Это я тоже написал. Это опубликовано в “Фантастике–87”.
Вот как получается, казалось бы, взял я чисто биологическую тему: продление молодости, отмена старости. Но за биологической ниточкой покатился клубок — от новых сроков жизни к новой демографии, от демографии к новой географии, от географии к новой космографии, от нее к новой физиологии и новой психологии, к новым условиям жизни и к новым отношениям.
Новые отношения, новые и конфликты.
Испокон веков на театральных подмостках разыгрывается волнующий конфликт треугольника: она и два претендента. Один молодой, прекрасный, пылкий, другой — старый, противный, но знатный или богатый или хотя бы заслуженный, опытный. Испокон веков зрители бурно аплодируют победе молодости, радуются посрамлению старости и богатства. Радуются победе молодости в театре, хотя в подлинной жизни частенько побеждают денежки старших.
Не изменит ли отмена старости этот заслуженный конфликт? С имуществом — так полагаем мы — в будущем никто считаться не будет. Но ведь старики отныне не старики. У них зрелость, ум, опыт, уважение, положение. И не предпочтут ли красавицы этих, оправдавших надежды зеленым юнцам, надежды только подающим?
А куда же денутся отвергнутые юноши первой молодости? Так и останутся неприкаянными холостяками? Или их подберут омоложенные матроны? Водевильная ситуация? Ницше предлагал именно такой порядок для нормальной семьи: мужчины средних лет женятся на молоденьких, вводят их в жизнь, потом зрелые женщины разводятся со своими стариками и берут на воспитание юношей. Может быть, именно это сочтут рациональным для общества нестареющих?
Новые условия, новая и мораль. Жениться не на всю жизнь. Однажды, выступая перед очень юными читательницами, будущими работниками детских садов, спросил я: получив вторую молодость, оставят ли они себе прежнего мужа? Тут все оказались единодушны. “Другого”, — голосовали они хором.
К конфликту личному, любовному добавляется и служебный. В нашей быстропротекающей жизни старики, отработав свое, уходят на пенсию. Академики уступают место докторам наук, те — кандидатам, младшие становятся старшими, неостепененные пишут диссертации. И движутся–движутся вверх по лестнице бывшие студенты, добиваются самостоятельности, получают задания все крупнее, интереснее, проявляют оригинальность, вносят новизну.
А как же в многовековой жизни? Первое омоложенное поколение так и останется первым, самым старшим, второе — вторым, седьмое — седьмым — на седьмой степени подчинения. И нет оснований ершиться. Старшие и в самом деле опытнее, а сил у них не убавляется, с какой же стати их замещать? Как будут решать эту проблему нестареющие наши потомки? Может быть, выберут английскую систему младших сыновей. Там первенец оставался дома, получал целиком наследственное имение, младшие отправлялись за море искать счастье в чужих странах. Не стоит ли и тут отправлять младшее поколение в чужие земли (на чужие планеты?). Пусть там и строят новый мир по–своему.
Пожалуй, справедливо. Но разумно ли? Старшим достанется благоустроенный центр, младшим — необжитые окраины, целина. Старшим — академии наук и искусств, младшим — голые камни в пустыне. К тому же у старших опыт и знания, а у младших — только молодой задор.
Но с другой стороны, у старших опыт‑то вчерашний. Они помнят и уважают даже и то, что не грешно забыть, заменить.
Непросто получается от этого продления молодости. Конечно, похоронить легче, чем жизнь выстроить. Но до сих пор люди все же предпочитали хлопоты о жизни.
В науке есть такой термин: дерево цели.
Допустим, поставлена важная цель, основная. С ней связаны второстепенные и третьестепенные. На графике получается этакое лохматое дерево с переплетающимися ветвями. Сравниваются решения. Такое‑то отвечает основной цели, такое‑то — только вторичным, боковым. Выбирается наивыгоднейшее.
Вот и у нас получилось подобие дерева потому, что в основе‑то лежала старинная мечта о вечной юности. И “лет до ста расти нам без старости”, — рекомендовал Маяковский. И “живите тысячу лет”, — желают щедро восточные вежливые люди.
Будем считать, что мечта — это почва, на которой вырастает наше древо тем.
Сажаем в нее семечко — гипотезу, идею воплощения. Это отдельная тема. От идеи тянутся корешки обоснований. Превращение их в надежные корни — тоже тема. Несколько тяжеловесная, ее нелегко сделать интересной. Трудно рассказывать о труде, о чувствах легче. Чувства нам понятнее, они же древнее. Трудом занялся только человек, а чувства были у всех его предков.
Но вот корни закрепились, росток вытянулся, превратился в надежный ствол, дал плоды…
И тут очередная тема — дележка. Кого угощать сладким эликсиром вечной юности, кому дожидаться своей очереди?
А на окрепшем стволе развернулась обширная крона нужд общечеловеческих.
И появляются новые ветви, даже не ветви, добавочные стволы в кроне.
Ствол тем экономических: где жить всем омоложенным — на Земле или в космосе? если в космосе, то как? и где?
Ствол социальных тем–проблем: отношения поколений, отношения Земли и космоса, центра и дальних окраин.
Еще ствол или ветвь толщенная проблем психологических: пригоден ли человек биологически, физиологически, психологически для многовековой жизни? если не пригоден, менять надо. И как?
Изменение человека — это особый ствол, может быть, даже и дерево другое.
Стволы, ветви, веточки, листочки. Каждый листок — чья‑то жизнь. Но и жизнь отдельного человека будущего, такого вот многовекового — тоже тема.
И так с любой крупной целью, с любой важной темой: почва мечты, корни потребностей, ростки идей, стволы трудов, плоды, последствия личные и общечеловеческие… и отдельные листочки личной судьбы.
С деревьями целей в этой книге вы встречались неоднократно. Все было здесь — и корни, и ветви, и кроны, и листочки.
Где‑то в самом начале книги поминал я, что за всю жизнь накопилось у меня сотни две с половиной замыслов. Ну не все заманчивые, есть заурядные, есть устаревшие, есть и сходные, вытекающие из предыдущих. Вот, например, темы № 156, 180, 211, 212–а и 224. Видимо, возвращался мыслью, что‑то подправлял, дополнял. И тот же мотив в № 251, который я озаглавил “Шестой день творения”.
На шестой день, если знаете библейские предания, Господь Бог, завершив сотворение мира, решил еще вылепить из глины человека по своему образу и подобию. И был доволен своей работой, сказал сам себе: “Это хорошо!” И опочил после трудов тяжких.
