— Никто не бил. Просто неудачно приземлилась.
— Я один раз умудрилась ударить себя дверью, которую сама и открывала. Рассекла бровь. Видишь шрам?
Ева убрала с лица длинную челку и приблизила лицо к Марусе.
— Круто.
— Могу подлечить тебя. Хочешь?
— Опять ваши инопланетные чудеса?
— Наши, — кивнула Ева и протянула руку в сторону прохода. — Идем…
Маруся вышла в коридор и в очередной раз обомлела от удивления. Через огромные окна, сплошной полосой тянущиеся вдоль всего коридора, виднелась пустыня. Заходящее солнце заливало бескрайние дюны насыщенным цветом спелого абрикоса, резко обрывающимся на ребрах вершин и уходящим в контрастную черную тень. Никакой растительности и строений. Только тяжелый от жары ветер, лениво ползущий по песку и оставляющий на нем разводы. Иногда он подхватывал небольшие горсти пыли, завихряясь поднимал их в воздух и безразлично бросал в стены базы. Маруся присела на корточки и приложила ладонь к горячему стеклу.
— Как красиво…
— Да, очень, — согласилась Ева, подойдя к Марусе и положив руку ей на плечо.
— Где мы?
Ева ничего не ответила, и Маруся задрала голову, чтобы увидеть ее лицо.
— Это что, Африка?
— Это иллюзия, — уклончиво ответила Ева.
Наверное, они скрывались, поэтому и забрались так далеко от человеческих глаз… Но почему она не рассказывает Марусе? Не доверяет? Маруся встала и, сморщившись от боли, схватилась за коленки.
— Это будет долго заживать, — сказала Ева.
— Да уж я думаю…
— Разреши помочь тебе.
— Мам… — Маруся резко замолчала, оглушенная этим словом. «Мама». Она не произносила его так много лет. Слово обожгло внутри и отчего-то заставило кровь прилить к лицу, вызвав нездоровый румянец.
— Я хочу, чтобы мы подружились, — очень спокойно сказала Ева, взяв Марусю за руки. — Понимаешь? Я не прошу тебя любить меня как маму. Наверное, лучше признаться в том, что твоя мама умерла.
Маруся заглянула Еве в глаза. Что-то было не так. Внутри этого холодного спокойствия бушевало такое же пламя, как и внутри Маруси, но что за огонь это был? Любви? Стыда? Одержимости?
— Я буду твоим другом. Я стану твоим лучшим другом. Я стану лучше, чем мама.
— Можно мы не будем пока говорить об этом? — невнятно попросила Маруся. Она чувствовала себя очень подавленной.
— Конечно. Я просто хотела сказать. Я понимаю, что одного моего желания будет мало, но…
— Пожалуйста!
— Ты можешь называть меня по имени.
— Хорошо.
— Все нормально?
— Да. Нормально.
— Давай зайдем ко мне и подправим твои коленки, — очень осторожно улыбнулась Ева.
— И локти, — поддалась на уговоры Маруся.
Ева пошла по коридору и потянула за собой Марусю.
— Это совсем не больно и не страшно. Когда-нибудь у всех людей будет такая же возможность и больше никто не будет страдать из-за поврежденных покровов.
«Поврежденные покровы». Смешно. Все смешно. Слишком много хорошего и приятного. Слишком много улыбок. Может быть, это и есть магия, одурманивание, гипноз? Может быть, именно так Ева увела ребят из школы? Заманивает в свой искусственный рай?
Маруся словно очнулась. Она совсем не за этим перенеслась сюда. Не для того, чтобы спать в невесомости и любоваться пустынным пейзажем, не для того, чтобы залечивать раны и не для того, чтобы становиться лучшей подругой женщине, которая когда-то была ее мамой…
«Лучше признаться в том, что твоя мама умерла». Почему она так сказала? Может быть, это вообще не мама? Может быть, это другой и чужой человек. Инопланетянин, принявший облик мамы? Ее голос. Не оттого ли она так спокойна и даже немного холодна. Не потому ли умеет мысленно общаться и левитировать? Возможно, это робот, клон, чудовище или ужасный монстр с щупальцами и страшной пастью. Что?! Что может доказать, что это — мама? Маруся видела такие случаи в кино. В кино все было просто и однообразно. Герой вспоминал что-то, что мог знать только он и тот второй человек, в правдивости которого он сомневался. Но Маруся ничего не помнила.
Видимо, Маруся очень изменилась в лице, потому что, когда Ева в очередной раз обернулась к ней, она так резко остановилась, что Маруся чуть не налетела на нее.
— О чем ты думаешь? — спросила Ева.
— Что?
— Ты выглядишь рассерженной.
— Да? Нет…
— Тебя что-то смущает?
— Меня все смущает, — искренне призналась Маруся.
— Хочешь домой?
— Да.
— Но мы ведь собирались поговорить.
Уйти или остаться? Глупо сбегать вот так, не получив никаких ответов, да и подправить внешность было бы не лишним — все лучше, чем пугать папу шрамами по всему телу. Маруся постаралась успокоиться. В конце концов, главное, что она пока контролировала себя. Чувствовала, как ее пытаются обмануть и, значит, была в относительной безопасности.
— Да, да. Конечно.
Они дошли до конца коридора и Ева вызвала лифт.
— Жилой комплекс находится под землей.
— Чем-то похоже на подземный комплекс Бунина.
Ева пожала плечами.
— Может быть.
Двери лифта открылись и Маруся зашла внутрь.
— Хочу попросить тебя кое о чем… — начала Ева, зайдя следом за ней.
— Да.
— Расслабься. Ты очень напряжена.
— Ну извини.
— Я не буду пытаться переубедить тебя, хочу, чтобы ты сама все увидела и приняла решение.
Маруся кивнула.
— Обитатели базы, те, кого ты увидишь, очень… можно сказать, нежные существа. Ранимые.
Маруся вспомнила нападение на Зеленый город и ухмыльнулась. Нежные, ничего не скажешь.
— Они не знают зла и не понимают его. Как дети.
— А разве дети добрые? — ехидно спросила Маруся. Почему-то ей очень хотелось задеть Еву.
— Ну хорошо, как добрые дети, — не реагируя на колкости, ответила мама.
— Я должна вести себя как-то по-особенному?
— Нет. Достаточно просто улыбаться.
— Ты считаешь, что улыбки достаточно для того, чтобы считаться добрым?
— Не обижай их, пожалуйста. Мне можешь говорить, что угодно. А им не надо.
— Иначе что?
— Ничего.
— Они могут как-то агрессивно отреагировать?
— Да Бог с тобой, какая агрессия! Я же говорю, они даже не знают, что это такое.
Лифт остановился и распахнул двери.
«Привет», — Маруся услышала в голове незнакомый мужской голос.
Она перевела взгляд с Евы на того, кто ждал их в коридоре жилого комплекса. Это был молодой парень, если парнем можно было назвать инопланетянина. Однако этот инопланетянин был очень неплох собой. Не в марусином вкусе, но безусловно красивый своей нечеловеческой красотой. Он был немного выше Маруси, худой и как будто высушенный длительным обезвоживанием, так что черты его лица казались тщательно вылепленными. Белая и полупрозрачная, как воск, кожа с явным серо-голубым оттенком, известными Марусе синими жилками на висках, руках и шее. Большие, проваленные вглубь глаза, невероятно светлые, с вкраплениями белых точек, создающими фантастический эффект свечения. Этот эффект еще сильнее подчеркивали темные тени, похожие на растушеванный грим и делающие взгляд еще более драматичным и пронзительным. Маруся подумала о том, что его лицо похоже на карандашный набросок, где что-то лишь едва обозначено тонким штрихом, а что-то ярко прорисовано жирными мазками угольного грифеля. Тонкий нос, острый подбородок, четко очерченные бледные губы. Высокий лоб. Голова покрыта чем-то вроде трикотажного покрывала, завязанного сзади узлом и свисающим длинными складками на спину. Одет он был в облегающую тело черную водолазку и широкие бежевые штаны, перехваченные на бедрах тканным поясом. Слишком хрупкий и женственный. И, действительно, нежный.
