- Не-а, - недоуменно протянул мальчишка. - Зато по-волчьи запросто! - и он живо задрал голову к небу.
- Да стой ты, упырина, - оборвал его дядька. - И так скотина на нервах вся, вишь, извелась! Мы лося подманивать будем, лосихой квохтать. Он подумает, что это матка зовет, так сам к нам и придет.
- Лихо! - восхитился Серый. - А меня научишь?
- Что ж не научить, научу, дело не хитрое.
Сумерки опустились быстро, и стук копыт княжьей охоты по лесной дороге раздался уже в фиолетовой темноте. Не доезжая до урочного места, коней со стражей оставили на краю бора, а сами пешком через болото пошли до дикой сосновой гривы. Там старый Шиш по каким-то ему одним понятным приметам отыскал лосиное ярище. Строго отвел Ольгерда и Серого подальше в сторонку и указал место, где делать засидку. Подросток с наслаждением втягивал раздувающимися ноздрями знакомый запах леса: сырой земли, прелого листа и пьянящий аромат сосновых игл. Его зеленые глаза выхватывали из сгущающегося мрака до боли родные картины, а руки, хоть и человеческие теперь, непроизвольно дергались, словно лапы бегущего зверя.
- Ты, Серый, не перекинуться ли собираешься? - лениво хохотнул князь, оглаживая усы цвета спелой пшеницы. - И то дело, лося нам загонишь какого покрупнее, не однолетку какого-нибудь.
- Будет тебе, Ольгерд, над мальцом тешиться, - одернул княжий дядька своего бывшего воспитанника. В лесу он стал другим: более уверенным, почти властным, исчезла показная суетливость движений. - Лучше давай, паря, я тебе покажу, как сохатого подманивать. Набежит их на зов тьма-тьмущая, сам выбирать станешь, какой глянется, - добавил он, обращаясь к Ольгерду.
Шиш привстал, сдавил себе горло обеими руками и дико заохал. Серый фыркнул, но когда под строгим взглядом дядьки он вздумал повторить то же самое, ничего у него не вышло.
- Эка голова скоморошья, ты не по-гусиному охай, а по лосиному! - сердился на него Шиш. Князь смеялся, откидывая голову назад, обнажая крепкие блестящие зубы.
Болото понемногу окуталось белым туманом. Что-то двигалось в нем, переваливалось и кряхтело. Морок искажал очертания, прятал, проглатывал и деревья и звуки. Наконец, затрещали сучья, и из туманного киселя возникло нечто, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Ишь, какой огроменный, - радовался шепотом Ольгерд, вскидывая мощный тисовый лук. Острое жало каленой стрелы поймало цель. С легким натужным кряканьем князь отвел руку. Тетива выжидательно натянулась.
Серый, дрожа от охватившего его возбуждения, жадно уставился на приближающуюся махину. Уже видны были развесистые лосиные рога. Но что-то внутри грызло подростка, что-то было неладно. И тут он понял. Запах! То, что копошилось там, в низине, не пахло лосем. Оно вообще не пахло как зверь. Серый прыгнул как распрямившаяся пружина. Удар пришелся князю в переносье. С протяжным выдохом Ольгерд выронил лук и поворотился к мальчишке.
- Белены объелся? - рыкнул он и отвесил Серому звонкую плюху.
В эту минуту туманное нечто приблизилось к ним почти вплотную и все увидели круглую румяную физиономию Борислава, сына боярина Шкирняка. Он приветственно размахивал руками- именно их и приняли охотники за лосиные рога.
- Не вели казнить, княже, - неуклюже поклонился неудавшийся "лось". - Виноватый я, что охоту вам спортил, только дело срочное.
Враз побелевший Ольгерд дико уставился на ражего детину, которого он чуть не пристрелил. Ему случалось убивать людей- но врагов и в честном бою, а это совсем другое дело.
- Ты куда полез, оглобля, - заорал он на Борислава, распаляясь и багровея лицом. - Я ж тебя за зверя принял! Спасибо вон Серому, он остановил, а не то бы уже кишки свои по болоту разыскивал.
Серый скукожился у ног князя. Распухшая от удара щека и красная струйка из носа придавали ему жалостный и несчастный вид. Щенок, которого ни за что ни про что оттрепала взрослая собака, которой он так доверял.
- Ты, брат, прости меня, - склонился над ним Ольгерд. - Ты быстрее сообразил, а я, олух, прости господи, еще и взгрел тебя.
Подросток молча вцепился в колени своего господина, уткнулся в кожаные штаны и заплакал, тоненько и жалобно. Князь гладил его по голове и худым острым плечам.
- Так там нурмане в городе, - встрял Борислав, казалось нимало не озабоченный своей отложенной кончиной.
- Город захватили! - охнули разом Шиш и Ольгерд.
- Да нет, гости, не поймешь только торговые или разбойничьи. Ихний главный говорит, что знаешь ты его будто. Нешто родня он тебе, или как...Гардрада его кликают, - и незадачливый посланник поскреб кучерявый затылок, напряженно вспоминая.
- Гарольд? - изумился князь. - Гарольд Гардрада?
- Во-во, то самое, - облегченно согласился Борислав. - И нурманов с ним человек пять будет. На лодчонке вовсе утлой уже под вечер приехали. Ну, наши ребята их, понятно, пускать не стали. Приказа не было, стало быть. А тот, что главным у них, вертлявый такой, мелкий, а гонористый. Шум поднял, тебя, стал быть, словами поносными поминать стал, - тут парень потупился, видимо живо вспомнив конкретные высказывания заморского гостя.
- Да, Гарольд таков, - неожиданно рассмеялся Ольгерд. - Ни с кем не церемонится! Это мой троюродный кузен, сын моего дядюшки Торольда Лошадиная Морда. Его так сами викинги прозвали, потому, как уж очень страшен он был, даже кони пугались. Ему из-за этого все больше морем, на лодьях, приходилось плавать. Хорошо хоть, что Гарольд лицом в мать удался. Что ж, - поворотился он к своим спутникам, - видать не судьба нам нынче лосятинки попробовать, давайте в город собираться, раз такие дела.
И через несколько минут кони понесли их назад, той же дорогой, по которой они совсем недавно ехали на охоту.
* * *
- Ты просто не знаешь Гарольда, - кряхтел Ольгерд, с трудом натягивая тяжелые праздничные одежды, непонятным образом ставшие ему заметно тесноватыми. - Он совершенно не придает значения всяким там церемониям. Для него почет- тьфу! В Царьграде он со своей дружиной служил в дворцовой гвардии, приглянулся самой императрице Зое. Она за муж за него хотела выйти, базилевсом сделать, так он отказался.
Домогара фыркнула:
- Еще бы не отказался! Этой Зое полвека скоро стукнет, корова от жира распухшая. Готова поспорить, что там дело не обошлось без смазливой молодайки. - Княгиня склонилась над зеркалом, подмазывая полные губы карминовой помадой. Со времени своего сказочного омоложения она заметно пополнела и теперь нравилась и себе, и, главное, Ольгерду не в пример больше прежнего. Особенно теперь, разряженная в пух и прах, завлекательно пахнущая дорогими иноземными благовониями, с подведенными сурьмой веками. Князь с медвежьей грацией приобнял супругу за талию, за что немедленно получил чувствительный тычок в подреберье.
