канитель! Говорит — сейчас приду, а потом ждешь его, ждешь, позвонишь опять, а он говорит…
— Крейн! — на всю комнату заорал Маккей.
— Ага,— отозвался Крейн.
— Что-нибудь стоящее с этой швейной машиной?
— Парень говорит — она сама бежала по улице.
— Можно из этого что-нибудь сделать?
— А черт его знает. Мало ли кто что сбрехнет.
— Что ж, поговорите еще с кем-нибудь в том квартале. Поспрашивайте, не видел ли кто, как швейные машины разгуливают по улицам. Может получиться забавный фельетончик.
— Ладно,— сказал Крейн.
Можно себе представить, как это прозвучит:
«Вас беспокоит Крейн, репортер "Гералда". Говорят, в вашем квартале бегает на свободе швейная машина. Вы ее, случаем не видели? Да-да, уважаемая, я именно это самое и сказал: бегает швейная машина. Нет, мэм, ее никто не толкает. Она бегает сама по себе…»
