Еще были Йоргенсоны на Болотной Миллер Роуд. Бенни Йоргенсон умер от удара, и через три года Айва снова вышла замуж и стала Айвой Хейни. После этого ее семилетнего сына и пятилетнюю дочь стали преследовать дома разные беды. Мальчик выпал из ванны, а девочка обожгла руку о печь. Потом мальчик поскользнулся на мокром кухонном полу и сломал руку, а девочка наступила на грабли, засыпанные листьями, и их рукоятка попала ей прямо по макушке. Последним, но отнюдь не наименьшим злоключением было падение мальчика с лестницы, ведущей в подвал, куда он спускался за растопкой; он упал и раскроил себе череп. Некоторое время казалось, что он не выживет. Это была целая череда бед.
Рут решила, что в доме Хейни бед уже достаточно.
Она поехала к ним на своем стареньком "Додж Дарте" и застала Элмера Хейни сидящим на веранде с недопитой четвертью "Миллер Лайт"; клюя носом, он читал "Солджерз оф Форчун". Рут предполагала, что именно он и был главным несчастьем дома Айвы, особенно маленьких Беги и Ричарда Йоргенсон. Она сказала ему, что подозревает, что некоторые отчимы причиняют очень много горя своим приемным детям. Она также сказала, что считает, что детям будет гораздо лучше, если Элмер Хейни уедет из города. Очень скоро. До конца недели.
— Не угрожай мне, — спокойно сказал Элмер Хейни. — Сейчас это мой дом. Тебе лучше убраться из него, пока я не размозжил тебе голову поленом, приставучая сука.
— Обдумайте это, — сказала Рут, улыбаясь.
Джо Полсон в это время припарковался у почтового ящика. Он слышал все, Элмер Хейни говорил слегка в повышенных тонах, а у Джо было все в порядке со слухом. Из того, как он пересказывал эту историю в тот же день позже "Хэвен Ланче", следовало, что он сортировал почту все то время, пока эти двое переругивались, и не рассортировал ее, пока они не закончили свою беседу.
— Тогда откуда ты знаешь, что она улыбалась! — спросил Элт Баркер.
— Это было слышно по ее голосу, — ответил Джо. Через несколько дней Рут съездила в полицейские казармы в Дерри и поговорила с Бучем «Монстром» Дуганом. С его шестью футами и восемью дюймами роста и 280 фунтами веса он был самым огромным полицейским в Новой Англии. Ради вдовы Ральфа Монстр совершил бы что угодно, кроме, пожалуй, убийства (а может быть, и это тоже).
Еще через два дня они вновь посетили Хейни. У Монстра был выходной, и он был в гражданском. Айва Хейни была на работе, Бети в школе, а Ричард, конечно, еще был в больнице. Элмер Хейни, который все еще был без работы, сидел на веранде с четвертью "Миллер Лайт" в одной руке и с последним номером "Хот Ток" в другой. Рут и Монстр Дуган пробыли у него что-то около часа. В течение этого часа Элмер Хейни поимел очень много неприятностей. Те, кому довелось видеть его тем вечером покидающим город, говорили, что он выглядел так, будто кто-то пропустил его через сортировочную машину для томатов. Но единственным человеком, у которого хватило нервов, чтобы спросить, что, собственно, произошло, оказался сам старый Джон Харли.
— Ну, я вам скажу, — говорила Рут, улыбаясь. — Это было наимерзейшее дело из всех, что я когда-либо видела. Пока мы убеждали его, что его приемным детям будет гораздо лучше, если он уедет, он решил, что хочет принять душ. Как раз в то время, когда мы говорили с ним! И представьте себе, он выпал из ванны! Потом он обжег руку о печь, а на обратном пути поскользнулся на линолеуме. Потом он решил подышать воздухом, вышел и наступил на те же грабли, что и Бети Йоргенсон два месяца назад. Тогда-то он и решил, что ему пора собираться и уезжать. Я думаю, что он правильно сделал, бедняга. Где-нибудь в другом месте ему повезет больше.
Она была человеком, которого с наибольшим правом можно было назвать сердцем города, и, может быть, поэтому она была первой, кто почувствовал перемену.
Это началось с головных болей и плохих снов.
Головные боли начались в июле. Иногда они были такими слабыми, что она едва замечала их. Затем, без всякого перехода, они перешли в сильные пульсирующие удары в области лба. Вечером 4 июля ей стало так плохо, что она позвонила Кристине Маккин, с которой собиралась поехать смотреть фейерверк в Бангор, и сказала, что не сможет.
Тем вечером она легла еще засветло, но уже успело стемнеть, когда она наконец смогла кое-как уснуть. Она предполагала, что жара и сырость не давали ей уснуть — по всей Новой Англии это не давало спать людям в тот вечер, как она думала, и это была не первая такая ночь. Это было, пожалуй, самое безветренное и жаркое лето на ее памяти.
Ей снились фейерверки.
Только эти фейерверки были не красные, белые и ярко-оранжевые; они все были тусклые и ужасно зеленые. Они взрывались по всему небу во вспышках света… только вместо того, чтобы потухнуть, морские звезды образовывались в небе, стекаясь друг к другу и превращались в гигантские язвы.
Оглядевшись вокруг, она увидела людей, среди которых жила всю свою жизнь, — Харли и Креншоу, Брауны и Даплисси, Андерсоны и Кларендонсы, — уставившихся на небо, лица их были освещены гнилостной зеленью. Они стояли перед почтой, аптекой, "Хэвен Ланчем", Северным Национальным банком; они стояли перед школой и станцией Элта Баркера, с глазами, полными зеленого света, и тупо открытыми ртами.
Зубы у них выпадали.
Джастин Херд повернулся к ней и усмехнулся, растягивая губы и показывая оголенные розовые десны. В безумном свете ее сна слюна на его деснах казалась соплями.
— Доброго здоровья, — прошепелявил Джастин, и она подумала:
Вон отсюда! Они все должны убраться отсюда сейчас же! Если они этого не сделают, они умрут так же, как и Ральф!
Сейчас Джастин приближался к ней, и с растущим ужасом она увидела, что его лицо съеживается и меняется — оно становилось раздутым вышитым лицом Лумпкин, ее куклы-пугала. Она дико озиралась и видела, что все они становятся куклами. Мейбл Нойз повернулась к ней и уставилась на нее, ее голубые глаза были такими же расчетливо-жадными, как всегда, но губы сложились в купидонообразный бантик в улыбке китайской куклы.
— Томминокерыыы, — прошепелявила Мейбл монотонным, отдающимся эхом голосом, и Рут проснулась, задыхаясь, выпучив глаза, в темноте.
Ее головная боль прошла, по крайней мере, на это время. Она перешла от сна к бессоннице с мыслью: Рут, ты должна немедленно уезжать. Не собирая никаких вещей — надеть на себя что-нибудь, вскочить в «Дарт» и — ехать!
Но она не могла так поступить.
Вместо этого она снова легла. Спустя долгое время она снова уснула.
Когда пришло сообщение о том, что горит дом Полсонов, Хэвенское добровольное пожарное отделение выехало… но они действовали удивительно медленно. Рут была там на десять минут раньше, чем прибыл первый пожарный кран. Она бы просто оторвала Дику Эллисону голову, когда он наконец прибыл, если бы не знала, что Полсоны уже оба мертвы… и, конечно. Дик Эллисон тоже знал это. Поэтому-то он и не торопился, но Рут от этого было не легче, а совсем наоборот.
