Легкое движение. И ложбинка на груди расширилась, являя для обзора амулет, висящий на тонкой цепочке. Яна с омерзением сплюнула. Было от чего: оберег представлял собой миниатюрную золотую скульптурку, изображающую мужское начало во всей красе. Вернее, не начало, а совсем наоборот.
- Думаешь, что сможешь схорониться за этой штуковиной?
- Это сильный талисман.
- А тебе не кажется, что твой чародей надул тебя дважды: в прямом и переносном смысле?
- Ну, во дворец он же меня пропустил, - в голосе Клары появились нотки неуверенности.
- А мы сейчас проверим. Скажи: "Ква".
- Зачем?!
- Тренироваться надо. Потому как ближайшие лет пятнадцать других слов ты просто не сможешь выговаривать.
- У тебя ничего не получится!
- Может быть... Если твой чародей не одурачил тебя, и если он побольше моего соображает в колдовстве. Что-то я не чувствую в амулетике ни какой силы. Обыкновенная пошлая побрякушка. А там, кто знает? Но, на всякий случай, прими к сведению, я же не враг тебе, - глаза Яны полыхнули зеленым огнем, - в той стороне, есть прекрасное болотце. Мухи там жирные, вкусные. Так что, если вдруг у меня что-нибудь получится, прыгай туда. Не пропадешь. А через пятнадцать лет возвращайся. Я подумаю, что дальше делать.
Оборзевшая внучка уже не выглядела такой наглой, во взгляде отчетливо проглядывался страх. Заметив это, Яна хищно улыбнулась.
- Ты готова? Я приступаю...
Но эксперимент по проверке чудодейственной силы амулета так и не начался. От сильного удара распахнулась дверь. На пороге стоял тяжело дышащий Серенький. Струйки пота стекали по мокрой шерсти, быстро образуя на деревянном полу благоухающую лужицу.
- Емеля... Вовку... Быстрей... Спасать надо... - медведь с трудом переводил дыхание.
- Успокойся, Серый, отдышись, - посоветовала Яна, но в душу закралось смутное предчувствие чего-то непоправимого.
- Некогда... спеши... Емеля... приказал... Вовку... казнить.
- Из-за тебя все, паскуда! - Ведьмочка наградила Клару испепеляющим взглядом. - Учти, теперь кваканьем не отделаешься. Но сейчас некогда с тобой заниматься. Держи пока авансик.
Яна отвесила внучке звонкую пощечину, от которой та грохнулась на пол и замерла, не подавая признаков жизни. Хозяйка хмыкнула, удивляясь результату. Вдарила только раз, в полсилы, с небольшого разворота, тыльной стороной... ступни.
Считать до десяти, дабы законстатировать факт нокаута не было времени. Яна пулей вылетела из избушки, скомандовав на ходу:
- Серый! Васька! За мной!
Через три минуты самая вместительная ступа из имеющихся в "гараже" взвилась в безоблачное небо, унося отдувающегося медведя, полную решимости девочку-ведьму и невозмутимого черного кота.
* * *
Я проснулся оттого, что меня окатили холодной водой. Пробуждение - это не совсем точное определение. Когда человек просыпается, даже если он дрых безо всяких сновидений или погрузился в "обморок" в результате чрезмерного употребления алкоголя, то какие-то внутренние часы все равно отмеряют определенный отрезок времени, разделяющий отход ко сну и пробуждение.
Со мной же было все по-другому. Казалось, что всего секунду назад прозвучал тост в честь Наимудрейшего, и я хлобыстнул порцию хорошего коньяка, и нате, получите - ледяной душ. Состояние организма (имеется в виду степень опьянения) было тем же самым, что и перед отключкой, и по этому я соображал туговато. Вернее, почти совсем ни фига не соображал, а только тупо удивлялся. Это ж надо, только что восседал за ломившимся от диковинных яств и напитков столом, вокруг "плясали" голые девки, за мной ухаживала очаровательная Мэри Поппинс (русифицированную версию ее фамилии произнести не поворачивается язык). А мгновение спустя - ледяная вода в и без того сыром, заплесневелом помещении.
Я лежал на голом каменном полу небольшой камеры, скупо освещаемой чадящим пламенем факела. "Может это местный вытрезвитель?" - Тяжело пробилась глупая догадка в одурманенную голову. Вполне возможно. Только вместо ментов на меня равнодушно взирали четыре лоснящихся негра, вооруженные неизменными ятаганами.
- Вставай, пошли! - Велел сиплый голос.
Я выполнил приказ только на четверть. Не встал и не пошел, а поменял лежачее положение на сидячее. Смена позы позволила разглядеть распоряжающегося человека. Это был низенький (чуть повыше Соловушки), пузатый (немного худее разбойника) обладатель лопатоподобной бороды и близко посаженных, постоянно бегающих бусинок глаз.
- Ты кто? - Спросил я, чтобы что-то спросить.
- Воевода.
- А зовут как?
- Тебе это не пригодится. Пошли! - Вновь скомандовал бородатый недомерок.
Вставать мне не пришлось, так как один из черномазых громил (да простят меня афро-американцы) схватив за шиворот, легко придал моему телу вертикальное положение.
Воевода, с трудом дотянувшись, выдернул из крепления на стене факел и вышел из камеры. Я догадался, что если не пойду сам, то мне помогут эти милые, но грубые арапы. Поэтому молча последовал за коротышкой.
Мы шли по мрачному (подземному?) коридору. Впереди воевода, за ним я, взятый в "коробочку" безмолвными стражниками. Через пару минут я оставил попытки хоть что-нибудь выяснить, так как все мои вопросы оставались без ответа. Дальше мы пошли молча, под аккомпанемент гулкого эха, многократно отражающегося от низких сводов цоканья подкованных сапожек воеводы. Мои кроссовки и босые ступни негров звуков не издавали.
* * *
При подлете к площади ступа заметно сбавила ход, а метров за сто и вовсе "забуксовала". Словно наткнулась на невидимую преграду.
- Ах, колдуны хреновы! Ну, дождетесь, доберусь до вас, задолизы Емелины! - Возмутилась Яна и посадила свой летательный аппарат в небольшом тихом дворике.
Хозяин вынужденной посадочной площадки начал было возмущаться, но быстро успокоился после того, как Васька облаял его (причем так натурально, что не всякая собака смогла бы). А медведь пообещал опешившего владельца дворика разорвать ровно на тридцать семь с половиной кусочков, если со ступой что-либо случится.
Яна, продолжая материть придворных чародеев, установивших магический барьер, не останавливаясь неслась к площади с такой скоростью, что Серенький и Васька едва поспевали за ней.
* * *
У подножия лестницы, поднимающейся к главному входу во дворец, скрестив по-турецки ноги, сидел Соловушка. Он еле заметно монотонно раскачивался, что-то тихонько шепелявил. Взгляд, неотрывно обращенный на неподвижные створки ворот, охраняемые усиленным нарядом чернокожих стражников, был полон решимости. Правда, иногда в глазах разбойника поселялся страх, но всего на несколько мгновений, после чего взор вновь обретал твердость.
