— Что ты мелешь? — резко перебил я его. — Какие шайтаны? Опомнись!
— Эх, не знаешь ты ничего! — махнул рукой Иван. — И зачем только я поехал с тобой?..
Он наклонился к самому моему лицу, и на меня пахнуло густым водочным перегаром.
— Да ты пьян, Иван! — вырвалось у меня.
— Чуток хлебнул на ночь для храбрости, — сокрушенно признался он, да, видно, не помогло. Боязно мне, начальник.
— Понятно, — холодно сказал я. — Так вот почему ты чуть меня не застрелил. С пьяных глаз за снегового шайтана принял.
— Не смейся, начальник...
— Какой смех! Чуть не убил.
— Наваждение яманское! Как это я в вас бабахнул?
— Тебе лучше знать, как.
— Да я вас и не видел. Вы спали вроде...
Он вдруг замолчал и принялся тревожно озираться, всматриваясь в темноту.
Я тоже оглянулся.
— Что там, Иван?
— Лошадь чего-то беспокоится. Уши навострила!
— Ложись-ка ты спать, — посоветовал я. — А то тебе с пьяных глаз еще чего-нибудь почудится. Ложись, я посторожу.
Иван отрицательно покачал головой.
Некоторое время мы молчали. Потом Иван подбросил еще топлива в костер и, уставившись на колеблющиеся языки пламени, от которых отрывались и улетали в темноту искры, продолжал:
— Ты что ни говори, начальник, нечистое тут место. Ты где слыхал, чтобы так цветы пахли? От одного их запаха голова кругом идет и в глазах мутится. Опять же мазар... Зачем он тут? Не людских это рук дело. Это снеговые шайтаны, начальник.
— Заладил — «нечистое», «не людских»... Да пойми ты, дурная твоя башка, что если даже эти, как ты их называешь, «снеговые шайтаны» где-нибудь действительно существуют, так ведь это же обезьяны, самые обыкновенные обезьяны... Ты в зоологическом саду был?
— Ну, был.
— Обезьян видел?
— Видел.
— Так вот это и есть «снеговые шайтаны».
Лицо Ивана выразило неописуемое изумление.
— Скажи, пожалуйста, — протянул он, — а я думал, обезьяны — это вроде зверей. И какой пакости на свете не бывает. Ай-я-яй, тьфу, прости господи!
До меня не сразу дошло, что Иван спьяну понял меня совсем не так, как следовало.
Продолжая покачивать головой, он поднял на меня глаза и хотел еще что-то прибавить, как вдруг гримаса ужаса исказила его лицо.
— Вот они! — исступленно закричал он, уставившись в темноту над моей головой. — А-а-а!...
Испуганно заржала и заметалась на привязи лошадь.
Нервы мои не выдержали. Сперло дыхание. Ледяным обручем сдавило голову. Мелькнула мысль, что не хватит сил оглянуться. Я тоже закричал, сам не зная почему.
Лошадь продолжала отчаянно биться. Потом я услышал, как лопнул аркан и лошадь, не переставая ржать, умчалась прочь.
До боли стиснув зубы, чтобы оборвать крик, я закинул руку с револьвером за спину и выстрелил несколько раз. Только после этого заставил себя обернуться. На площадке, освещенной костром, никого не было. Эхо отгремело, и я услышал уже издалека топот нашей лошади. Время от времени она ржала. В ее ржанье слышались испуг и боль.
Меня трясло, как в сильнейшей лихорадке. Зубы стучали так, что звенело в ушах. Колени дрожали. Я начал тереть лоб, чтобы освободиться от ледяных тисков, сжимающих голову. Рука коснулась стоящих дыбом, словно наэлектризованных, волос. Я с ужасом ее отдернул.
Прислушиваясь и всматриваясь в темноту, я кружил около костра. Чувствовал, что едва держусь на ногах, и не мог заставить себя сесть. Иван лежал неподвижно. Вероятно, он снова был без сознания.
Что увидел он в темноте за моей спиной?.. Кто напал на лошадь?..
Кажется, я громко повторял эти вопросы, бегая вокруг костра и озираясь во все стороны. Мне чудилось, что кто-то готовится прыгнуть на меня из темноты.
Ощущение это стало совершенно невыносимым, когда, окончательно обессилев, я опустился на колени возле самого огня. Это был уже не страх, а какой-то приступ безумия. В ушах звенело, голова кружилась.
Потом перед глазами мелькнуло лицо Шоды, и я вспомнил...
Стал судорожно шарить по карманам. Нашел маленький узелок. Попытался развязать его, не развязал и весь целиком бросил в костер. Узелок вспыхнул зеленоватым пламенем и мгновенно окрасил огонь костра в ярко-зеленый цвет. Вокруг распространился резкий, острый запах, напоминающий запах камфоры.
Странно, я почувствовал успокоение. Голове стало легче. Дрожь утихала. Мысли прояснились. Незаметно я пришел в состояние полнейшей апатии и какого-то удивительного покоя. Все стало безразличным. Кто бы ни появился сейчас около лагеря, я не моргнул бы и глазом.
Было очень тихо. Светлым зеленым пламенем горел костер. Цветы уже не пахли так одуряюще. Звезды казались совсем близкими. Потом они померкли, я впал в забытье.
Солнце поднялось высоко и немилосердно пекло, когда я открыл глаза. Оглядевшись, с удивлением обнаружил, что лежу одетый поверх спального мешка. Костер уже не дымился, и Ивана в лагере не было.
Постепенно я стал припоминать события минувшей ночи. Сном или явью были они? Привстал, пошатываясь от слабости, разыскал шляпу и нахлобучил ее на голову, чтобы защититься от солнца. Заметил отсутствие лошади, оборванный аркан. Отошел в сторону и увидел валяющийся в траве котелок.
Вернулся к лагерю; спальный мешок Ивана был залит чаем. Конечно, не сон! Вот так история!...
Куда же делся Иван? Я начал искать бинокль. Бинокля тоже не оказалось. Некоторое время я сидел неподвижно, соображая, что делать.
— Ого-го! — донеслось издали.
Иван шагал к лагерю. Когда он подошел близко, я заметил, что он очень бледен и расстроен. В руках у него был бинокль.
— Дело дрянь, Владимир Лександрыч, — лошадь проспали...
Я молчал, испытующе вглядываясь в него. Он продолжал, заметно волнуясь:
— И спать-то я не спал, а вот когда лошадь ушла, не слыхал. Ходил искать; следы к перевалу идут. Домой, видать убежала...
— Разве ты не просыпался ночью? — удивленно спросил я.
— Просыпался, щепок в костер подкладывал. Лошадь тут была.
— И ночью все спокойно было?
— Спокойно. А что?
— Ничего... бредил ты ночью, — сказал я, исподтишка наблюдая за ним.
Он пожал плечами.
— Снилось что-то. А вот что, — не помню. Дрянь какая-то. Жарко было. Я к утру сверху мешка лег. Да и вы тоже на мешке спали.
Я закусил губы. Иван, должно быть, не помнил ночных видений.
— Что ж, — сказал я, вставая, — надо двигаться. Придется на себе груз тащить. Донесем?
— Два мешка да седло, да камни? Я один донесу...
— Иван, а почему ты весь в чаю? — не выдержал я. — Вон сколько на лице чаинок прилипло.
— Пил ночью, котелок опрокинулся... А вы ночью, видать, костер подправляли. Лицо у вас вроде в копоти.
