хотели. Дам вам на прощанье совет… Или нет, попрошу вас: не обижайте людей. Прощайте.
Улыбнувшись Крынкину морщинисто и ласково, старик пошел в глубь перехода, не дожидаясь спутников. Рация пропела громко и настойчиво: «Та-та, та-та-та, та-ти-та-таааа!»
— Пора, Леон, — сказал тот, которого звали Алексеем. — Время восстанавливается.
Леон сумрачно кивнул, надевая овчинные рукавицы. Алексей придержал его за локоть и спросил вполголоса, показывая в сторону киоска:
— Может, стереть? Для его же спокойствия…
Крынкин расслышал. И заледенел. Он представил себе, как его будут стирать. Как пыль. Или как карандашный штрих-резинкой.
— Не стоит, — басовито ответил Леон, и в его темных глазах появилось то же неприятное выражение, что и у старика, когда он добавил: — Этот и сам все забудет…
И они зашагали за стариком, который уже поднимался по каменным ступенькам к синему стылому городскому январю. Алексей и Леон догнали старика и пошли рядом с ним.
Пока они не скрылись из виду, Крынкин молча смотрел им вслед. Потом, с трудом поворачивая шею, огляделся. Переход был ярко освещен и пуст, вверху мигала и зудела по-комариному неоновая трубка.
И эта трубка, уже месяц трещавшая над его столиком, вдруг словно заново осветила все; что случилось сейчас и чему он все равно не мог подобрать никаких объяснений.
У самых валенок он увидел темный комок. Испачканный платок старика, который тот выбросил после приступа.
Комок вдруг дернулся, откатился в сторону, словно под сильным ветром, подпрыгнул и исчез.
Крынкина сильно толкнули. Он стоял вплотную к стене, мимо шли люди, оглядываясь на него. Переход был полон, часы показывали шесть сорок пять, но он твердо знал, что вот сейчас только было полшестого и ни души на двести метров вокруг…
Домой он доехал на такси. Дожидаясь лифта, поднимаясь на одиннадцатый этаж, Крынкин все время оглядывался, как будто за спиной кто-нибудь стоял. Он чуть не сломал ключ, открывая дверь, потом ободрал пальцы, снова закрывая ее на все замки — японский электронный, английский цифровой, длинный немецкий засов и цепочку. Заперев, обессиленно сполз по стенке и сел прямо на пол.
Через некоторое время он пришел в себя настолько, что снял тулуп, разулся и сунул ноги в шлепанцы. Пройдя в комнату, открыл сервант, вынул из бара темную бутылку и рюмку. Коньяк опалил горло, но легче не стало. Крынкин направился к книжной полке, где стоял уцелевший еще с техникумовских времен «Большой философский словарь».
«Иванов, Д. X.» — Когда он прочел семь набранных петитом строчек, его покачнуло, захотелось протереть глаза. В скобках после инициалов стояли две даты: «(1826–1880)». Голова у Крынкина пошла кругом.
Телефонный звонок точно ударил, оглушил. Сняв трубку, он ответил нетвердым голосом:
— Слушаю…
В трубке весело и возбужденно завопили:
— Але, Володя, ты? Бросай все, хватай деньги, приезжай ко мне! Тут один хмырь срочно загоняет «Таурус», квадрофоник, такой, как ты искал! Але! Але! Слышишь меня?
— Да-да, — машинально ответил Крынкин. И вдруг словно бы ожил.
Видение элегантного плоского магнитофона, сияющих ручек на черных, глубокой матовости панелях, компактных ребристых колонок вновь наполнила его той самой энергией, что двигала его жизнь и многогранную деятельность до той самой встречи в переходе с нелепым стариком.
Вот когда можно было забыть весь этот бред и продолжать жить, жить полноценной разумной жизнью!
И Крынкин ринулся к секретеру.
Vivos voco, mortuos plango [1]
Надпись на колоколе
Бреннан вздохнул так шумно и горестно, что со стола взвилась бумажная салфетка.
«Ну кто мог предвидеть? Еще сутки в этой дыре, и заказы на аппаратуру вырвут из рук! Не-ет, первый и последний раз еду машиной… Слава богу, что эти вымогатели обещали к утру все кончить…»
Он огляделся. Народу в баре было мало. За соседним столиком шумно ел белобрысый здоровяк. Почувствовав взгляд Бреннана, он вопросительно уставился на него, потом насупился и еще пронзительнее заскреб ложкой по тарелке. Бреннан отвернулся.
Тусклое зеркало, висевшее напротив, отразило его раздраженное лицо. Если он прохлопает оба заказа, то эта смиренная крыса, господин вице-директор, со всем усердием накапает на него правлению фирмы…
Бреннан нервно встал и пошел к дверям, где в кособоком застекленном ящике висел телефон. Стук каблуков навлек на него неодобрительные взгляды стариков, чинно игравших в карты. В этом баре он выглядел словно попугай в клетке с воробьями.
У самых дверей он столкнулся с высоким человеком в мокром плаще. Мимоходом извинившись, Бреннан подумал: «Только дождя мне еще не хватало…»
Пальцы сами набрали осточертевший за два дня номер авторемонтной мастерской. Разговор с механиком его немного успокоил. Повесив трубку, он вернулся в зал и сел за свой столик.
Насытившись, белобрысый порылся в карманах и бросил медяк в музыкальный автомат. В гулком от безлюдья зале взревел «Плевок через Атлантику». Бреннан поморщился и вынул портсигар. Он не слишком любил музыку, а это… Это даже не музыка. Хотя, с другой стороны, длинноволосые загребают неплохие деньги.
С его места было видно, как человек в мокром плаще, встреченный им у входа, о чем-то горячо толкует с барменом. Бармен — худой, смуглый, с печальными глазами — несколько раз отрицательно качнул головой и что-то неслышно ответил.
Человек в мокром плаще помедлил, затем характерным жестом развел руками, повернулся и пошел прочь. Пластинка смолкла.
Бреннан раскурил наконец свою «бернардиту», выдохнул красивое кольцо и насадил его на тоненькую струйку дыма.
Человек в мокром плаще, шедший мимо, внезапно остановился. Его раздосадованное лицо вдруг смягчилось и повеселело. Он усмехнулся и сказал удивительно знакомым голосом:
— Неужели это все, что осталось от Ли Бреннана?
Бреннан недружелюбно оглянулся, вскочил и расплылся в улыбке.
— Фи-и-л! Бог мой, ты-то откуда здесь? Ну-ка садись, обсыхай, а я сейчас что-нибудь закажу. Фил, старый хрыч! Или ты уже профессор Филипп Тендхувенн, а? — Бреннан подмигнул Филиппу и, хохотнув, шлепнул его по мокрому плечу.
Филипп сел, не снимая плаща. Бармен принес бутылку «Мажестик» и стаканы. Наливая, Бреннан говорил без умолку:
— Уже поверил, что сдохну здесь от тоски, как муха в сейфе. И вдруг ты! Тоже что-нибудь с машиной? У моей коробка скоростей полетела, черт ее дери. Чинят! Завтра сматываюсь отсюда, иначе накроется заказ и вместе с ним — хорошие проценты. Если тебе на Запад — могу подбросить!
Филипп покачал седеющей головой, вертя в пальцах нетронутый стакан:
— Нет, спасибо, я здесь… надолго.
Бреннан захохотал:
— Прими мои соболезнования! Бедняга! Да, кстати, — он не без гордости развернул свой объемистый бумажник, — взгляни-ка. Это
